НЕПРОБИВАЕМЫЙ ЛЕГКИЙ МЕТАЛЛ - РЕВОЛЮЦИЯ В ОБЛАСТИ ВОЕННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ.

Шведский ученый разрешил проблему, которая занимает исследователей всего мира.

Бьёрк снова вздохнул. Подумать только, если бы люди воевали лишь из-за великих мумриков! Тогда и военная промышленность была бы не нужна!

Но ему надо было взглянуть на автомобиль, стоявший в неположенном месте.

* * *

- В боярышнике за развалинами замка - там они станут искать прежде всего, - убеждал друзей Калле и, очень довольный своей догадкой, весело отпрыгнул в сторону.

- Точно, - подтвердила Ева Лотта. - Лучшего места для сорочьего гнезда и не придумаешь.

- Потому-то я и оставил там небольшое письмецо для Алых, - сказал Андерс. - Они жутко рассердятся, когда его прочитают. По-моему, стоит здесь остановиться и подождать, пока они явятся.

Прямо перед ними на вершине холма вздымал навстречу бледно-голубому летнему небу свои разрушенные арки старый замок. Он лежал там, всеми покинутый, недружелюбный старый замок, веками преданный забвению и упадку.

Прямо перед ним внизу раскинулись городские строения. И лишь немногие из них нерешительно вскарабкались наверх, приблизившись к могущественному соседу, стоявшему на самой вершине крутого обрыва. Подобно сторожевой заставе расположился на полпути к развалинам старый дом, скрытый наполовину пышными зарослями боярышника, сирени и вишни. Полуразвалившийся забор из реек окружал эту идиллическую картину, и, прислонившись спиной к этому забору, Андерс решил дождаться здесь отступления Алых.

- «У заброшенного замка», - произнес Калле и бросился в траву рядом с Андерсом. - Это смотря откуда считать и с чем сравнивать. Если отсюда до Южного полюса, то это далеко. А если, к примеру, спрятать Великого Мумрика в окрестностях Хеслехольма, можно все же утверждать, что это «у заброшенного замка».

- Ты прав, - сказала Ева Лотта. - Разве мы говорили, что сорочье гнездо прямо-таки за углом старого замка? Но Алые слишком тупы, чтобы это понять.

- Они на коленях должны благодарить нас, - угрюмо буркнул Андерс. - Вместо того чтобы спрятать Великого Мумрика в окрестностях Хеслехольма, про который никак не скажешь, что он близко, мы спрятали Мумрика совсем рядом, недалеко от дома Эклунда. Это с нашей стороны весьма любезно.

- Точно, весьма любезно, - засмеялась довольная Ева Лотта. А потом неожиданно добавила: - Посмотрите-ка, на крыльце веранды сидит маленький мальчик.

Они посмотрели. На крыльце веранды действительно сидел маленький мальчик. И этого было достаточно, чтобы Ева Лотта разом забыла про Великого Мумрика. У живой и непосредственной Евы Лотты, этого испытанного и храброго воина, бывали минуты женской слабости. Тогда не помогало даже то, что предводитель Белых Роз пытался заставить ее понять: такое просто неуместно во время войны. Андерса и Калле всегда немного смущало и озадачивало поведение Евы Лотты, как только она сталкивалась с маленькими детьми. Насколько Андерс и Калле могли понять, все малыши были одинаково настырные, надоедливые, вечно мокрые и сопливые. Но Еве Лотте они казались маленькими очаровательными светлыми эльфами. Стоило ей попасть в волшебный круг таких вот светлых эльфов, как сердце этой маленькой, похожей на мальчишку амазонки смягчалось. И вела она себя так, что, по мнению Андерса, это было проявлением непозволительной слабости: она протягивала руки к малышу, а в голосе ее появлялись удивительнейшие, нежнейшие нотки, заставлявшие Калле и Андерса содрогаться от возмущения. В такие минуты дерзкой, задорной, сверхмужественной Евы Лотты, рыцаря Белой Розы, как не бывало! Ее словно ветром сдувало. Не хватало только, чтобы Алые застали ее врасплох в минуту подобной женской слабости. Тогда на боевом щите Белых Роз появилось бы позорное пятно, которое трудно было бы смыть. Так считали Калле с Андерсом.

Малыш, сидевший на крыльце, конечно, заметил, что у калитки происходит нечто необычное, и медленно зашагал по садовой дорожке. А увидев Еву Лотту, остановился.

- Привет! - чуть нерешительно сказал он.

Ева Лотта стояла у калитки, и на лице ее блуждала «дурацкая», как говорил Андерс, улыбка.

- Привет! - ответила она. - Как тебя зовут?

Малыш рассматривал ее своими серьезными темно-синими глазами и, казалось, не обращал внимания на ее «дурацкую» улыбку.

- Меня зовут Расмус, - сказал он, выводя узоры большим пальцем ноги на песке садовой дорожки.

Потом подошел ближе, просунул свою маленькую, курносую, веснушчатую мордочку сквозь рейки калитки и вдруг увидел сидевших на траве Калле и Андерса. Его серьезное личико расплылось в широкую, восхищенную улыбку.

- Привет! - сказал он. - Меня зовут Расмус.

- Да, это мы уже слышали, - снисходительно отозвался Калле.

- Сколько тебе лет? - спросила Ева Лотта.

- Пять, - ответил Расмус. - А в будущем году исполнится шесть. А сколько исполнится тебе в будущем году?

Ева Лотта засмеялась.

- В будущем году я буду уже старой-престарой тетенькой, - сказала она. - А что ты тут делаешь, ты живешь у Эклунда?

- Нет, - ответил Расмус. - Я живу у своего папы.

- А он живет здесь, в этом доме?

- Ясное дело, он живет здесь, - оскорбился Расмус. - Иначе я не мог бы жить у него, понятно тебе?

- Железная логика, Ева Лотта, - сказал Андерс.

- Ее зовут Ева Лотта? - спросил Расмус, большим пальцем ноги указав на Еву Лотту.

- Да, ее зовут Ева Лотта, - ответила сама Ева Лотта. - И ей кажется, что ты - симпатяга.

Поскольку Алые еще не показывались, девочка быстренько перебралась через калитку к симпатичному ребенку из сада Эклунда.

Расмус не мог не заметить, что по крайней мере один человек из трех им очень заинтересовался, и решил ответить учтивостью на учтивость. Надо было только найти подходящую тему для беседы.

- Мой папа делает листовое железо, - подумав, сообщил он.

- Он делает жесть? - переспросила Ева Лотта. - Стало быть, он жестянщик?

- Никакой он не жестянщик, - рассердился Расмус. - Он профессор, который делает листовое железо.

- Ой, как здорово! Раз так, он сделает жестяной противень для моего папы, - обрадовалась Ева Лотта. - Понимаешь, он пекарь, и ему нужна целая уйма противней.

- Я попрошу папу, чтобы он сделал противень для твоего папы, - приветливо пообещал Расмус, сунув ручонку в руку Евы Лотты.

- Фу, Ева Лотта, какая чепуха! - пристыдил ее Андерс. - Плюнь ты на этого мальчишку, ведь в любую минуту могут появиться Алые.

- Успокойся! - сказала Ева Лотта. - Я же первая раскрою им всем черепушки.

Расмус с глубоким восхищением уставился на Еву Лотту.

- Кому ты раскроишь черепушки? - спросил он.

И Ева Лотта начала рассказывать. О войне Алой и Белой Розы. О диких погонях за врагом по улицам и переулкам городка, об опасных заданиях, таинственных приказах и захватывающих приключениях, когда они темными ночами тайком удирали из дому. О достопочтенном Великом Мумрике и о том, как вскоре сюда налетят Алые, злые, как шершни, и начнется великолепное сражение.

Расмус все понял. Наконец-то он понял, что смысл жизни в том, чтобы стать Белой Розой. Ничего прекраснее на свете нет. В самой глубине его пятилетней души зародилось в этот миг безумное стремление быть таким, как Ева Лотта, как Андерс и еще как этот - ну, как звать другого мальчика, ну, как его - Калле! Быть таким же рослым и сильным, раскраивать черепушки Алым, издавать воинственный клич и красться в ночи… Он поднял на Еву Лотту широко раскрытые глаза, в которых читалось это его страстное желание, и неуверенно спросил:

- Ева Лотта, а я не могу стать Белой Розой?

Ева Лотта слегка щелкнула его в шутку по веснушчатому носику и сказала:

- Нет, Расмус, ты еще слишком мал.