Такое одинаковое время. Две минуты, сто двадцать секунд. Но разный результат. Две минуты глаза в глаза в танце подарили им девять лет вместе и две маленькие детские жизни. Две минуты предательства всё это отняли безвозвратно.

Две минуты изменившие их жизни раз и навсегда.

Она старалась не думать об этих минутах. Сейчас она отдыхала в трактире с коллегами по работе, медсестрами и такими же как она врачами педиатрами. Они давно пытались вытащить её отдохнуть, выпить, потанцевать, отвлечься от развода. Они сочувствовали ей, жалели несчастную девочку, которую бросил муж с двумя детьми. Подлец извел её изменами и вечными скандалами, бедная не выдержала такой жизни. Она уже сама верила в свою ложь. Верила, виноват во всем он сам. Её заставили в это поверить, запрограммировали. Мама и сестра убедили, всё так и было, забудь его и живи дальше.

Она старалась сейчас об этом не думать, забыть хоть на вечер о бессонных ночях и пропитанной насквозь слезами подушке. Надо дальше жить, надо!

Сначала она хотела уйти. В трактире оказалось слишком много знакомых, родителей её маленьких пациентов. Она совсем не желала, что-бы они видели, как их педиатр Светлана Валентиновна пьёт и расслабляется, пусть и в свободное от работы время, было стыдно. Но два бокала пива быстро убили ложный стыд, не дав ему шанса окрепнуть и встать на ноги. Надо жить дальше, жить по-новому!

Она кружилась на танцполе словно заводная. Стараясь отвлечься, истерично бросаясь танцевать под все песни подряд, что запускал трактирный дискжокей. Танцевала, пила, вновь танцевала. Ей улыбались и подмигивали выпившие казановы местного Мурманского розлива, приглашали танцевать, пытались угостить дешевой выпивкой, она улыбалась в ответ и флиртовала. Ей это нравилось, она с удовольствием принимала похотливое мужское внимание. Нравилось чувствовать, что она привлекает их, заставляет желать. Она жила дальше.

В полночь она отправилась искать дамскую комнату. В душном прокуренном коридорчике толпились подвыпившие парни азербайджанцы. Она узнала их, они улыбались ей на танцполе, подсаживались к ним за столик, пытались кадрить пьяненьких женщин, настойчиво приглашали прокатиться по городу. Она не чувствовала угрозы, была уже слишком пьяна.

Открыла дверь кабинки женского туалета, вошла, но закрыть за собой не успела. Вслед за ней нагло протиснулся один из парней.

-Ты чего? Это женский. -попыталась она его образумить прекрасно понимая, что ему нужно.

-Да ладно. -он просто схватил её крепкими руками, развернул задом к себе и прижал к стене, -Подружки сказали тебя надо развлечь.

Его наглые руки бесцеремонно задрали подол её платья и уже стали стаскивать колготки вместе с трусами.

-Нет! Я не могу!

-Все вы не можете, пока не попробуете. -продолжая стягивать с неё бельё усмехнулся пьяный туалетный кавалер.

-Я не могу сегодня! Не могу! -попыталась она спастись обманом.

-А, типа эти дни? -он остановился, перестал растягивать колготки, -Ладно, тогда давай ты развлеки меня.

Он развернул её лицом к себе и с силой надавил на плечи заставляя опуститься на колени.

Она просто сидела на полу и смотрела как прямо перед лицом у неё расстёгиваются застиранные джинсы и оттуда извлекается набухший член.

Через несколько минут кабинка открылась и довольный, удовлетворенный горец, застегивая на ходу ширинку вышел.

-Оприходовал старушку? Ну как? -его друзья ждали своей очереди в коридоре.

-Месячные у неё, бля, неохота хуй пачкать, за щеку напихал только.

-Проверим. -с гоготом вошёл в кабинку следующий претендент на её рот.

Она всё так же сидела на холодном грязном полу трактирного туалета, вытирая с лица и волос семя случайного знакомого, едва сдерживая подступающую рвоту.

Всего две минуты. Точно такие же сто двадцать мгновений жизни, но их уже не было жаль, эти две минуты уже не решали и не меняли абсолютно ничего. Просто две минуты, ничего больше.

Бумерангом.

Он долго не решался ей позвонить. Просто не мог взять телефон и нажать кнопку вызова, боялся услышать вновь её голос. Её такой родной, но уже почти забытый и жутко далекий сейчас голос. Боялся потому, что не хотел снова ощущать скребущий насквозь душу стыд, никак не хотел. И от понимания этого дурацкого чувства стыда перед ней, становилось ещё хуже, стыд лишь рос ещё больше. Было стыдно за свой стыд, круг замкнулся. Он сам загнал себя в этот круг и выход был всего один - сделать наконец то, что давно должен был, уже много лет назад, просить её прощения.

Много лет он оттягивал этот момент, как только мог, придумал сам себе миллион отмазок и даже успел искренне поверить в их правильность. Оправдывал себя. Но договориться с памятью было сложнее чем с самим собой, эта тварь постоянно напоминала о ней, не давала забыть. В какие бы тайники разума он не пытался запрятать воспоминания о ней, память находила их и выпускала её образ на свободу. Становилось стыдно, каждый раз, с каждым годом всё сильнее и тоскливее.

Он горько усмехнулся, тридцать четыре года все вокруг твердили, что в нём нет этого, нет совести. А оказалось хрен там, вот она пожалуйста, есть! Получите распишитесь. Только кому она теперь нужна? Не могла, сука, раньше нарисоваться, глядишь и жизнь бы не обернулась вдруг такой кучкой говна.

Он сидел на кухне один. Сидел и молча смотрел на телефон в руке, разглядывая светящиеся на экране цифры её номера. Просто нажми вызов и всё, ничего сложного.

Но он никак не мог решиться. Ему нужен был сейчас её голос, нужно было услышать её. Он вновь остался один и осознание потери всего вдруг обрушилось на него со страшной силой. Он лишился самого главного в жизни, в одно мгновение, раз и навсегда. Её голос успокоит, он знал, пусть немного и возможно совсем ненадолго, но успокоит боль. Надо просто нажать вызов.

Ему стало понятно, почему вдруг совесть решила нагрянуть, ни раньше, ни позже, а именно сейчас. Он сейчас чувствовал то, что причинил ей много лет назад, был на её месте. На себе испытывал всю жестокость своей же любви.

Много лет, он не задумываясь играл её чувствами, её искренней любовью. Для него это была лишь игра. Он не отвечал на её любовь, но и разлюбить не позволял. Просто держал рядом, словно любовь про запас, как только она пыталась вырваться из капкана чувств, он давал ей призрачную надежду, подкармливал шансом на любовь и игра продолжалась.

Он мог пропасть на долгое время из её жизни, просто бросал и забывал, и она пыталась жить без него, вне этой игры. Пыталась, но так и не смогла, потому что не смогла перестать любить. И он знал, что она любит, знал, что может легко нарушить её зыбкое спокойствие, поманив надеждой на любовь и вновь пить её наивные чувства до капли.

Он сам прекратил эту игру однажды, отпустил её. Маленькая ручная птичка лишилась клетки любви. Он даже считал тогда, что поступает благородно, правильно, больше не кидает ей лживых надежд, не мучает её сердце. Просто оставил наедине со своей любовью, она была ему не нужна.

Тогда он полюбил другую, встретил свою будущую жену. Игра могла помешать ему, разрушить его любовь. Никакого благородства, отпуская её он заботился о себе и своей любви, вот и всё. Совесть была не при чем абсолютно.

Падла-совесть проснулась теперь, через много лет. Теперь, когда он потерял свою любовь, потерял жену и семью. Оказался вдруг на её месте, один на один со своей любовью, которая кроме него самого больше никому не нужна. Всем нутром вдруг прочувствовал, что тогда причинил ей, каждым атомом души. Больно, как же это, сука, больно!

И поняв это, вдобавок к сжигающей боли в сердце, он получил ещё и чувство стыда. Стыда за себя тогда, много лет назад, за свою игру.

Он вздохнул и нажал вызов. Гудки ржавыми гвоздями выбивались прямо в мозг. Один, два, три, четыре... Может не ответит? Может не хочет меня слышать? Так было бы легче наверно, всё же попытался. Но она взяла трубку.