Вначале я отвечала на телефонные звонки лежа в постели. А затем я стала отвечать на них сидя. Наконец, я была настолько поглощена делами и возбуждена, что забыла о своей слабости, встала с постели и села за стол. Благодаря заботе о тех, кто страдал больше, чем я, мне удалось забыть о своей болезни. С тех пор я проводила в постели только восемь часов, отведенных для сна. Сейчас я понимаю, что, если бы японцы не напали на Перл-Харбор, я на всю жизнь осталась бы наполовину инвалидом. Мне было приятно проводить время в постели. Меня постоянно обслуживали, и, сейчас мне ясно, что я невольно теряла волю к жизни, способность бороться за свое выздоровление.
Нападение на Перл-Харбор было одной из величайших трагедий в истории Америки, но для меня лично оно стало одним из самых знаменательных событий. Этот ужасный кризис дал мне силы, о которых я уже не мечтала. Мое внимание было отвлечено от собственных страданий и сосредоточено на других людях. Это придало моей жизни глубокий и значительный смысл. У меня больше не было времени думать и заботиться о себе».
Треть людей, которые устремляются к психиатрам за помощью, возможно, могли бы вылечиться сами, если бы последовали примеру Маргарет Йейтс. Они бы вылечились, если бы увлеклись помощью другим. Моя идея? Это примерно то, что сказал Карл Юнг.[15] А кто может знать лучше него? Он сказал: «Около трети моих пациентов страдают не от клинически диагностируемого невроза, а от бессмысленности и пустоты их жизни». Говоря другими словами, они хотят, чтобы кто-то «подвез их», — но жизнь проходит мимо. И они спешат к психиатру, жалуясь на свою ограниченную, бессмысленную и бесполезную жизнь. Оставшись за бортом, они стоят на пристани, осуждая всех, кроме себя, и требуя, чтобы весь мир потакал их эгоцентрическим желаниям.
Вполне возможно, что вы сейчас говорите себе: «Ну, конечно, на меня произвели глубокое впечатление эти рассказы. Если бы я оказался в Перл-Харбор, я бы с радостью поступил бы так же, как Маргарет Тейлор Йейтс. Но у меня все обстоит иначе: моя жизнь самая обычная и однообразная. Каждый день в течение восьми часов я занимаюсь скучной работой. В моей жизни не происходит ничего драматического. Как же я могу увлечься помощью другим? И почему я должен это делать? Что мне это даст?»
Вопрос вполне справедлив. Попытаюсь ответить на него. Да, ваша жизнь однообразна, но каждый день вы наверняка встречаете каких-то людей. Что вы делаете для них? Вы просто проходите мимо них или пытаетесь узнать, что их волнует? Например, вы каждый день встречаете почтальона. Он проходит сотни миль каждый год, чтобы доставить вам почту. Вы хоть раз поинтересовались, где он живет, выразили желание взглянуть на фотографии его жены и детей? Вы спросили его, устает ли он от своей работы, не надоедает ли она ему?
Вы каждый день видите молодого продавца в бакалейном магазине, продавца газет и чистильщика обуви на углу, который наводит блеск на ваши ботинки. Ведь они тоже люди, и у каждого из них свои проблемы, мечты и стремления. Они тоже стремятся поделиться ими с кем-нибудь. Но разве вы хоть когда-нибудь даете им такую возможность? Разве вы когда-нибудь проявляете живой, искренний интерес к их личности или к их жизни? Именно это я и имею в виду. Ведь совсем не обязательно становиться Флоренс Найтингейл или социальным реформатором, чтобы помочь улучшить мир — ваш личный мир; вы можете начать это завтра утром, с людьми, с которыми вы общаетесь!
Что вам это принесет? Большее счастье! Большее удовлетворение, вы сможете гордиться собой! Аристотель назвал такое поведение «просвещенным эгоизмом». Заратуштра сказал: «Делать добро другим — не обязанность. Это — радость, ибо это улучшает здоровье и увеличивает счастье». А Бенджамин Франклин резюмировал это очень просто. «Когда вы делаете добро другим, сказал он, — вы в первую очередь делаете добро себе».
«По моему мнению, — пишет Генри С. Линк, директор Центра психологической службы в Нью-Йорке, — ни одно открытие современной психологии не является таким важным, как научное доказательство необходимости самопожертвования или дисциплины для самореализации и счастья».
Забота о других не только отвлекает вас от беспокойства о себе; она также поможет вам приобрести много друзей и получить массу удовольствий в жизни. Каким образом? С таким вопросом я однажды обратился к профессору Йельского университета Уильяму Лайону Фелпсу. Вот что он ответил мне:
«Когда я прихожу в отель, в парикмахерскую или в магазин, я обязательно говорю что-нибудь приятное всем, кого я встречаю. Я стараюсь каждому сказать то, что выделяет его как личность, чтобы он не чувствовал себя просто винтиком в машине. Иногда я делаю комплименты обслуживающей меня продавщице в магазине. Я выражаю свое восхищение ее красивыми глазами или волосами. Я спрашиваю парикмахера, не устает ли он целый день стоять на ногах. Кроме того, я интересуюсь, как он стал парикмахером, сколько лет он работает и сколько шевелюр ему удалось привести в порядок за это время. Я помогаю ему сосчитать это. Я заметил, что проявление интереса заставляет человека сиять от счастья. Я жму руку носильщика, который принес мой саквояж. Это создает у него хорошее настроение и бодрость на весь день. Однажды в исключительно жаркий летний день я зашел позавтракать в вагон-ресторан железнодорожного экспресса. Переполненный вагон казался раскаленной печью, а обслуживание пассажиров происходило очень медленно. Когда, наконец, официант подал мне меню, я сказал ему: „Поварам, работающим в раскаленной от жары кухне, сегодня приходится очень тяжело“. Официант сначала начал ругаться. Он говорил обиженным тоном. Сначала мне показалось, что он сердится. „Милостивый, всемогущий боже, — воскликнул он. — Люди приходят к нам и постоянно жалуются на еду. Они недовольны медленным обслуживанием и ворчат по поводу жары и высоких цен. Я уже девятнадцать лет выслушиваю эти жалобы. Вы первый и единственный человек, выразивший человеческое сочувствие поварам, работающим у раскаленной плиты. Я молю бога, чтобы нам попадалось как можно больше таких пассажиров“.
Официант был потрясен, потому что я по-человечески отнесся к неграм-поварам. Я смотрел на них, как на живых людей, а не как на винтики в сложном механизме железной дороги». «Люди нуждаются, продолжал профессор Фелпс, — хотя бы в небольшом человеческом внимании к себе. Когда я иду по улице и вижу человека с красивой собакой, я обязательно выражаю свое восхищение ею. Пройдя немного вперед, я оглядываюсь и часто вижу, как он ласкает ее. Мое восхищение ее красотой усиливает его любовь к ней.
Однажды в Англии я встретил пастуха с огромной умной овчаркой. Я любовался ее красотой и сказал об этом пастуху. Я попросил его рассказать мне, как он воспитывал собаку. Когда я отошел на некоторое расстояние и оглянулся через плечо, то увидел, как собака встала на задние лапы, положив передние на плечи пастуху, который ласкал ее. То, что я проявил интерес к пастуху и к его собаке, сделало пастуха счастливым. Я также сделал счастливыми собаку и себя».
Вы можете представить себе, чтобы человек, который благодарит носильщика, пожимая ему руку, выражает свое сочувствие поварам, работающим в раскаленной от жары кухне, и восхищается собаками незнакомых людей на улице, был мрачным и обеспокоенным? Разве такой человек нуждается в помощи психиатра? Разумеется, нет. Китайская пословица гласит: «Ароматом роз всегда веет от руки, которая их дарит».
Если вы мужчина, то пропустите следующий абзац. Он не заинтересует вас. В этом абзаце рассказывается о том, как обеспокоенная, несчастная девушка сумела покорить сердца нескольких молодых людей. Все они сделали ей предложение. Сейчас эта девушка стала бабушкой. Несколько лет назад я остановился в доме, где она жила с мужем. Я должен был выступить с лекцией в их городе. На следующее утро она отвезла меня на автомобиле на станцию, где я собирался сесть на поезд, следующий в Нью-Йорк. Мы проехали около пятидесяти миль, и по дороге между нами завязался разговор о том, как завоевывать друзей. Моя спутница сказала: «Мистер Карнеги, я собираюсь что-то рассказать вам. Я еще никому в этом не признавалась, даже своему мужу». (Между прочим, этот рассказ будет не таким интересным, как вы, по всей вероятности, предполагаете.) Она рассказала, что воспитывалась в семье, принадлежавшей к высшему обществу Филадельфии. «Трагедией моего детства и юности, — сказала она, — была бедность. Мы никогда не могли устраивать такие приемы, как другие девушки моего круга. У меня никогда не было эффектных платьев. Я подолгу носила одни и те же вещи, вырастала из них. Они плохо сидели на мне и были старомодны. Я была настолько унижена и мне было так стыдно, что я часто плакала по ночам. Наконец, в порыве крайнего отчаяния, меня осенило. Я решила всегда спрашивать своих кавалеров на вечерах о том, что им довелось пережить, об их взглядах на жизнь и планах на будущее. Я задавала эти вопросы не потому, что меня особенно интересовали ответы. Я делала это только для того, чтобы отвлечь их внимание от моего старомодного платья. Однако произошла странная вещь: чем больше я слушала рассказы этих молодых людей о себе и чем больше узнавала об их жизни, тем интереснее мне становилось беседовать с ними. Я так глубоко заинтересовалась, что нередко сама забывала о недостатках своего туалета. Но меня больше всего поражало следующее: поскольку я была хорошей слушательницей и поощряла молодых людей рассказывать о себе, они чувствовали себя счастливыми, и постепенно я стала пользоваться самым большим успехом среди своих сверстниц, и трое молодых людей сделали мне предложение».
