Пятеро моряков немедленно присоединяются ко мне, мы деремся так славно, что приближаемся к немецким окопам.

Хладнокровие возвращается ко мне, и я ищу правильное решение.

Броситься прямо в траншею — означало бы погибнуть зазря. И мне приходит в голову мысль: раз мы оказались позади позиций врага, что мешает нам атаковать его с тыла?

Без лишних слов беру у Леонека винтовку и приказываю: «Труби атаку! А вы, моряки, стреляйте не целясь!»

Если бы я не был так обескуражен моими недавними злоключениями, то громко рассмеялся бы, видя, какая паника охватила немцев, когда они услышали наши выстрелы и пронзительные звуки трубы.

Пруссаки подумали, что оказались меж двух огней, что они зажаты в тиски в результате хорошо известного обходного маневра, а потому развернулись на 180 градусов и бросились в окопы… Такая вот история…

Мы стремительно продвигаемся вперед, сметая все на своем пути и не получив при этом ни единой царапины… Настоящее чудо!

Воспользовавшись паникой, захватываем в плен с десяток отставших немцев. И вот дело уже закончено…

Это все, адмирал, и я сердечно благодарю вас за то терпение, с каким вы меня выслушали.

Тут адмирал Потюо, который на протяжении всего рассказа то и дело подергивал свою седую бороду, что свидетельствовало о сильном волнении, встает, открывает небольшую шкатулку, вынимает из нее крест с поблекшей ленточкой, берет одну из булавок, воткнутых в географическую карту, подходит к изумленному капитану и, прикалывая крест к отвороту его шинели, произносит:

— Ландри! Это старый рыцарский крест, который адмирал Дюперре когда-то прикрепил к моей груди… Дорогая для меня реликвия. Примите его и носите из дружбы ко мне… Я никогда не смогу вручить его более доблестному и достойному воину.

Побледнев от волнения, капитан-лейтенант Ландри что-то бормочет, не осмеливаясь еще поверить, что удостоен такого знака внимания со стороны столь прославленного человека.

— Адмирал!.. Это правда?.. Так вы меня по-прежнему уважаете, несмотря на проклятую трусость, недостойную самого жалкого из моряков?!

— Мой дорогой товарищ, — отвечает, улыбаясь, адмирал, — Вам не следует больше говорить о слабости, которую вы искупили столь героическим поступком. И вдобавок к проявленной вами доблести вы нашли в себе, возможно, еще большее мужество: признались в своем невольном проступке. Впрочем, не беспокойтесь: эта болезнь, которую я назвал бы кошмарным сном бодрствующего человека, никогда не повторяется! Вы в этом убедитесь при первом же случае.

Капитан Ландри доказал впоследствии правоту слов своего командира: в бою под Гар-о-Беф, при артиллерийском обстреле Авронского плато, в кровопролитном сражении под Шампиньи он проявил себя как герой среди героев священной когорты защитников Парижа.