– Не в курсе, – вздохнул Кузьмин. – Но тяжелых вроде не было. Завтра себя лучше чувствовать буду, сколько смогу – подлечу.

– Я тоже только завтра окончательно оклемаюсь, – кивнул Лебедев. – Вместе по казарме пойдем.

Меня же продолжало глодать чувство вины, и я решил вмешаться:

– Могу уже сегодня. Тем более ничего сложного в этом лечении я не вижу. Ваня, с тебя подробности, которые мне надо знать, и можем приступать прямо сейчас, я не сильно устал.

– Два дня назад чуть не помер, – хмыкнул Прохор, – сегодня дел натворил и не устал!

– Подожди, Петрович… – Кузьмин переглянулся с Лебедевым. – Царевич, как ты себе это представляешь? Ну, ты понял…

– Вы просто накачиваете энергией другого колдуна, особенно его видимые темные зоны. Я прав?

– Прав, – кивнул Иван. – Я вот, например, просто представляю, как темное пятно наливается светом, и оно светлеет.

– Я тоже. – Это был Лебедев. – Еще как бы крест православный на поврежденный участок накладываю и от бойцов своих этого же требую. Точно помогает, вот тебе крест! – он размашисто провел рукой от головы до пуза.

– Нисколько не сомневаюсь, – опять кивнул Кузьмин, и не подумавший ерничать по своему обыкновению, и опять повернулся ко мне. – Алексей, главное, делать это все аккуратно и не сжечь тот участок, который ты хочешь вылечить, особенно с твоими-то талантами. Понял меня?

– Понял.

– Попробуй-ка на мне, но крест пока не накладывай, не отвлекайся. – И Иван сначала уселся, а потом и улегся на паркет. – Михалыч, пригляди за царевичем, мало ли что…

– Сделаю.

Ну, приступим, помолясь…

Вся эта процедура на самом деле была упрощенным вариантом правила, и мне стоило огромных усилий не полезть на автомате Кузьмину в доспех. Я даже мысленно запретил себе думать об этом и обошелся лишь поверхностной «накачкой» энергии в те места, на которые мне указывала чуйка. По внутренним ощущениям, процедура заняла не больше двух минут, а Иван, к которому вернулся нормальный цвет лица, вскочил с паркета, как подорванный, и забегал вокруг нас:

– Ай, жжётся! – он принялся растирать себе ладонями грудь, шею и голову. – Жжется-то как!

– Что с самочувствием, Олегыч? – заулыбался Лебедев.

– Как после парилки! До костей прожарило!

– Устал? – Лебедев повернулся ко мне.

– Норма. Ложитесь, Владислав Михайлович, теперь ваша очередь.

– Уверен?

– Уверен.

Через некоторое время по залу бегал уже командир «Тайги», а мы втроем наблюдали за ним с улыбками.

– Я так не могу, царевич, – вздохнул Кузьмин. – Не скажу, что как заново родился, но вот работать вполне способен.

– Может, мне Алексию в порядок привести? – закинул я удочку.

– Я сам, – нахмурился он. – Мы же с тобой договорились?

– Вопрос снимается, – кивнул я.

– Устал?

– Есть такое дело, но еще парочку человек подлечить смогу.

Тут вмешался Прохор:

– Отставить лечение! У тебя, Лешка, сегодня вечером прием, на который ты и так явишься с вновь приобретённой сединой, а если еще и вид будет замученный, государь меня не поймет! Так что, отставить и забыть! И марш вместе со мной обедать, а господа Кузьмин и Лебедев пусть с личным составом дела дорешивают.

– Есть, господин императорский помощник!

– Прохор, не спеши, давай немного воздухом подышим? – попросил я воспитателя, когда мы с ним вышли из арсенала на улицу.

– Умаялся все-таки, – хмыкнул он. – А собирался еще кого-то там лечить. Дыши на здоровье.

– Спасибо! Прохор, послушай, а почему генерал Михеев так себя дерзко вел? – решил поинтересоваться я. – Да еще и при посторонних?

– При каких посторонних, Лешка? – воспитатель опять хмыкнул. – Это ты у нас в роду человек новый, уж извини за такие слова, а все остальные в курсе. Не смотри, что наш с тобой ротмистр ведет себя крайне корректно, Владимир Иванович, если надо, и главу другого рода раком поставит и на общественное мнение наплюет, а за тебя любому глотку порвет, можешь не сомневаться. Я же тебе говорил, что Михеевы ближники, а ближникам очень многое позволено. А что касается генерала, то он твоего отца вот по этой самой брусчатке в коляске возил, колыбельные пел, игрушки дарил и его с братьями детские шалости от родителей скрывал. Вот и делай выводы. А за то, что ты по своей привычке Ивана Владимировича не послал и даже дерзить не пытался, хвалю! Неужели взрослеешь? – воспитатель хитро улыбался.

– Повзрослеешь тут… – вздохнул я. – Что ни день, какая-нибудь херня случается.

– Это точно. – Прохор посерьезнел. – Лешка, я тут еще одну тему хотел поднять, касающуюся того, как ты сейчас Ваню с Владом лечил. Надеюсь, ты их не поправил?

– Нет, реально просто подлечил. А почему тебя так этот вопрос волнует?

– Во-первых, Лешка, – воспитатель вздохнул, – если старшие родичи узнают, что ты кого-то поправил раньше них, будут очень недовольны, и это мягко сказано. А во-вторых, мы же с тобой договаривались, что Ваню правилом будем крепко за причинное место держать.

– А я думал, что вы друзья? – и не смог я сдержать ухмылку. – Боевые товарищи, пуд соли, все дела?..

– Мал ты еще, Лешка, – отмахнулся Прохор. – На мир вокруг смотришь сквозь розовые очки. Да и благородства дурного в тебе слишком много, последнее готов отдать. А что касается Ванюши, то, как говорится, дружба дружбой, а служба службой.

– Ох уж эта ваша профессиональная деформация, господин императорский помощник! – я улыбался. – Наши с тобой договоренности помню и собираюсь их неукоснительно соблюдать. А что касается этого лечения, то оно действительно очень похоже на правило. Мне даже пришлось мысленно отстраиваться от доспеха, чтобы не дать команду на его восстановление и не лезть в него еще глубже.

– Вот и молодец! – кивнул Прохор. – И вообще, – он задумался на пару мгновений, – надо бы… – и осекся. – Короче, Лешка, я с твоим отцом кое-что обсужу и потом тебе расскажу.

– Хорошо. – Я пожал плечами и сделал еще один глубокий вдох.

– Что-то ты к нам на приемы пищи зачастил. – Я смотрел на отца, с аппетитом хлебавшего ушицу. – Неужели в Большом дворце не так вкусно кормят?

– Компания не та. – Он утер подбородок салфеткой. – Да и обстановку иногда требуется сменить, вот и… А ты не рад?

– Рад, – кивнул я. – Только как-то непривычно. Так, глядишь, со временем и царственные дедушка с бабушкой начнут запросто захаживать, как и остальные родичи, и заживем мы вместе большой дружной семьей.

– Алексей! – буркнул Прохор, но под взглядом отца уставился в свою тарелку.

Родитель же отложил ложку в сторону и встал:

– Могу уйти.

– Извини, – вздохнул я. – Не подумал.

Он уселся обратно, но к еде так и не вернулся, пропал аппетит и у меня. Некоторое время за столом стояла тишина, пока отец не спросил:

– Как там Алексия?

– Спит. Ей Иван обещал заняться, я ему Прохоровскую спальню отдал.

– Хорошо. Костюм на вечер подобрал?

– Нет еще.

– Займись прямо сейчас. – Отец опять встал. – И еще. К четырнадцати часам вам с Прохором следует явиться на аудиенцию к государю. Приятного аппетита!

Не успел он сделать и пары шагов, как его остановил воспитатель:

– Саша, я тебя провожу. Переговорить бы надо… – А уже от двери Прохор сделал мне страшное лицо: – Лешка, чтоб к моему возвращению свою пайку съел полностью!

«Приказ» воспитателя я выполнил, запихав в себя остатки супа и «второго», прекрасно понимая, что ужин сегодня будет очень поздно, или вообще придется во время приема обходиться легкими закусками. Затем наступил черед «приказа» родителя, и я направился к гардеробу, где снял с вешалки серый в крупную клетку костюм, надел белую рубашку и удостоверился, что все на мне сидит нормально.

Тут вернулся Прохор – и не один, а в компании Ивана.

– Как Алексия? – сходу у меня поинтересовался колдун.

– Спит.