– Фи! Пошляк! Садись уже! Тамарка, давай к нам.

Следующие полчаса были посвящены обсуждению того, как девушкам скучно в кремлевской больнице, и последним новостям из училища. Оказывается, всем курсанткам вчера вечером доставили телефоны, и они успели пообщаться с однокурсниками.

– Одни братья твои молчат, как всегда, и ничего не комментируют, – с обидой заявила мне Хачатурян. – А твой мертвенно-бледный вид в холле нашей общаги заметили практически все и ни в какие учения Тайной канцелярии не верят. Еще командование лютует, все училище по уставу теперь живет. Дыры в заборах заделали и колючкой обнесли, военная полиция как с цепи сорвалась и всю территорию патрулями круглосуточно контролирует, на проходной контроль тоже усилили, даже, говорят, увольнительные до Нового года хотят отменить!

– Жесть! – согласился я. – Полное безобразие! Кстати, красавицы, а вы знаете Елену Панцулаю с первого курса?

– Это которую ты тогда на руках таскал? – картинно нахмурилась Демидова, а я кивнул. – Хотела ей темную устроить, чтоб чужих мужиков не уводила, да потом смилостивилась: у ее и так, говорят, с физухой беда, а тут я еще со своими претензиями. Ну и что с ней?

– А это именно она по всем этажам общаги бегала, когда все остальные курсанты на построении были, двери ломала, разыскивала пострадавших и оказывала им первую помощь. Я-то сам… после засады не в состоянии был, а Коля с Сашей вход остались контролировать. Когда «скорые» прибыли, Лена вас даже на носилки помогала грузить, – тут уж я приукрасил, – а ты ей, Женя, темную собралась устраивать.

Демидова с Хачатурян переглянулись, и последняя на полном серьезе спросила:

– Я тебя правильно поняла, Алексей, что мы Панцулаю должны взять под опеку?

И эта опека в силу знатности Демидовой и Хачатурян, а также остальных молодых людей из их компании, была совсем не пустым звуком, да и элементарное знакомство с представителями аристократических родов могло помочь Панцулае в будущем.

– Вам решать, – пожал плечами я. – Просто мне кажется, что вы должны знать этот факт, а то Лену канцелярские тоже на подписку посадили и от нее вы об этом точно не узнаете. Заявляю сразу, Колю с Сашей я в ближайшее время точно попрошу приглядывать за Панцулаей.

– Дальше можешь не продолжать, – кивнула Демидова. – Мы все поняли, твоя пассия будет под надежным присмотром. – И заулыбалась. – Еще пожелания будут, мой господин?

– Будет вопрос, красавицы. – Я ехидно улыбнулся. – Завтра вечером в Георгиевском зале состоится презентация портрета императора работы хорошо вам известного художника Петрова. Помимо Романовых, будут Бурбоны с принцем Джузеппе и Кристиной Гримальди, брат с сестрой Долгорукие, Юсупова и Шереметьева. На правах родича императора и друга художника имею честь пригласить и вас, девушки. А теперь вопрос: у вас здесь, кроме таких милых халатиков и камуфляжа с берцами, есть что-нибудь приличное? А то как бы конфуза не вышло…

Какое же удовольствие я получил от чувств, отражение которых с поразительной быстротой сменялось на лицах девушек. Вишенкой же на торте стал полный отчаянья всхлип вскочившей Евгении:

– Тома, куда ты сунула мой телефон?

– Никуда я его не совала! А где мой?

Глядя на то, как девушки мечутся по палате в поисках телефонов в своих легкомысленных халатиках, я подумал, что было бы совсем неплохо, если бы и меня кто-нибудь навестил, желательно Алексия или Виктория, а еще лучше обе сразу…

На ужин ко мне пришли Мария с Варварой и сразу отчитались, что пригласили на завтрашнюю «выставку» всех наших друзей. Я же, в свою очередь, сообщил им о том, что позвал Демидову с Хачатурян. Сестры, в общем и целом, прореагировали нормально:

– Петров прежде всего твой друг, Лешка, – сказала Мария, – и еще ты болеешь, так что тебе можно.

– Да не болею я, так, присутствует легкое недомогание… – пришлось ответить мне.

– Отец говорит другое, – безапелляционно заявила Варвара. – Так что не спорь! Как, кстати, ваш с бабушкой визит в больницу прошел?

– А я думал, что она вам рассказала?

– Не-а, бабуля там чем-то важным занята, вот нас к тебе и сплавила, – отмахнулась средняя сестра. – Лешка, ты только не подумай чего, мы и сами к тебе собирались, после того как домашку сделаем, а тут еще и… Ну, ты понял.

– Понял, – кивнул я.

В импровизированном «отчете» я имел неосторожность упомянуть Панцулаю, и, к моему огромному удивлению, сестры заинтересовались девушкой, вытянули из меня все подробности и подвели итог:

– Еще одна жертва обаяния Романовых! – Мария смотрела даже не на меня, а на улыбающуюся Варвару. – Бедная девочка! Как же она будет страдать, когда тебя на следующей неделе переведут обратно в университет…

– Маша!.. – Варвара теперь с осуждением смотрела на сестру. – Проговорилась все-таки, ворона!

– А ты чайка вологодская! – фыркнула та. – Я же не специально!

– А ну-ка, девушки-красавицы, с этого места поподробнее! – потребовал я.

Сестры переглянулись, и Мария вздохнула:

– Мы с Варькой вчера случайно разговор бабушки и дедушки подслушали, в котором они как раз этот вопрос обсуждали. Вернее, решали, как именно это все «покрасивше» провернуть, чтоб, значит, репутация рода не пострадала…

– И что решили?

– Мы не успели дослушать, – опять вздохнула она. – Нас заметили…

– Плохие из вас «ниндзи» получились? – хмыкнул я, а сестры кивнули. – Но за информацию спасибо.

– Ты же нас не выдашь?

– Нет, конечно.

– Спасибо. И вообще, что-то ты не сильно обрадовался, – хитро прищурилась Мария. – Понравилось в училище?

– Что-то находишь, что-то теряешь… Вы такое количество колдунов в Кремле одновременно когда-нибудь видели?

– Не-а, – сестры помотали головами.

– «Тайгу» временно вывели из Канцелярии и переподчинили моему Прохору, вернее, Ивану Олеговичу Кузьмину. Догадываетесь, под кого именно это все делается? – девушки понятливо кивнули. – А на мне еще жандармские «Волкодавы» и в ближайших планах наши с вами дворцовые полицейские с валькириями. И еще куча разных дел, которые на казарменном положении ну никак провернуть не получится. Я-то думал, дед меня перед самым Новым годом из училища заберет, а он в свете последних событий решил сделать это еще быстрее. Так что, да, сестренки, я по училищу с его такой уютной и тихой гауптвахтой буду однозначно скучать.

– Бедненький! – у девочек были круглые глаза. – А ведь тебе еще и в университет надо будет ходить! И домашку делать!

– Вот и именно, сестренки! За домашку я и переживаю больше всего…

В десятом часу вечера, когда я уже успел пригласить на завтрашнее мероприятие деда Михаила, выслушав от него упреки в том, что позвонил позже своего воспитателя, пообщаться и с Алексией, и с Викторией, и с Сашкой Петровым, и даже с братьями-курсантами, Прохор с Иваном предложили мне прогуляться. Прогулка, однако, надолго не затянулась и закончилась в Арсенале, на втором этаже в большой гостиной с накрытым столом. Из-за которого при нашем появлении поднялись военные разведчики и командир «Тайги» Лебедев.

– Алексей! Прохор! Иван! – воскликнул Литвиненко. – Прошу к столу!

Ясно, история с Афганистаном повторяется, происходит и «первое знакомство», и объединение «родов войск».

Мы уселись на предложенные стулья и выпили «по первой», причем Литвиненко, когда наливал мне водки, покосился на Кузьмина.

– Пару-тройку рюмок царевичу можно, – кивнул тот.

Через полчаса за столом царило уже полное взаимопонимание, а изрядно подпитый Лебедев, который явно хорошо «принял на грудь» еще до нашего прихода, тихонько жаловался Прохору на жизнь:

– Я же этого подлеца талантливого еще подростком помню, – он косился на Кузьмина, – сам его в нашу учагу принимал! А потом наставником был! Учителем! Это я его из всех неприятностей вытаскивал и перед руководством за все творимые бесчинства защищал! Я же его на свое место готовил! А чем он мне отплатил? Сначала, гад такой, дезертировал с поля боя, а потом столько лет над родным подразделением как только не издевался! И что мы имеем в итоге, Проша? Этот подлец с легкостью демонстрирует такой запредельный уровень нашего колдунского мастерства, который мне и всем остальным может только сниться! Понимаешь, обидно мне, Проша! Обидно и досадно! А кто Ванюша после этого?