Молодые люди переглянулись и дружно упали на утоптанный снег.

– Курсант Каранеев, сядь туда. – Я указал ему место. – Делай вид, что ты в легком нокауте. Остальные стоят там. Лена, присоединяйся к молодым людям, а вы, красавицы, – я смотрел на совсем растерявшихся Демидову с Хачатурян, – будете на меня нападать. Вперед!

Чуйка не подвела, и уже скоро на тропинке показалась пара «мухоморов».

– Что здесь происходит, господа курсанты? – поинтересовался старший.

– Повышаем уровень боевой подготовки, господин полицейский!

– С этим что? – он указывал на Каранеева.

– Это я неудачно приложился, в раж вошел…

– Почему не на гауптвахте?

– Не могу знать, господин полицейский.

– Семь бед, один ответ? Ладно, всем быстро по казармам, поздно уже. А курсант Романов проследует с нами.

– Господин полицейский, разрешите обратиться?

– Слушаю.

– Курсанты Каранеев и Нарышкин мне тут по секрету признались, что тоже очень хотят провести эту ночь на гауптвахте. Только не подумайте ничего предосудительного, они нормальные…

– Без залета и оформления? Не положено!

– Господин полицейский, ну в виде исключения… В познавательных целях, так сказать…

«Мухомор» хмыкнул:

– Курсант Нарышкин, курсант Каранеев, проследуйте за мной вместе с курсантом Романовым.

Каранеев с Нарышкиным вздохнули:

– Есть! – и, шаркая ногами о снег, подошли к «мухоморам».

А уже когда мы вышли из спортгородка, старший полицейский отстал и принялся докладывать по рации:

– Отбой учебной тревоги, веду голубчиков…

– Вот от кого мы с Женькой не ожидали, Сандро, так это от тебя! – Хачатурян буквально прижала своего молодого человека к турнику. – Из училища хочешь вылететь? И всех остальных подставить?

– Ну, они…

– Лучше молчи! Почему Женька должна Алексею звонить? А вы? – она повернулась к Романовым. – Каким местом думали?

Николай с Александром только вздохнули, а Татищев решил вмешаться:

– Девочки, была задета честь…

– Честь и в браслетах можно было защитить! – Тамара была неумолима. – Завтра же все дружно скажите спасибо Алексею, что под трибунал не пошли.

– Скажем…

– Хорошо…

Хачатурян же удовлетворенно кивнула и подошла к Демидовой с Панцулаей:

– Пойдемте, девочки, у меня бутылочка красного припрятана, надо стресс снять…

– Ну что, Николя, ты подумал над моим предложением?

– Людовик, ты же знаешь нашу ситуацию, – император слегка поморщился, глядя на короля Франции, стоящего у огромного окна терминала аэропорта, и переглянулся с супругой. – Все эти династические браки с королевскими домами Европы никак нам в Первой мировой войне не помогли, даже наоборот. Ещё мой отец в мудрости своей решил, что Романовы теперь будут брать в супруги девиц только из знатных родов Российской империи, и не ошибся. – Император погладил по руке Марию Федоровну. – И Мари с сыновьями и внуками этому главное подтверждение.

– Николя, я тебя прекрасно понимаю, – кивнул Людовик с улыбкой, – и даже готов признать, что Франция от подобного союза получит больше, чем Россия, но и вы тоже не останетесь в накладе. Посуди сам, через нас вы вновь породнитесь с очень влиятельными родами Европы, получите поддержку в своей внешней политике от Франции, сможете более свободно выступать на международной арене, а не как сейчас… – король посерьезнел, – в большей степени с позиции силы. В конце концов, дети Алексея и Стефании будут восприниматься в нашем общем европейском доме своими. Кроме того, если говорить о самой Стефании, в её лице Романовы получат прекрасно воспитанную и образованную девушку, полностью осознающую свою роль в сложных международных отношениях и во внутренней политике Российской империи тоже. Учти, Николя, в свои неполные двадцать лет моя внучка уже успела набрать кое-какой вес в европейской элите, а её переход в православие все воспримут как должное. – Король Франции вздохнул. – Николя, не отказывай прямо сейчас, просто обещай подумать.

– Я тебя услышал, Людовик, – кивнул Николай. – И подумать обещаю, но на мое положительное решение все же сильно не надейся. Без обид?

– Какие уж тут обиды…

– Тогда, Людовик, с наступающим Рождеством и Новым годом! Передавай наши с Мари самые лучшие пожелания супруге и детям.

– Вас тоже с Новым годом и с Рождеством. Жду звонка, Николя.

Король Франции повернулся к провожающей его делегации, в которой была и принцесса Стефания, сделал знак рукой и направился на выход из терминала, после чего императрица обратилась к супругу:

– Дорогой, может, и на самом деле рассмотреть вариант женитьбы Алексея на этой Стефании? Люда-то дело говорит, может, из этого союза что-нибудь путное и получится?

– Нет, дорогая, уверен, что ничего хорошего не выйдет. Ты хочешь, чтобы мне Людовик под предлогом нашего родства на международной арене руки выкручивать начал? – он ухмыльнулся. – Или просто мечтаешь в Париже на старости лет пожить? Так я тебе это и без подобных крайностей могу устроить.

– А какова оценочная сумма приданого, которую Люда за Стефанию дает? – улыбнулась Мария Фёдоровна. – Я видела отчет специалистов, королек-то наш не поскупился, а мы с него можем ещё и больше попросить. А про существенные доли во всех этих европейских компаниях ты подумал? Это же новый уровень экономической интеграции Российской империи с Европой! И на этом можно будет не останавливаться.

– Брось, дорогая, – поморщился Николай. – Помнишь поговорку, не жили богато, нехuй и начинать? Сегодня акции дали, а завтра доли размыли или вообще все наши активы заморозили под надуманным предлогом. И что, снова внешнюю разведку напрягать точечными акциями устрашения наших европейских партнёров? Или войну объявлять? Нет уж, будем действовать по ранее разработанным планам и искать другие пути интеграции.

– Дай хоть помечтать… – «загрустила» Мария Фёдоровна. – И вообще, мне не очень хочется жить под одной крышей с какой-то там француженкой, наши девки всяко лучше.

– Конечно лучше! – ухмыльнулся Николай. – Наших-то ты сходу по своему обыкновению под лавку загоняешь, а эта француженка, не привыкшая к подобному обращению, может и зубки показать, да ещё и пожаловаться своему родственничку в Париж.

– Какой Париж, дорогой? – Отмахнулась императрица. – О чем это ты? Одна жалоба Алексею, и я сама буду делать все для того, чтобы не оказаться под лавкой…

По моей «нижайшей» просьбе дежурный разместил нас с Нарышкиным и Каранеевым в той самой большой камере, где я с Прохором, Иваном и братьями отходил после нападения покойного Тагильцева, и куда потом в «вертухайской» форме заявились три моих деда и отец.

Неудачливые дуэлянты молча разместились на шконках по разным углам камеры и сразу же улеглись, повернувшись к стенам головами. Я последовал их примеру и тоже развалился на соседних с нарышкинскими нарах, благо выбор позволял.

Разговоры разговаривать с молодыми людьми не собирался, а тем более их мирить – я им не нянька, не близкий друг, пусть сами ищут способ урегулировать конфликт. Единственное, завтра собирался переговорить с остальными лицами, причастными к дуэли, чтобы уже они предприняли все от них зависящее, чтобы… Короче, пусть предпринимают. Особую ставку делал на Багратиона, как на самого авторитетного молодого человека в этой компании, ну и на Николая с Александром Романовых.

Через полчаса незаметно для себя задремал, а проснулся от какого-то движения на гауптвахте. Буквально через минуту в камере вспыхнул свет, дверь открылась и в проеме появился полковник Удовиченко.

– Проходите, ваше высокопревосходительство. – Он сделал шаг вперед и в сторону, пропуская в камеру старика в темном костюме, в котором я узнал командира Отдельного корпуса жандармов генерала Нарышкина. – Вот тут они и отдыхают, голубчики…

Мы с младшим Нарышкиным вскочили, а за нами, потирая глаза, и Каранеев: