К началу ХIХ века в России сложилась уникальная духовная ситуация определённого равновесия между мощными пластами самостоятельных культур. В северной столице после царствования Екатерины Второй окончательно укоренилась и расцвела европейская просвещённость, державная горделивость которой укреплялась успехами военно–политического, хозяйственного и финансового развития этого нового Константинополя. Но одновременно, слабо затронутая западноевропейским духом старая столица, Москва, благодаря отсутствию речных и сухопутных связей с новой системой промышленного хозяйствования страны, смогла сохранить традиционную основу своего экономического существования в сельском хозяйстве и соответствующие этому существованию духовные отношения, характерные допетровской эпохе, вдохновенно отображаемые с помощью западноевропейских средств и в культуре. На стыке духовного оптимизма двух столиц и стала возможной уникальная свежесть пушкинского мировоззрения, гармоничность его континентального, чисто русского европейски просвещённого евразийства.

Урождённый представитель московской боярской аристократии юный Пушкин с жадностью и искренней охотой получал европейское образование под С. — Петербургом, в царскосельском лицее. Он тщательно изучил богатейшую сюжетную и языковую грамматическую традицию Западной Европы, многогранно заявленную в литературе и поэзии, которая помогла ему совершить огромный прорыв в качестве художественного сюжетного мышления, слабо развитого в прежнем народно–русском сочинительстве. Он в своём творчестве европеизировал московскую народную культуру, не разрушая, а наоборот, обогащая её третьесословную допетровскую самобытность ХVII века новыми европейски дворянскими и аристократическими формами светски просвещённого мировоззрения. Грибоедов, Лермонтов, Гоголь закрепили новое явление в мировой культуре, каким стала русская литература, оторвали её от пушкинского евразийства и превратили в самостоятельную европейскую традицию, что стало следствием происходивших изменений в хозяйственной жизни империи.

Постройка железной дороги С. — Петербург — Москва нанесла тяжёлый удар по московской самобытности. Дух европейского хозяйственного рационализма перевернул экономическое существование старой столицы. Поэтому развить особый евразийский романтизм Пушкина не удалось никому. Россия необратимо становилась в главных интересах власти и общества совершенно европейским государством. Дошло до того, что художественная и познавательная литература Британии, Франции стала удивлять русскую публику культурными особенностями Китая, Индии, Персии, — наших непосредственных или близких соседей.

За весь ХIХ век единственным восточным мотивом, серьёзно и основательно вошедшим в русскую духовность и культуру, был мотив туземный, связанный с завоеванием и освоением Кавказа. Но он не оказывал воздействия на цивилизационное развитие России, оставался в большей мере яркой экзотикой столкновения европейской империи с варварскими народностями и племенами, некоторые из коих часто упоминались в античной истории, что определяло особое любопытство к ним в обеих столицах.

Железные дороги за вторую половину XIX века произвели подлинную революцию в хозяйственных отношениях центральной России. Они подтолкнули бурное развитие промышленного капитализма, сельского хозяйства, потому что обеспечили многократное увеличение объёмов вывозимых в Европу товаров. Хребет экономики империи перемещался из Северо–западного региона в Великороссию, с её историческим хозяйственным и политическим центром — Москвой. Как следствие, в это время активизируется духовная жизнь Москвы, нарастает влияние славянофилов, виднейшие московские историки совершают переоценку личности Петра Великого и значения его Преобразований, при этом всё чаще звучат не просто критика, а обвинения царя Петра Первого в уничтожении русского общественного сословно–представительного единства.

Характерным проявлением возрастания роли Москвы при постепенном умалении Петербурга стало важное нововведение в облике царей и вообще мужчин царской семьи. После Николая Первого русские императоры и их родственники возвращаются к обычаю допетровской эпохи отпускать бороды и особым образом остригать их на манер московских государей. В музыке, в литературе, в живописи, в одежде год от года усиливался интерес к мифологизации допетровского времени, к допетровским царям и сюжетам, к народности, к народным сказкам. Стал возрождаться дух русского народничества в культуре, но народничества уже определённо европейского! Ибо экономический подъём в стране был определяем успехами внедрения в России промышленного капитализма, ориентацией хозяйственных отношений на европейские рынки.

Переименование в 1914 году Петербурга в Петроград, набирающая влияние идея переноса столицы государства в Москву стали следствием первостепенной значимости экономического, а потому и культурного развития Великороссии с начала ХХ столетия. Кризис феодализма в Центральной Европе, в том числе в двух наиважнейших германских империях, Австро–венгерской и Прусской, полностью подорвал ориентированную Петром Великим на германские традиции организации государственной власти феодально–бюрократическую систему государственности Российской империи. И она стала рушиться, пока не оказалась сметённой февральской буржуазно–демократической революцией 1917 года.

3.

Главной отличительной особенностью великорусского народного мировоззрения начала ХХ века от российского народного мировосприятия ХVII века было то, что оно стало вполне европейским. В частности, оно воспитывало отношение к степным тюрским племенам и народностям и татаро–монгольскому игу таким образом, что оно становилось схожим с древнерусским, то есть превратило это отношение в восточноевропейски великодержавное, носившее отпечаток явного духовного и культурно–цивилизационного превосходства.

Большевистский переворот и коммунистический режим опирались, главным образом, на это европейское самосознание великорусского народа. А рухнул коммунистический режим тогда, когда в стране наступил демографический и духовный кризис государствообразующего этноса, который обострялся по мере разрушения русской деревни и необратимой урбанизации населения Центрального региона, с одной стороны, и, с другой, — обозначилось качественное изменение в балансе экономического вклада европейской России в общий котёл экономического развития страны. Это развитие стало в большей мере определяться характером развития производительных сил Сибири, которые нарастали год от года с развёртыванием Западно–Сибирского ТПК и Красноярского промышленного региона. Однако чрезвычайно централизованная московская бюрократия оказалась неспособной эволюционно подстроиться под эти новые обстоятельства. В частности, вся культурная, духовная политика делалась в Москве, отражала традиции Московского мировоззрения и потеряла связь с процессами постепенного перемещения центра экономической, а потому и политической мощи к Уралу и за Урал.

Зарождение и становление великорусского народного характера и мировосприятия в эпоху Великой Смуты во многом определилось завоеванием Ермаком Сибири. Исчезновение восточной границы после присоединения Сибири к Московии Иваном Грозным было подобно разверзшейся бездне, было непривычно для предыдущей истории государства. Терялись привычные ориентиры, мировоззренческие устои, терялась способность власти государства проявлять себя в чётко очерченных границах. Это привнесло особую, буйную неуравновешенность в характер народа, который формировался после Народной революции, предопределило его судьбу в течение нескольких последующих столетий.

Сейчас тот народ отмирает. Чтобы государствообразующий этнос смог выжить и развиваться, он должен перейти в совершенно новое качество, и характер его обязательно станет иным. Каковы же будут главные черты его нового характера, нового мировоззрения и соответствующих им культуры, духовности?

Они будут определяться мощным развитием производительных сил Сибири и Дальнего Востока, перемещением туда интеллектуальной среды обеспечения опережающего роста производительности труда в условиях непрерывной урбанизации образа жизни подавляющего большинства населения этих колоссальных регионов. Там создаётся предпосылка появления новой, уже не византийской цивилизации на русской почве, а собственно русской цивилизации, со своими хозяйственно–экономическими и политическими интересами, которая самым непосредственным образом будет воздействовать на дальнейшую судьбу всего государства и государствообразующего народа.