— И я тебя, Стефания!
Две принцессы обнялись.
Французская принцесса Стефания разместилась со всей своей свитой и охраной на верхнем этаже гостиницы «Националь», выкупив его полностью. Сразу же по заселении она набрала свою подружку Гримальди и пригласила её к себе.
— Рассказывай, Кристинка! Все рассказывай: как жизнь, как учёба, как тебе Россия, как Москва, а самое главное, как личная жизнь?
Гримальди рассказывала довольно-таки долго, не забыв показать подружке на планшете как свои работы, так и наброски Александра Петрова, про которого тоже успела рассказать.
— Одно могу сказать точно, Крис, если у русских и в самом деле загадочная душа, то у твоего Петрова она самая загадочная! Действительно редкий талант! — охарактеризовала увиденное Стефания, которые были не чужды изобразительные искусства.
— Точно! — кивнула довольная Гримальди.
— А как тебе его друг, великий князь Алексей? — Стефания загадочно улыбалась. — Почему ты про него ничего толком не рассказала?
Гримальди, заранее предупрежденная своим дедом, князем Монако, об истинной цели визита французской принцессы, хмыкнула и принялась передавать той свои впечатления о друге молодого человека.
— Резковат, говоришь? — задумчиво протянула Бурбон. — Ладно, оценим. А все эти претендентки из русских родов меня особо не волнуют, Крис! Вот увидишь, я обязательно найду способ охмурить русского медведя, раз уж интересы Франции этого требует…
— Подъем, курсант!
— Встаю-встаю… — Я заставил себя вскочить с нар.
— На выход!
Сегодня, как и предполагалось, чувствовал себя гораздо лучше, но до обычных кондиций организм пока явно не восстановился.
И опять у меня был «день сурка»: кросс, рукопашка, душ в моей комнате в общежитии, завтрак, два занятия, обед и снова два занятия, после которых я в сопровождении все тех же «мухоморов» отправился на гауптвахту.
Перед ужином решил позвонить генералу Орлову:
— Иван Васильевич, как ваше «ничего»?
— Всё хорошо, Алексей! — Голос заместителя командира Корпуса был бодр и весел. — И чувствую себя нормально, остальные тоже: много бегаем, гуляем, физухой без темпа занимаемся и, пардон, жрём как не в себя! Когда на осмотр приедешь?
— Планирую завтра.
Кроме как в пятницу после обеда, посетить Ясенево другого времени у меня не было.
— Ждём. Если что, мой номер знаешь.
Сегодня на ужин была пшённая каша с рыбой, пара кусков чёрного хлеба и жиденький чай с небольшой булочкой. Да, это не моя ресторанная еда в особняке! Зато сытно и для здоровья полезно.
Просунув посуду в «кормушку», развалился на шконке и решил позвонить Алексии, но сделать этого не успел: дверь в камеру опять открылась.
— На выход, курсант!
— Чего опять? — недовольно протянул я. — Дайте хоть жирку завязаться! А то и так уже комок на мне болтается!
Вертухай был неумолим:
— На выход!
Перед столом дежурного по гауптвахте мы не задержались и сразу же направились на выход.
— Господа полицейские, куда хоть идём? — поинтересовался я у своих конвоиров.
— Начальник училища объявил общее построение. Приказано доставить на плац и вас.
— Понял. Спасибо.
Что ещё там генерал задумал? Очередную пакость в мою честь? Или что-то случилось? Ладно, будем действовать по обстановке…
При подходе к плацу, на котором уже явно выстроилось все училище, я заметил три машины с гербами Русской православной церкви: одну «Чайку» и две «Волги». Это что, к нам сам патриарх пожаловал? А меня, получается, специально ради визита такого высокого гостя с губы вытащили?
Подойдя ещё ближе, обратил внимание на небольшую трибуну, которую, судя по всему, приволокли специально, на ней уже стояли начальник училища вместе с одетым в белое парадное одеяние патриархом, а прямо позади их помоста устроились командование училищем и сопровождающие Святослава батюшки.
Ага, вот меня и заметили! Генерал Ушаков указывал Святославу в мою сторону.
— Курсант, — обратился ко мне один из конвоиров, — обходим строй сзади, не отсвечиваем.
— Ещё чего! — увидел я в очередной раз возможность спровоцировать свое отчисление.
И зашагал строевым шагом по прямой к моему родному первому курсу в нарушение всех и всяческих уставов. А что? Имею право! Вы сначала меня из-под ареста освободите, а потом и дергайте на все эти ваши построения!
— Курсант Романов, отставить! — заорал генерал Ушаков с трибуны.
Я остановился и выкинул правую руку со сжатым кулаком вверх:
— No pasaran!
— No pasaran! — заорал первый курс, над которым поднялся лес рук со сжатыми кулаками.
Уж если после такой выходки меня не отчислят, прямо и не знаю, каким образом и что исполнять дальше! Хотя задумки, которые стоило реализовать, еще остались…
— Какого рожна? — Рык генерала Ушакова пронёсся над плацем. — Какого рожна, я вас спрашиваю? Совсем распустились! Перед его святейшеством опозорить хотите? Да я же вас сгною, бойцы! Всех с позором отчислю на гражданку! Курсант Романов, ещё десять суток ареста! Первый курс, до конца сессии…
Рык начальника училища внезапно прервался.
— Курсант Романов, встать в строй, — уже более-менее спокойно приказал генерал.
— Есть…
Я занял свое место в строю и стал с интересом ждать дальнейшего развития событий, которое и воспоследовало: генерал Ушаков, словно ничего и не было, в двух словах обозначил свое восторженное отношение к столь неожиданному визиту главы Русской православной церкви и тут же передал слово его святейшеству.
Речь патриарха Святослава была длинна, пафосна и профессионально затейлива: он был рад видеть, что подрастающее поколение продолжает славные традиции предков и выбирает в качестве профессиональной карьеры военную стезю, как сделал и он сам в свое время; хотел напомнить о наших величайших победах за последние два века, где русским воинам помогала в том числе и истинная вера; упомянуть о том, что, несмотря на нашу подготовку и профессиональную направленность, никогда не надо забывать о Боге и о том, что Бог прежде всего должен быть в душе и сердце, а сам человек, созданный по образу и подобию Его, обязан всегда оставаться человеком, не черстветь сердцем, быть милостивым, милосердным, находить в себе силы для прощения и неизменно сохранять готовность отдать жизнь во имя защиты отечества.
Что самое характерное, я был готов подписаться под каждым словом патриарха! Да, он говорил прописные истины, но как он это делал! Профессионально поставленный голос и правильный, размеренный темп речи буквально вводили в самый настоящий транс! Глянув краем глаза на своих внимательно слушавших Святослава однокурсников, я обратил внимание на некоторую одухотворённость их лиц и слегка остекленевшие глаза. Вот она, сила слова! Да еще и основанная на общепринятых ценностях всей Российской империи, что делало силу подобного слова еще действеннее!
Да, родичи были правы, когда не решались связываться с церковью: стоило только батюшкам дать нужные установки, и всё, конец роду Романовых, несмотря на всю его уникальную силу.
А тем временем к патриарху и начальнику училища на трибуне присоединился один из батюшек с иконой Великомученика Георгия Победоносца в руках, а генерал Ушаков скомандовал:
— На молитву!
Мы сняли головные уборы и склонили головы.
Святы́й, сла́вный и всехва́льный великому́чениче Христо́в Гео́ргие! Со́браннии во хра́ме твое́м и пред ико́ною твое́ю свято́ю покланя́ющиися лю́дие мо́лим тя́, изве́стный жела́ния на́шего хода́таю: моли́ с на́ми и о на́с умоля́емаго от Своего́ благосе́рдия Бо́га, да ми́лостиво услы́шит на́с, прося́щих Его́ благосты́ню, и не оста́вит вся́ на́ша ко спасе́нию и житию́ ну́жная проше́ния, и да укрепи́т же да́нною тебе́ благода́тию во бране́х правосла́вное во́инство, и си́лы возстаю́щих вра́г на́ших да низложи́т, да постыдя́тся и посра́мятся, и де́рзость и́х да сокруши́тся, и да уве́дят, я́ко мы́ и́мамы Боже́ственную по́мощь: и все́м в ско́рби и обстоя́нии су́щим многомо́щное яви́ твое́ заступле́ние: умоли́ Го́спода Бо́га, всея́ тва́ри Созда́теля, изба́вити на́с от ве́чнаго муче́ния, да всегда́ прославля́ем Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, и твое́ испове́дуем предста́тельство, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.
