— Егор Васильевич, — обратился я к сидящему рядом всегда спокойному и основательному водителю братьев, — такое ощущение, что за нами идет слежка двумя машинами. Это ваши?
— Наши, Алексей Александрович, — кивнул он, покосившись в мою сторону, — действительно, две машины идут на небольшом отдалении, подстраховывают некоторым образом… в свете последних событий.
— Понятно, — успокоился я. — А почему не в открытую?
— Появление машин сопровождения у КПП училища было признано нецелесообразным, — четко ответил Егор Васильевич, явно повторяя чьи-то слова. — Они присоединятся к нам позже.
Тут к нам в беседу с заднего сиденья влез Александр:
— Дядька Егор, а почему нас с Колей не предупредили о приставленной охране?
— А у меня приказа не было вам сообщать, молодые люди, — хмыкнул водитель. — Саша, вы же с братом военные люди, такие тонкости должны понимать.
— Военные… — протянул уже Николай. — Дядька Егор, да пока мы там за забором в казарме штаны протираем, тут жизнь кипит! Только по слухам обо всех этих радостях жизни и узнаем!
— Цыц мне тут! — посерьезнел водитель. — Больно взрослые стали! Мало вам было поездки в Афганистан? Что-то не сильно вы весёлые оттуда вернулись. Или я не прав?
Молчание братьев была ему ответом.
— Вот и именно, молодые люди, — продолжил он. — Со временем и вам представится возможность отличиться, и не одна, а две и более, а пока оставьте решение подобных вопросов более опытным старшим родичам. И чтоб я больше от вас этих жалоб на жизнь не слышал.
— Дядька Егор… — протянул Александр, — Хоть ты не начинай!
— Слушайте, что старшие говорят! Всё, молодые люди, разговор на этом закончен. И не мешайте мне следить за оперативной обстановкой, не дай бог что… И сами по сторонам поглядывайте, а не предстоящие бл@дки обсуждайте!
Братья какое-то время поворчали на заднем сиденье, но больше к своему личному водителю не приставали. А я смотрел краем глаза на Егора Васильевича и умилялся — настолько он мне сейчас своими нравоучениями напоминал любимого Прохора!
Насколько я понял из давнишних комментариев братьев по поводу своего личного водителя, с которым и мне приходилось ездить довольно часто, Егор Васильевич, являвшийся ко всему прочему ветераном войны с Китаем, был приставлен к Николаю с Александром еще в те времена, когда они только пошли учиться в лицей. Пользуясь у братьев огромным авторитетом, Егор Васильевич не упускал возможности «поучить их жизни» и «поставить молодым людям мозги на место», а Николай с Александром были уверены, что эти беседы не только предварительно согласовались с их родителями, но и записывались. Впрочем, братья по этому поводу нисколько не комплексовали и на Егора Васильевича не обижались: служба есть служба, а к контролю со стороны родителей, даже к таким его формам, Николай с Александром уже давно привыкли.
— Егор Васильевич, а в отношении меня поступали отдельные инструкции? — поинтересовался я.
— А как же, Алексей Александрович, — кивнул он, не отрывая глаз от дороги. — Подобные инструкции мне поступают постоянно. Желаете, чтоб я все подряд перечислил?
— Проехали, Егор Васильевич, — хмыкнул я. — Все они явно сводятся к одному: охранять и не допущать.
— Всё верно, Алексей Александрович, — теперь уже хмыкал водитель, — а наше дело маленькое: выполнить приказ, который без всякого двойного толкования предписывает доставить вас с молодыми людьми до особняка в целости и сохранности.
Перед самым заездом в наш квартал я почуял даже не чужое внимание, а легкое касание взглядом, как будто человек посмотрел на меня из-за угла и тут же спрятался. Я даже не успел накинуть колокол и засечь даже примерное местоположение колдуна: так аккуратно он это все сделал! Это точно Кузьмин заметил меня «на дальних подступах», канцелярские так касаться взглядом не умеют. Или просто Ваня, имея полную информацию о движении нашего с братьями кортежа, меня таким образом проверяет? Хорошо, будь по-твоему, колдун проклятый! Но как же, сука, не хочется напрягаться…
Темп!
О тошноте с головной болью забыть!
Поиск!
Оглядевшись вокруг и обнаружив в районе особняка два едва святящихся силуэта, заставил себя не обращать внимания ни на что другое и потянулся к канцелярским колдунам, обеспечивая себе таким образом хоть какую-то иллюзию безопасности: те, не разобравшись в ситуации, могли в самый неудачный момент ударить по находящемуся не в лучшей форме слабенькому мне. Надо было отдать должное «коллегам» — среагировать они успели, красиво засветились и даже начали сопротивляться, уйдя при этом в глухую оборону, но, объединив их со второй попытки, я с трудом погасил сотрудников подразделения «Тайга».
А Кузьмин, тварь такая, и не подумал себя хоть как-то проявить: как я ни оглядывался, никакого намека на присутствие Ванюши не заметил!
Глубже в темп!
И снова ничего!
Еще глубже в темп!
Перед внутренним взором поплыли цветные пятна, а, помимо них, наконец-то проявился едва светящийся силуэт проклятого колдуна, к которому я и потянулся!
Радость моя была недолгой — силуэт, как тогда при попытке захвата Кузьмина «Тайгой», обрел форму демона, снова щелчок по носу кончиком хвоста, и мерзкое ощущение падения в темную бездну.
Вот же мразь!..
— Вика, вон там встала и замерла! — рык воспитателя просочился сквозь свист в ушах. — И вы тоже, оба-двое! И Петрова с собой заберите!
— Ну, Прохор… — голос Вики был просящим.
— Василич, продолжай.
— Ну я и говорю, Петрович, он весь напрягся сначала, замер, потом побледнел, ну и… это самое… срыгнул обильно прямо на торпеду, а потом сознание потерял… — голос Егора Васильевича доносился до меня сквозь свист в ушах. — Может, эпилепсия какая у Алексея Александровича случилась? Или отравили отрока вояки проклятые в своей столовке антисанитарной?
— Не говори глупостей, Василич. — Тон воспитателя был спокоен. — Это у нас тут Ванюша развлекается, к гадалке не ходи. Да ведь, Ванюша?
— Да ведь, Проша. — А вот и голос проклятого колдуна. — Прошу отметить всех присутствующих, что я только спровоцировал Алексея Александровича на определенные действия, а уж дальше он выделывался по собственной инициативе, вот и… обильно срыгнул на торпеду с потерей сознания. Вы бы лучше двух колдунов проверили, которые вашему Алексею Александровичу под горячую руку попались, может, и сдохли уже… захлебнувшись собственной рвотой, торпеды-то рядом не было…
— Иваныч, пошли людей, — распорядился мой воспитатель. — Ванюша, когда Алексей придет в себя?
— Так уже… Только делает вид, что в отключке, а сам уши вовсю греет по привычке своей поганой.
«Вот же сука колдунская! — мысленно выругался я, пытаясь окончательно привязать себя к действительности. — Я подобного издевательского отношения к себе не потерплю!»
В случае с Кузьминым доверять своей чуйке не стоило от слова совсем, и поэтому я слегка приоткрыл глаза, быстро прикинув оптимальную траекторию движения к объекту своей ненависти.
Темп!
Господи, какая же на меня сразу навалилась слабость, а вот к головной боли я, похоже, начал привыкать и уже не обращал на нее особого внимания. Но ничего, враг от меня в паре метров, а значит, никаких ментальных приемов, кроме колокола, только старая добрая и крайне эффективная ударная техника на максимальной скорости!
Вскочив с дивана и оттолкнув в разные стороны Прохора с Егором Васильевичем, метнулся к Ивану, стараясь сделать колокол как можно плотнее, отвел правую руку для удара в ухо, успев поймать при этом насмешливый взгляд колдуна, и… очередное падение в темноту.
Бл@дь, сколько же можно?!
Полет разогнавшегося великого князя был эпичен: три стула, один журнальный столик и кресло явно не подлежали восстановлению, а обои на одной из стен гостиной, в которую и «приехало» кресло, надо было менять полностью, как и заново штукатурить, замазывая образовавшуюся вмятину. Сам Алексей был цел и на первый взгляд невредим, он даже сумел самостоятельно усесться на полу и глухо застонать, обхватив голову сразу двумя руками. Попытка Вяземской подбежать к молодому человеку была остановлена резким окриком поднимающегося с пола Белобородова, который оглядел «масштаб разрушений» и заявил в сердцах:
