- Какое расследование, Виталий? Его же немцы сбили! – ответил я.

- Не важно. Необходимо выяснить, не было ли нарушения предполетного режима. Насколько мне известно, он перед полетом выпил водки. Давай, приступай к работе.

- Как же так, я же один, где остальные члены комиссии?

- Ничего, справишься! – и он исчез.

В этот момент над деревьями снова мелькнула тень, и на другой конец полянки почти без пробега приземлился «Мессершмитт» 109-й модели с крестами на крыльях. Из него выбрались почему-то сразу два пилота и направились к нам.

Я шагнул им навстречу:

- Что же вы наделали, сволочи?!

Они приближались с наглыми, самоуверенными ухмылками. Сзади вдруг послышался голос Олега:

- Не трогай их, Вадим, они не виноваты, они выполняли приказ!

Я обернулся. Олег, живой, стоял в кабине «Яка» и смотрел на нас. Я снова повернулся к подходившим немцам и вдруг увидел, что вместо них ко мне идут в летных шлемах два до боли знакомых человека – Сталин и Гитлер. Они шли, почему-то держась за руки, и по-прежнему нагло ухмылялись. У меня в руках вдруг появился пистолет Стечкина.

- А, не виноваты? А кто виноват?! Получайте, гады! – и пистолет задергался у меня в руке, всаживая пулю за пулей в приближающихся людей.

Их фигуры поплыли, как дым, и стали постепенно таять в воздухе. Рядом со мной оказались Олег и Нина.

- Ты хорошо стреляешь, - сказал Олег.

- Тебе не надо было пить водку перед полетом, теперь тебя снимут с летной работы, – ответил я, опуская пистолет, и проснулся.

* * *

В комнате было совсем светло. Я лежал на кровати и заново переживал свой сон, удивляясь, как хорошо его запомнил. Сколько несуразностей! Включая и пистолет Стечкина, появившийся на вооружении уже после войны. Подумалось, что оба эти исторических персонажа, представшие передо мной во сне, не случайно оказались вместе и шли, держась за руки. Трудно даже сказать, на совести которого из них больше человеческих жизней и кто больше виноват в том, что произошла Вторая Мировая война… Сколько жизней она унесла, сколько судеб разбила! А еще до войны, сколько людей уничтожили оба монстра…

Я встал с кровати и, направившись к двери, вышел на крыльцо. Стояло прекрасное летнее утро, дул легкий ветерок, слегка шуршали листья деревьев. Все еще под впечатлением от своего сна, я присел на ступеньку. Все-таки, как хотелось бы изменить историю, чтобы войны не было, чтобы не погибли миллионы людей. Но ведь это невозможно! А если бы даже и было можно, что тогда будет со мной? Мои родители встретились только потому, что произошла война. Отец, родом из Варшавы, случайно оказался перед разделом Польши на советской территории, скитался по лагерям, потом работал на военном заводе до конца войны. А мать была эвакуирована с Украины, чудом оставшись в живых. Случайно они оказались в одном городе, случайно встретились и полюбили друг друга. Если бы не война, я бы никогда не родился.

И как можно было бы предотвратить войну? Уничтожить одного из этих двоих? Или обоих сразу? И когда? Наверняка, это нужно сделать задолго до войны, чтобы они не успели натворить грязных дел до нее. Но… Если убить сильных и жестоких, их место займут сильные из слабых, как предупреждали Стругацкие. Тоже жестокие. Как же поступить на месте Бога? Но ведь у меня есть прекрасная возможность – просто спросить Иисуса!

Я почувствовал чью-то руку на своем плече и обернулся – рядом сидел Иисус.

- Что, трудно быть Богом? – спросил он, саркастически улыбаясь.

- Иисус, я уже спрашивал тебя, зачем ты допускаешь зло?

- И я уже ответил тебе, что оно помогает людям совершенствоваться.

- Но, если в результате человек погибает или губит свою душу, какое же это совершенство?

- У Бога мертвых нет, ты это уже понял на своем опыте. Ты познакомился с Олегом – разве ему стало хуже оттого, что он умер? Он даже свою первую любовь здесь повстречал заново и, кажется, не жалуется…

- Но его душа навек несет на себе отпечаток войны. Ты видел его картины?

- Слабая душа выходит из испытаний искалеченной, а сильная – еще более сильной.

- Но слабая душа в других условиях могла бы тоже стать сильной.

- В чем-то ты прав, разумеется. Что ты предлагаешь?

- Вторая мировая… Ее никак нельзя было отменить?

- Это был выбор людей. Я уже объяснял тебе, что человек получил свободную волю, это его неотъемлемое право.

- Но я – тоже человек, и я бы хотел, чтобы войны не было!

- И не ты один. Вопрос, как это сделать? Что бы ты предложил, если бы мог посоветовать Богу? Как не допустить войны?

- Пока не знаю. Да и не все ли равно? Ведь историю изменить невозможно.

- Для Бога все возможно, но выбор должны сделать люди. – И он исчез.

* * *

Прошел месяц. Я все так же жил в своем доме, вставал рано утром, завтракал и куда-нибудь улетал. Я побывал в разных уголках окружающего мира, видел разных людей. Видел, чем они занимаются. Одни, как Олег, увлекались живописью и скульптурой, другие – техникой, создавая новые устройства и механизмы, третьи – выращивали животных, четвертые – просто путешествовали и любовались природой. Были и те, кто занимался самообразованием, писал книги, вспоминая пережитое. Встретил я даже оружейников, которые разрабатывали новые системы огнестрельного и лучевого оружия. Но их разработки никоим образом не могли пока попасть на Землю, тогда как другие нередко служили подсказками земным ученым, инженерам, художникам и писателям.

Я встретил человека, который был репрессирован в 1938 году за то, что он предвосхитил некоторые пути развития современной мне электроники, и это показалось опасным власть предержащим. Встретил другого, который погиб в те же годы, потому что пытался заниматься селекцией животных, опираясь на генетику. Встречал многих, потерявших в жизни все из-за того, что они верили в Бога и пытались передать эту веру другим, а советская власть мириться с этим не желала. У нее, этой власти, был только один бог – Сталин, а он не терпел конкурентов. Встретил изобретателей, которые еще в тридцатых годах двадцатого века разработали минометы с реактивными снарядами, такими, какие впоследствии были применены в «Катюшах», но по доносу их арестовали и расстреляли, а их изобретение было «приторможено» и принято на вооружение всего за несколько часов до начала войны – 21 июня 1941 года.

Везде, везде чувствовалась эта «железная рука», безжалостно уничтожавшая все, что хоть немного выходило за средний серый уровень.

А те, которые пережили эти черные годы – либо погибли на войне, либо на всю жизнь сохранили о ней страшную память. Нет, конечно, не все вышли из огня с искалеченными душами – были среди них и настоящие люди, были те, кто жертвовал собой ради других, кто даже став калекой физически, продолжал после войны жить полноценной жизнью, подавая окружающим пример мужества. Но когда я сравнивал страшные результаты войны с тем, что могло бы быть, если бы ее не было, счет был явно не в ее пользу.

Несколько раз я заходил к Олегу. Иногда мы с ним и с Ниной сидели по вечерам на берегу реки и вспоминали прошлое. Олег охотно говорил о войне, о фронтовых друзьях. С некоторыми из них, как оказалось, он повстречался тут. Он был даже благодарен войне за то, что после смерти встретил Нину и жил с ней счастливо уже десять лет, занимаясь любимым делом.

Нина высказывалась более скупо и осторожнее оценивала прошлое. Она тоже была счастлива с Олегом, но считала, что это редкая удача, что большинство людей не получили от войны ничего хорошего, а жизни многих были искалечены еще раньше. Она вспоминала страшный голод предвоенных лет, и, хотя их деревню голодомор начала 30-х годов коснулся только слегка, она видела, как людей насильно загоняли в колхозы, отбирая все, что им удалось накопить тяжким трудом, как бездельники и демагоги, ничего полезного не сделавшие в жизни, становились «большими людьми» и полновластно распоряжались чужим имуществом и жизнями.

Чем больше я общался с людьми, жившими в те годы, тем настойчивее билась в голове мысль: если возможно, нужно попытаться изменить то, что, начавшись в 1917-м, имело такие хорошие шансы переломить к лучшему жизнь всего человечества, но сгинуло под давлением человеческой глупости, злобы, карьеризма и лишь вскормило чудовищный бюрократический аппарат.