— С большой долей уверенности могу заверить, что ушли мы чисто, а записи с камер наблюдения утром Удовиченко подчистит.

— Хорошо. Что с Ваней?

— Пришел в себя, сейчас в своих покоях отлеживается. Говорит, — Белобородов позволил себе улыбнуться, — что начинает Лешку бояться, типа тот опять начал частоту менять и погасил его без особых проблем. А если учесть, что Колдун в жизни никого не боялся…

— Ясно. — Николай кивнул и повернулся к старшему сыну, сидящему рядом. — Саша, что думаешь?

Тот пожал плечами:

— Надо будет Кузьмину приказать, чтоб начал к тренировкам с Лешкой «Тайгу» привлекать, раз сам не справляется. А так, подобные вещи в исполнении сына очень впечатляют, особенно после того, что на войне Ванюша выделывал.

— Вот и я про то же, — задумчиво протянул император и вновь посмотрел в камеру. — Прохор, что там с этой дочкой Ваниной, это которая Алексия? Колдун начал ее тренировать?

— Начал, государь, — кивнул тот. — Только я в эти его дела колдунские не лезу, специфика не моя, так что ничего конкретного сказать не могу.

— Саша?

— Отец, дай Ване время наладить отношения с дочкой, тем более, она только сегодня, если мне память не изменяет, должна из своего концертного тура вернуться.

— Держи на контроле. Конец связи.

* * *

— Подъем, курсант!

— Встаю-встаю… — Я с трудом уселся на нарах и схватился за голову.

Нет, это точно был не сон, и ко мне ночью приходил Ваня-колдун…

…При атаке чуйка сработала как надо: меня выкинуло в темп, и одновременно автоматом накинулся колокол. Но все эти защитные меры мне помогли как мертвому припарка: сознание поплыло, не желая сосредотачиваться на чем-то конкретном, совершенно пропало и чувство времени.

Сколько провалялся в таком состоянии, я не помнил, а потом сквозь свист в ушах услышал голос проклятого колдуна:

— Что, царевич, расслабил булки в казенном доме? В безопасности себя ощутил? Баиньки прилег на удобную шконку? Но ничего, сейчас мы это быстро исправим…

И так плывущее сознание взорвалось тысячью осколков, разлетевшихся в разные стороны. Когда же оно из этих осколков собралось вновь, ничего, кроме холодного отчаянья, в нем не было.

Потянувшись из последних сил к источнику опасности, я попытался его погасить и провалился в спасительное беспамятство…

— На выход!

— Иду-иду… — я с трудом встал и зашаркал ногами в сторону двери.

У стола дежурного по гауптвахте обратил внимание на двух незнакомых «мухоморов», видимо, моих новых конвоиров. И не ошибся:

— Доброе утро, курсант Романов! — поприветствовал меня дежурный.

— Доброе, господин прапорщик.

— Какие планы на предстоящий день?

— Самые радужные, господин прапорщик, — скривился я. — Учеба, учеба и еще раз учеба, никаких побегов.

— Отлично, курсант! — вполне благожелательно улыбнулся тот. — Это ваш конвой, Василий и Николай. — Те два «мухомора» кивнули. — Курсант, как вы себя чувствуете? А то видок у вас… бледноватый.

— Нормально, господин прапорщик. — Моя кривая улыбка стала еще шире. — Спал как младенец.

— Хорошо. Можете идти.

На свежем воздухе мне стало чуть лучше, но общая слабость и головная боль так и не прошли. И вообще, почему военные полицейские себя нормально чувствуют, гады? Ваня точно в камере был, значит, через «мухоморов» должен был пройти. Он что, только меня опять мучал?

— Курсант, с вами точно все в порядке? — уже около спортгородка поинтересовался один из «мухоморов». — А то ноги еле передвигаете.

— Спасибо, все в порядке. Просто на зарядку неохота.

И приказал себе: «Лешка, соберись! Нечего свою слабость демонстрировать!»

Курс, как и вчера, ждал только меня. Кричать ничего не стал, просто выкинул вверх руку со сжатым кулаком.

— No pasaran! — дружно ответил курс.

Капитан Уразаев только махнул рукой:

— Доброе утро, курсант Романов. Очень рады вас видеть. — После чего повернулся обратно к строю. — Внимание, курс, кросс на три километра! Раздать браслеты… Время пошло!

И мы побежали…

Господи, по ходу прохождения дистанции я чуть не сдох! Хоть и прибежал в сопровождении своих «мухоморов» в числе первых. А потом началось еще это рукомашество!.. Что привело к тому, что я в своей комнате в общежитии больше десяти минут «отмокал» под прохладным душем.

Завтрак съел без всякого удовольствия, просто запихивая в себя кашу, на двух занятиях опять просидел в телефоне, успев попереписываться с Алексией, которая сегодня вечером должна была прилететь с гастролей.

К обеду, слава богу, окончательно прошла голова, а вот общая вялость так никуда деваться и не собиралась. Да, что-то жестковато за меня Ванюша взялся, если мне, судя по предыдущему опыту, пару-тройку дней на восстановление потребуется. И вообще, лучше бы мне с Прохором на дворцовых тренироваться или полиции помогать преступных элементов задерживать, там хоть результаты видны. А что с Ваней? Три минуты, и я в ауте! А так можно иногда чисто защиту отрабатывать и отдельным приемам у него поучиться. Ночью, вон, до того меня довел, аж поблазнилось, что я сумел его погасить! Приснится же такое! Где Ваня, а где я?

— Алексей Александрович, приветствуем! — к нашему с «мухоморами» отдельному столу подошли братья.

— Привет, — кивнул я, встал и поручкался с ними.

Полицейские встали вслед за мной и обозначили кивки, после чего уселись за стол и продолжили обедать, демонстративно не замечая великих князей.

— Что это ты такой вялый и задумчивый? — поинтересовался всегда жизнерадостный Александр.

— Спал плохо, — отмахнулся я.

— Это после ужина с Демидовыми? — усмехнулся он. — А то Женька тоже сегодня вся такая загадочная ходит.

— После него, — вздохнул я. — Князь Демидов умеет произвести впечатление.

— Это точно. Сегодня тебя в общаге опять не ждать?

— Не ждать. — Я покосился в сторону сидящих полицейских. — Меня с губы, похоже, вообще выпускать не собираются. Как, впрочем, и из училища отчислять. Но ничего, я обязательно что-нибудь придумаю, и мы с вами зажжем.

— К пятнице лучше готовься, зажигатель, — улыбался Николай. — И к субботе. А то нам Женька с Тамарой за последние дни уже все уши прожужжали с этим балом, а сами еще недавно идти не хотели.

— Будет исполнено, ваши императорские высочества, — вяло кивнул я. — К пятнице буду в форме. А в субботу на балу так и вообще для вас гопака спляшу…

— Ловим на слове!..

На четвертой паре мы с остальными курсантами, уже начинающими привыкать к тому, что я постоянно нахожусь под конвоем, спустились в подвал учебного корпуса, где, как оказалось, был устроен стрелковый тир. Уразаев, оставив остальных курсантов на инструкторов, повел меня в отдельную комнатку на инструктаж. Выслушав то, что знал и так, я расписался в специальном журнале и был отправлен на исходный рубеж, где и стал дожидаться своей очереди на выполнение упражнения из АПС на пятьдесят метров.

Курсанты, понятно, были возбуждены: хоть какое-то развлечение посреди серых будней постоянной учебы. Я же, настрелявшийся в Ясенево до кругов перед глазами и трясущихся рук, смотрел с улыбкой на заключавших мелкие пари молодых людей и девушек, ссылавшихся на свои предыдущие результаты стрельб и обещавших, что уж в этот раз они сработают гораздо лучше, потому что в лицеях на военке они показывали вообще феерические результаты, а здесь просто оборудование не позволяет им раскрыться на полную.

И доля правды в этих словах была: волыны, видевшие на своем веку бог знает какое количество курсантов и явно произведшие огромное количество выстрелов, имели весьма потертый вид. Уж не знаю, чем руководствовалось командование училища, предоставляя подобный «расстрелянный» инвентарь для тренировок, но в руки «Стечкин» я взял с некоторой опаской.

Три первых пристрелочных патрона, судя по сообщению инструктора, ушли влево в район «семерки» и шестерки», после чего, сделав поправку, я спокойно отстрелял оставшиеся десять патронов.