Оказавшись снова на твердой тропе, Николсон сел, прислонившись к толстому стволу дерева, вытер тыльной стороной левой руки грязный мокрый лоб, по-прежнему держа в правой руке кольт. Он посмотрел на Вэнниера, растянувшегося во весь рост на земле и прикрывшего глаза рукой. Тот дышал часто и тяжело.

— Наслаждаетесь отдыхом, четвертый? Бьюсь об заклад, вы никогда не думали, получая диплом моряка, что он-то и даст вам возможность продираться сквозь индонезийские джунгли. — Бессознательно он понизил голос до шепота: джунгли и все вокруг них дышало враждебностью.

— Ужас какой-то, правда, сэр? — Вэнниер пошевелился, боль в ноющих мышцах вызвала у него стон, но он попытался улыбнуться. — Эти скачущие по деревьям Тарзаны дают совершенно ложное представление о том, как на самом деле ходят по джунглям. Что касается меня, то я убежден, что чертова тропинка так никогда и не кончится. Не думаете ли вы, сэр, что мы ходим по кругу?

— Вполне вероятно, — признал Николсон. — Я весь день не видел солнца. Так сплелись ветки над головой, что даже света небесного не видно. Мы можем идти на север, или на юг, или на запад. Но все-таки я считаю, что эта тропа снова выведет нас к морю.

— Мне кажется, вы правы, сэр, — мрачно ответил Вэнниер. Худое, потемневшее от солнца лицо с сильно обтянутыми кожей скулами, потрескавшиеся, но решительно очерченные губы — его облик не говорил о подавленности.

Николсон подумал, что за последние несколько дней в этом пекле, лишениях и испытаниях из Вэнниера выковался совершенно другой человек. Из робкого, неуверенного мальчишки он превратился в закаленного, решительного мужчину, чувствующего в себе новые силы и способности, о которых ранее не подозревал. Такого человека хорошо было иметь рядом.

Они помолчали. Дыхание их успокаивалось и становилось из надсадного нормальным. С деревьев тяжело срывались капли, гулко ударяясь о землю. Вдруг Николсон насторожился. Его левая рука коснулась плеча Вэнниера, предупреждая об опасности, но в этом не было необходимости: тот тоже услышал и, подтянув ноги, скрытно и бесшумно поднялся. И уже через секунду оба стояли за стволом дерева в ожидании.

Бормотание голосов и мягкие звуки шагов неуклонно приближались. Пока они никого не видели за изгибом тропы в десяти метрах от них. Идущие буквально вырастут перед ними, встречи не избежать. Николсон быстро огляделся вокруг в поисках лучшего места для укрытия, но не увидел ничего подходящего. Придется так и стоять за стволом дерева в ожидании. Судя по звукам, приближались двое. Они могли оказаться японцами. Кольт у него был засунут под рубашку, но и там щелчок предохранителя прозвучал неестественно громко. Месяц назад он бы ужаснулся даже при мысли о том, что придется стрелять из засады в ничего не подозревающих людей. Но это было месяц назад...

Идущие по тропе миновали поворот и внезапно появились перед моряками. Их было трое, а не двое, и определенно это были не японцы. Увидев это, Николсон почувствовал облегчение, смешанное с некоторым удивлением. Подсознательно он ожидал увидеть если не японцев, то дикарей с Суматры, полуголых, как и требовал климат, с трубками для стрельбы или же копьями. Но двое из пришедших были одеты в хлопчатобумажные брюки и выцветшие синие рубахи. Не радовала и винтовка в руке у самого старшего из трех. Однако Николсон продолжал так же твердо сжимать в руке кольт. Подождав, когда эти люди окажутся в трех метрах, он вышел на середину тропы и направил кольт прямо в грудь человека с винтовкой.

Человек отреагировал мгновенно. Он замер, в коричневых глазах под соломенной шляпой мелькнул огонек, и длинное дуло винтовки качнулось вверх, описывая полукруг, пока другая рука ложилась на оружие. Но шедший рядом с ним оказался проворнее. Его мускулистая рука мелькнула в воздухе и опустилась на ствол винтовки товарища, остановив движение оружия. На удивленное и злое выражение лица товарища он ответил несколькими быстрыми, резкими словами. Старший тяжело кивнул, отвернулся и опустил винтовку так, что мушка почти касалась земли, пробормотав что-то молодому человеку. Тот кивнул и посмотрел на Николсона враждебными глазами, странными на спокойном гладком лице:

— Begrijp u nederlands?

— Голландский? Извините, я не понимаю. — Николсон непонимающе пожал плечами, коротко взглянув на Вэнниера: — Заберите его винтовку, четвертый. Подойдите сбоку.

— Английский? Вы говорите по-английски? — медленно, запинаясь спросил молодой человек. Он глядел на Николсона подозрительно, но без прежней враждебности, затем поднял глаза чуть выше и внезапно улыбнулся. Отвернулся и быстро заговорил со стоящим рядом с ним человеком, потом опять обратился к Николсону: — Я сказал моему отцу, что вы англичанин. Я узнаю вашу шляпу. Конечно, вы англичанин.

— Это? — Николсон дотронулся до эмблемы на своей форменной фуражке.

— Да. Я жил в Сингапуре. — Он неопределенно махнул рукой на север. — Почти два года. Я часто видел английских офицеров с кораблей. Как вы здесь оказались?

— Нам нужна помощь, — без обиняков сказал Николсон. Первым инстинктивным намерением его было потянуть время, прощупать почву, но что-то в спокойных глазах молодого человека заставило его отбросить настороженность. «Собственно, чего нам тянуть время», — криво усмехнувшись, подумал он и сказал: — Наш корабль был потоплен. У нас много больных и раненых. Нам нужны убежище, еда и медикаменты.

— Верните нам винтовку, — коротко сказал молодой человек.

Николсон не колебался:

— Верните им винтовку, четвертый.

— Винтовку? — Вэнниер заколебался и не скрывал этого. — Но откуда вы знаете...

— Я не знаю. Отдайте им винтовку. — Николсон заткнул кольт за пояс.

Вэнниер неохотно вернул винтовку человеку в соломенной шляпе. Мужчина схватил ее, сжал в руках и уставился в лесные джунгли. Молодой человек в отчаянии посмотрел на него и примирительно улыбнулся Николсону.

— Вы должны извинить моего отца, — запинаясь сказал он. — Вы его обидели. У него обычно не забирают оружие.

— Почему?

— Потому что Трика — это Трика. Никто на это не осмеливается, — с гордостью и любовью пояснил молодой человек. — Он староста нашей деревни.

— Он у вас главный? — Николсон взглянул на Трику с появившимся интересом.

От этого человека, от его способности принимать решения, от его согласия или отказа оказать помощь могли зависеть их жизни. Присмотревшись, Николсон увидел в этом морщинистом коричневом лице, мрачном и неулыбчивом властность, какой и должен обладать правитель племени или деревни. Трика был во многом похож на своего сына и мальчика, стоявшего в некотором отдалении за ними. Николсон догадался, что это младший сын. У всех троих были тонко очерченные губы и почти орлиные носы. В них совершенно отсутствовали негроидные признаки, и почти определенно можно было утверждать, что эти люди не смешанного с аборигенами арабского происхождения. Из него выйдет хороший помощник, подумал Николсон, если только он захочет помочь.

— Он наш староста, — кивнул молодой человек. — Я Телак, его старший сын.

— Меня зовут Николсон. Скажи своему отцу, что в трех милях к северу у меня на берегу много больных англичан, мужчин и женщин. Мы должны получить помощь. Спроси его, поможет ли он нам?

Телак повернулся к отцу и быстро заговорил на хриплом отрывистом языке. Послушал ответ и снова заговорил по-английски:

— Сколько больных?

— Пять мужчин. Не меньше пяти. С нами еще три женщины. Думаю, что они не в состоянии далеко идти. Сколько миль до вашей деревни?

— Миль? — Телак улыбнулся. — Мужчина может дойти за десять минут.

Он снова заговорил с отцом, который несколько раз кивнул, слушая его объяснение, потом повернулся и коротко что-то сказал стоявшему за ним мальчику. Тот внимательно выслушал, повторил полученные указания, сверкнул белозубой улыбкой Николсону и Вэнниеру и побежал по тропе туда, откуда они пришли.

— Мы вам поможем, — сказал Телак. — Мой младший брат побежал в деревню. Он приведет сильных мужчин и носилки для раненых. Пойдемте. Пойдемте к вашим друзьям.