А потом, ближе к концу, написано:

Я был поражен этим противоречием: «Если это «самый критический момент», то как может быть, что «продолжение полетов не представляет опасности»? Где здесь логика?»

Мистер Уикс говорит: «Да, я понимаю, о чем Вы говорите! Что ж, давайте посмотрим: здесь написано: „Анализ существующих данных…“»

Рис. 8. «Тиокол» попытался вылечить проблему вращения стыка с помощью регулировочных прокладок.

Мы снова просмотрели весь отчет и нашли этот анализ. Он представлял собой что-то вроде компьютерной модели со всевозможными допущениями, которые совсем необязательно были правильными. Вам известна опасность, которую представляют собой компьютеры; она называется МВМП: мусор вводишь, мусор получаешь! В результате анализа делался вывод, что небольшие непредсказуемые утечки там и здесь допустимы, даже если и не заложены в исходной конструкции.

Если бы все уплотнения давали утечку, то серьезность этой проблемы была бы очевидна даже для НАСА. Но утечку давали лишь некоторые уплотнения и только во время некоторых полетов. Так что НАСА выработала весьма своеобразное отношение: если одно из уплотнений дает небольшую утечку и при этом полет проходит успешно, то проблема не так серьезна. Попробуйте сыграть таким образом в русскую рулетку: нажимаешь на курок, ружье не стреляет, значит, нет никакой опасности в том, чтобы нажать на курок еще раз…

Рис. 9. Два примера эрозии кольца. Подобная эрозия была непредсказуема и возникала вдоль 3 или 4 дюймов 37-футового кольца.

Рис. 10. Связь температуры с отказом колец.

Рис. 11. Рекомендации, приведенные в отчете по уплотнениям и противоречащие друг другу, подчеркнуты.

Мистер Уикс сказал, что, по слухам, история, связанная с проблемой уплотнений, просочилась в газеты. Это несколько обеспокоило меня, потому что было похоже, что НАСА пытается держать все это в секрете.

Я сказал ему, что полностью удовлетворен людьми Граэма, которых он пригласил для разговора со мной, и что, поскольку я уже слышал о проблемах уплотнений в ЛИРД, мне не нужно подробно об этом рассказывать.

На следующий день, в воскресенье, Билл Граэм отвез меня со своей семьей в Национальный музей аэронавтики и исследования космического пространства. С утра мы позавтракали вместе, а потом отправились в сам музей, который располагался через дорогу.

Я ожидал увидеть там много людей, но забыл, что Граэм был большой шишкой. В течение некоторого времени во всем музее не было никого, кроме нас.

Там мы увидели Салли Райд. Она была в витрине музея, в костюме астронавта, со шлемом и всем прочим. Восковая модель выглядела точь-в-точь как живая Салли.

В музее был специальный кинозал, где показывали фильм о НАСА и ее достижениях. Фильм был просто замечательный.

Я не мог себе представить то огромное количество людей, которые работали над шаттлом, и все те усилия, которые были приложены, чтобы его сделать. И вы знаете, как снимают фильмы: их стараются сделать драматическими. Этот фильм был настолько драматичен, что я чуть не расплакался. Я увидел, что катастрофа представляла собой ужасный взрыв. Мысль о том, что такое огромное количество людей трудилось, чтобы шаттл смог взлететь — а он взорвался, — придала мне еще большую решимость помочь найти корень проблемы как можно быстрее, чтобы все эти люди снова могли заниматься своим делом. Посмотрев этот фильм, я очень изменился: мое полу-анти-НАСАвское отношение превратилось в очень сильное про-НАСАвское.

Днем мне позвонил генерал Кутина.

— Профессор Фейнман? — говорит он. — У меня к Вам есть безотлагательное дело: срочные новости. Э, одну минутку.

Я слышу какую-то военную музыку на заднем плане. Музыка прекращается, и генерал Кутина говорит: «Прошу прощения, профессор; я нахожусь на концерте оркестра военно-воздушных сил, и музыканты только что играли государственный гимн».

Я без труда мысленно представил, как он, в военной форме, стоя по стойке смирно, пока оркестр играет «Star Spangled Banner»[30], одной рукой отдает честь, а другой — держит телефонную трубку. «Так что за новости, генерал?»

— Ну, во-первых, Роджерс сказал мне, чтобы я сказал Вам не ходить в НАСА.

Я не обратил на это ни малейшего внимания, потому что уже сходил в НАСА за день до нашего разговора.

Он продолжил: «Во-вторых, завтра днем состоится специальное заседание, на котором мы встретимся с тем парнем, что написал статью в сегодняшнем номере „Нью-Йорк Таймс“».

Я посмеялся про себя: как бы то ни было, специальное заседание в понедельник все равно состоится!

Потом он говорит: «Сегодня утром я возился с карбюратором своей машины и подумал: шаттл оторвался от земли, когда температура равнялась 28 или 29 градусам. Самая холодная температура до этого полета была 53 градуса. Вы — профессор; каким образом, сэр, холод влияет на кольца?»

— О! — сказал я. — Из-за холода кольца становятся жесткими. Да, безусловно!

Это все, что он хотел мне сообщить. Это был ключ, за который меня впоследствии немало чествовали, но заметил его именно он. Профессору теоретической физики всегда нужно говорить, что искать. Он же просто использует свое знание, чтобы объяснить наблюдения экспериментаторов!

В понедельник утром мы с генералом Кутиной отправились в офис к Граэму и спросили, нет ли у него какой-нибудь информации о влиянии температуры на кольца. На руках у него такой информации не оказалось, но он пообещал предоставить ее нам, как можно скорее.

Однако у Граэма оказалось несколько интересных фотографий. На них было видно пламя, появляющееся из первого твердотопливного ракета-носителя за несколько секунд до взрыва. Было сложно точно определить, откуда выходит пламя, но в офисе Граэма была модель шаттла. Я поставил модель на пол и стал ходить вокруг нее, пока не нашел место, откуда она выглядела абсолютно идентично фотографии: как по размеру, так и по расположению.

Я заметил, что на каждом ракета-носителе есть небольшое отверстие, которое называется портом проверки на наличие утечки, где при проверке уплотнений создают давление. Это отверстие находится между кольцами, так что если оно не закрыто должным образом и если первое кольцо выйдет из строя, то газ будет проходить через отверстие, что равносильно катастрофе. Отверстие располагалось именно в том месте, из которого выходило пламя. Конечно, по-прежнему оставался открытым вопрос, выходило ли пламя из порта проверки на наличие утечки или гораздо большее пламя выходило откуда-то сзади, а нам была видна лишь его маленькая часть.