– Побежали Сашку будить! – великий князь пихнул Петрова в бок.

– Трусы хоть надень! – усмехнулся художник…

И снова отец быстрее меня! Не так чтобы очень, но вполне хватает для существенного преимущества и в нападении, и в защите. Вновь связка из ударов, проведенная в нереальном для меня темпе, закончившаяся пропущенным коротким прямо в печень.

Меня аж подбросило, от боли потемнело в глазах, и я на секунду выпал из реальности. В себя пришел уже на снегу.

– Молодец, сынок! Бил-то я в полную силу, такие удары только дед твой царственный да брат его родный Владимир выдерживали, ну, еще Колька, дядька твой, а ты вон даже сознание не потерял. Продолжим, или так и будешь валяться?

– Продолжим… – скрипнул зубами я.

И прыгнул к родителю прямо из того положения, в котором лежал, стараясь не думать вообще ни о чем, все глубже и глубже погружаясь в темп…

Чуйка цесаревича не просто заорала, она завизжала, когда вскочивший сын сначала потерял резкость и растянулся, на немыслимой скорости сокращая разделяющее их пространство, а потом, оказавшись рядом, задвоился и затроился.

То, что ему нанесли два удара в грудь и обозначили по касательной прямой в челюсть, великий князь понял только в полете, а когда сгруппировался, проломив скамейку, пришла и боль, до этого момента гасившаяся адреналином. Сжав зубы, цесаревич вскочил, разглядывая оставшегося на поляне сына, который просто стоял и смотрел на него, продолжая при этом двоиться и троиться.

– Молодец, сынок… – Александр Николаевич потер грудь. – Хочу еще!

Алексей кивнул и что-то неразборчиво пробормотал.

В снегу цесаревич «искупался» еще два раза, с восторгом отметив про себя, что так ни разу по сыну и не попал!

– Прохор! Володя! Работаем вместе! – скомандовал он Белобородову и Михееву.

И снова у Алексея не возникло никаких проблем, причем своего воспитателя и начальника охраны он не «бил», а просто расшвыривал по сторонам.

– Ваня, гаси его! – скомандовал вошедший в раж цесаревич, хватаясь за дико ноющие ребра. – Проша, Вова, захват!..

Давление на сознание со стороны засветившегося Кузьмина шло по нарастающей, сминая на своем пути даже не мысли, которых не было, а обрывки оных, бравшие начало где-то глубоко в подсознании. Вместе с этим начали всплывать и ощущения из недавнего прошлого.

Колокол… Что за колокол?

Чуйка дала команду, я полностью доверился ей, расслабляясь еще больше, и, пропуская чужое давление сквозь себя, доверил подсознанию поиск оптимальных ответов на угрозы материального плана, коими были отец, воспитатель и начальник охраны…

Мария с Варварой, прижавшаяся к ним Елизавета и Алексия с плохо скрываемым восторгом наблюдали, как двоившийся Алексей вдруг замер, а потом, размазываясь на ходу, метнулся сначала к отцу, который практически сразу улетел в сугроб, затем к Белобородову и Михееву, столкнул их между собой и через мгновенье уже был около Кузьмина.

– Царевич, шею сломаешь! – захрапел тот. – Сдаюсь! Сдаюсь!

Отбросив в сторону свою последнюю жертву, Алексей сделал пару неуверенных шагов к девушкам, постепенно перестал двоиться и улыбнулся:

– Что-то меня ноги не держат, красавицы. Похоже, я опять себе все растянул… – И, продолжая улыбаться, завалился набок.

В этот момент со стороны дома раздались крики:

– Леха, это было эпично!!! Просто эпично!!!

Одно из окон третьего этажа распахнулось, и из него на снег сначала выпрыгнули Николай с Александром, на которых, кроме трусов, ничего не было, а потом и полностью одетый Петров. Быстро добежав до поляны на темпе, братья продолжили выражать свои восторги, наблюдая за тем, как Алексия, Мария и Варвара помогают Алексею подняться:

– Мы с самого начала все видели, нас Шурка поднял! Леха, как ты их мощно раскидал! И дядьку Сашу тоже! Ты теперь у нас в роду самый быстрый!..

– Я у нас в роду сейчас самый медленный! – хмыкнул я, с трудом сдерживая себя, чтобы не застонать – мышцы, суставы и сухожилия от запредельных нагрузок дико ныли. – Спасибо, красавицы! – поблагодарил за оказанную помощь Алексию и сестер.

– А это кто у нас тут не по уставу одет? – к нам, прихрамывая и держась за левый бок, подходил родитель. – Ладно хоть в труселях заявились, а не в чем мать родила! Упор лежа приняли!

– Дядька, чего так сразу-то?.. – протянул Николай, а Александр добавил:

– Это же Леха тебя по сугробам валял, а не мы…

Мария с Варварой хихикнули, а отец делано нахмурился:

– Два подхода по пятьдесят отжиманий, а потом обтереться снегом и бежать в свои покои, гостей выпроваживать. – Он покосился на Елизавету. – Затем в баню, чуму выгонять. Приказ понятен, господа курсанты?

– Есть… – братья как стояли, так и упали в положение «упор лежа».

А родитель поставил ногу на голую спину Александра:

– Не халтурим, московские озорные гуляки, я все равно дождусь, когда от вас пар повалит… – И посмотрел на меня. – Алексей, как самочувствие?

– Все, что можно, себе потянул, даже вон стоять не могу.

– Если бы я так двигаться умел, – он усмехнулся, – точно бы себе что-нибудь порвал в самых неожиданных местах. Доченьки, тащите-ка брата в баню, мы его там в порядок будем приводить. Алексия, проследишь? – отец сначала указал девушке глазами на меня, а потом на Елизавету.

– Конечно, Александр Николаевич, – кивнула она.

– Шурка, – настала очередь художника, – ты с ними, а я пока пойду этих трех обормотов проконтролирую. – Родитель кивнул в сторону Прохора и Ивана, поднимавших из сугроба Владимира Ивановича.

– Александр Николаевич, и кого я тут охраняю, ты мне можешь сказать? – морщившийся Михеев держался за голову. – Двух великовозрастных великих князей, прошедших уже один военный конфликт, одного ветерана-абсолюта и колдуна, вертевшего хваленую «Тайгу» на… приборе? А этого… – он указал в сторону удалявшихся молодых людей, – …этого, прости Господи, Злобыря стеречь не надо, он сам себя защитить в состоянии, и нас всех в придачу! Я еще тогда тебе, Саша, говорил, после нападения Никпаев на Машу с Варей, что Алексей размазывался при движении, а сейчас он был еще быстрее! Я его движения еле периферийным зрением замечал, даже на темпе! Да и ты ничего сыну противопоставить не смог, а уж твою резвость я с детства на собственном организме ощущал! А Прохор? Да Алексей от нас с Петровичем, как от мух назойливых, отмахнулся! Решено, завтра же рапорт даже не отцу, а дядьке Коле напрямую подам!

– Вова, прекращай истерику, – улыбался цесаревич. – Твоя семья как была у нас в ближниках, так и останется. И вообще, что у тебя за мода такая, после каждого мордобоя грозиться рапортиной? Не думал общий уровень боевой подготовки в подразделении повышать, в том числе и собственным примером?

– Саша, я свой предел и предел подчиненных очень хорошо представляю, а после такого, – ротмистр мотнул головой в сторону истоптанной поляны, – чувствуешь себя полным… нонкомбатантом. Прохор, а у тебя как с этим?

Воспитатель великого князя только усмехнулся:

– Новых комплексов не появилось. И что с того, что нет у меня больше шансов Лешке огненной плетью за плохое поведение пониже спины врезать, прошло это счастливое время. А если серьезно, сынка действительно внушает, тебя, Володя, можно понять. - Он повернулся к колдуну. - Ванюша, как впечатления?

– Самые хреновые, – потер шею тот. – Злобырь и есть твой сынка! Я тоже уже без шансов на отшлепать его по тугой попке. И ты, Проша, прав, Алексей Александрович действительно внушает, я его остановить не в состоянии. – И заулыбался. – Проклятие на мне какое-то? До сих пор перед князем Пожарским после тех событий… трепещу, так теперь еще и понимание запоздалое приходит, что его внучок с легкостью воплотит в жизнь все обещанное тогда мне его высокопревосходительством.