А ещё — ипподром. Тяжесть нового «скорпиончика», уходящие к мишеням тяжёлые стрелы. Кольчуга из сидовской стали, привычная, как вторая кожа. И голос со скамей:

— Великолепная, а зачем ты бежишь за стрелой? После каждого выстрела?

— Холмовая школа. Обучающийся стрельбе не должен иметь двух стрел. Чтобы не надеяться на второй выстрел.

— Ясно… Позволь назвать себя. Я…

— Того самый?!.

Оглянулась. Высокий, худощавый, чернявый. Глаза синие-синие. Ох, тонут девицы в таких глазах! И плед, конечно, в осиную клетку. Кейра в такое наряди — будет шмель. Этот — шершень!

— Да. Хозяина заезжего дома Гвента. Наши отцы начинали разговор. Но не успели договориться.

Эйра утёрла пот со лба. Сняла балисту с треноги, принялась натягивать чехол.

— Мне три года в ученицах ходить, — сказала, — да и не по сердцу семейное дело.

— А я и не о тебе, будущая ведьма. Хозяйку я себе уже нашёл. Только она сестёр боится, и мать. Что осудят. Мол, меньше месяца, как отец погиб, а она невестится. Поговори, а?

Конечно, от поцелуев дети не родятся, но где дым, там и огонь.

Увидев, как Гвен целует воин с востока, Сиан как стояла, так и села. В сено, назначенное стать свежей лошадиной подстилкой. Отличное укрытие, чтоб подглядывать. А сестра голову тому на плечо сложила, шепчет в ухо…

Первый порыв — бежать к матери. Но Сиан не простая деревенская ябеда. Сиятельная, не меньше! Значит, надо думать. Как учила Майни. И отец.

Итак, постулат первый. Гвен не дура. В отличие от Туллы, кстати. Целоваться будет, и только. Ну, ещё болтать.

И что скрывается, понятно. Ещё и это маме на хребет? Ну нетушки. И так дел невпроворот. Опять же, если мама узнает, что Гвен вместо траура по отцу в шашни ударилась… Обидно ей будет, что воспитала змеюку бесчувственную.

Но с кем бы поговорить…

Тулла — дура. Помогает только мужу, будто тот занят больше всех. На языке одно: сессия, голоса, сенатор тот, сенатор этот… А всё оттого, что мужу в отцовских сапогах широко, вот и свои ноги туда всунула. Дома разве ест и спит.

Кто ещё? Эйра. Сестра понемногу превращается в ведьму. Даже страшновато чуть. Но — человек, и матери помочь пытается. Только мама и она… Дуют друг на друга, как на кипяток, и нежничают, точно стеклянные. Эйра думает, что отца не уберегла. А что она могла сделать там, где сида не справилась? Мать терзается, что с отцом в поход не пошла.

Нет, Эйру лучше не трогать. С неё станется и сестру располовинить. За несоблюдение траура…

Майни? Фу. Кроме сына, для неё сейчас никого и ничего нет. И не будет в ближайшие дни. Сида она, устроена так. И вообще, свою работу она сделала. Плохо сделала, раз отец погиб. Ещё и потому от семьи прячется, стыдно ей. Если выходит, так к Лорну, дела обговорить. Ну, если дождя нет и ветра и можно выйти с маленьким. Иначе — Эйра суетится.

В такую цену ошибки Немайн. Нет, хорошо, что Сиан — не сида. И даже не сидова ученица. Но… Эйлет, как без руки осталась, вообще не человек, ёж.

Свои закончились. Значит, за советом идти к чужим. Не хочется как!

— Бриана? Занята. Сестре твоей перевязку делает. Что-то долго… У вас ещё кому-то помочь надо?

— Нет, я поговорить хотела…

Ну, к окну прокрасться недолго. Вот только близ окна рыжая стражница прохаживается. За полгода сиду переросла — не перепутаешь.

— Стой. Не пройдёшь.

— Мне надо. Это не игра.

— У меня тоже. Сестра сказала, никого не подпускать. Даже к щёлочкам ставен. Тебя — особенно.

— Да что там? — испугалась Сиан.

— Какие-то сложности с перевязкой. Сестра говорит, ничего страшного, но выглядит — не особо. В общем, не надо подглядывать, а? Приходи утром.

Сиан смерила Альму оценивающим взглядом. Ухватить, подсечь… Только зачем? Ради того, чтоб увидеть боль на лице сестры, да гной или червей в ране?

— Хорошо. И правда, зайду позже.

Повернулась.

— Эй, — окликнула Альма. — Ты на меня не обижайся, хорошо?

— Не буду.

А буду думать. Кажется, о сложностях с сестриной рукой точно матери нужно рассказать. Стоп! Есть ещё одна советчица. Странная. Зато верная. Если кому и скажет, так Майни. Зато выслушает очень внимательно. Это для остальных взрослых Сиан это «подожди-ка» и «не тараторь, пожалуйста», а для Нион Вахан — сестра богини.

Они сидели в комнате для переговоров. И угощал — Харальд. Который снова искал объяснений. На этот раз — не у друидов и священников. Кто ещё может объяснить суть Немайн точно и ясно, если не её ближайшая жрица?

Нион Вахан ковыряла курицу вилкой. Получалось не особенно хорошо. Сам Харальд преспокойно расправился бы с птицей руками, но рот старался не забивать. А то, если говорить и жевать разом, та неверно истолкует эддические строки.

— …и мимо пробегал карлик… И пнул его Тор, и карлик попал в костёр и там сгорел.

— Хорошо, про Бальдра я поняла. И про Тора тоже. А что Один?

— Что тебя интересует про Одина?

— Всё. Он же глава асов?

Харальд вздохнул. Тема была скользкая. На самом деле скользкая. Боги, они как конунги. Вечно грызутся, вечно пытаются влезть выше прочих. А Один — самый активный и ревнивый. Что взять с него — поэт!

— Пусть они там, в Асгарде, сами разбираются, кто у них глава. Ты что-то уже поняла?

— Поняла, что Ньерд и Фрейр по нашему будут Ллир и Манавидан. С Фрейей сложней — у нас за Манавиданом числят двух жён. А остальные… отличаются. Слишком сильно, чтобы их как-то соотнести. Но, по Ллиру и Манавидану судя, сиды скорей ванам сородичи. А те из них, что послабей, так и вовсе на альвов ваших похожи. Немайн, конечно, сильная. К ванам — ближе всего. Но не впрямую из них.

Вот давно бы так. Коротко и понятно.

— Значит, сказав: «альва», я не ошибусь?

— Ты её очень обидишь. И меня. Эльфами они разве ругаются. Лучше скажи «вана». Немайн в одной силе с Манавиданом. И вашим ванам не обидно будет, её к своим причислить.

И подняла на вилке удачно оторванный кусок куриного мяса. Харальд поскрёб бороду.

— А точней сказать нельзя?

— Точней её саму спрашивай.

— Так она себя называет человеком.

— Значит, она человек.

— Так она и Христа своего человеком называет. И Одина.

— Значит, они тоже люди.

— Но мне нужно знать, какие именно!

— А то ты не знаешь? Сколько соли с нами съел? Ты видел битвы с тысячами воинов с обеих сторон, осады и стройки, ты трогал руками её волшбу. Какие слова лучше этого?

В дверь постучали. Громко, требовательно.

— Кто? — спросил Харальд.

— Сиан. Поговорить нужно. С вторым «я» моей сестры.

Нион нахмурилась. Обычно сёстры Неметоны Луковку такого титулования не удостаивали. Пришлось откинуть крюк.

— Тоже целовались? — спросила та с порога. — Что не больше — вижу. Одёжки не примяты.

— У меня невеста на Оркнеях! — объявил Харальд.

— А ещё три сговорчивые девки в Кер-Мирддине, — уточнила Нион. — Сколько в Кер-Сиди, не знаю пока. Я же верна богине, и ты, Сиан, это знаешь. Пока Немайн не разрешит, я ни с кем! Так кто там целовался?

Сиан покосилась на Харальда.

— Женские секреты, — буркнул тот, — я загляну позже. Понимаю, для вас это важно.

И закрыл дверь с другой стороны.

— Ну? — спросила Луковка, и прищурилась. Почти как сида.

— Вот и ну… Ты знаешь, что мидии тухнут?

— Какие мидии?

— Ага, и ты забыла! Те три мешка, что вы с Тафа привезли. Их как бросили в углу в день приезда, так и лежат. Кухонные работники их трогать боятся. Вроде волшебные, собраны-то двумя ведьмами и сидой! У мамы руки не дошли, Гвен с парнем каким-то целуется…

Вот и выплыло. Нион выспросила подробности. Обдумала логически. Прислушалась к богине в голове. Тихое счастье, и никакого желания кого-то карать и казнить.

— С парнем поговорят, — подытожила.

Сиан этого мало.

— И это всё?

— С ним поговорят убедительно, — нажала Нион, которую вдруг расхотелось называть Луковкой. — Этого хватит. Так говорит богиня. Если же её голоса не послушают, вот тогда мало не будет никому. Потому, что ей придётся отвлечься от сына. Это после месячной разлуки!