На самой верхней полке этажерки валялась раскрытыми страницами вниз какая-то уж совсем доисторическая книга – потертый кожаный переплет запирался медными замочками.

Тонечка посмотрела и ничего не поняла – написана книга была полууставом, как будто крошечные черные семечки сыпались из-под пера писца!..

Тонечка любила такие штуки. Ее собственный словарь «Живаго великорускаго языка» Даля был точной репринтной копией словаря, вышедшего при жизни самого Владимира Ивановича, автора!

– Родион, – сказала она, рассматривая сувенирную обложку с пряжками, – как ты думаешь, можно взять у Лидии Ивановны книгу? Я бы хоть название попробовала прочитать! Или неудобно?

– Нормально, – тут же отозвался мальчишка. – Она мне говорила, приходи ко мне, я тебе книжки интересные покажу. Старые люди почему-то любят книжки.

– Это точно, – пробормотала Тонечка.

– Я тоже люблю, – продолжал Родион. – Но только чтоб с приключениями. Чтоб море или другие галактики!

– Лучше бы ты «Войну и мир» прочел.

– Она здоровая больно.

– Как уютно она жила, – заметила Саша. – Все есть, все на местах. Вон цветы сухие в вазе!.. А на террасе кастрюля бульона. И кресло у окошка, сиди отдыхай, смотри на березы.

– Она на березы у ручья смотрела, – возразил Родион. – Они там лучше. И листья раньше распустились!

– Да я не об этом, – пробормотала Саша Шумакова.

В прихожей Тонечка обнаружила засунутый за раму овального зеркала клочок бумаги. Синей шариковой ручкой на нем было накорябано: «Валюша, среда, зайти».

Тонечка вытащила бумажку и рассмотрела – больше на ней не было ни слова.

– Какой сегодня день? – спросила она у Саши.

– Понедельник, – быстро сказала она. – Вчера я приехала, было воскресенье.

– Мы на этом карантине счет времени совсем потеряли. – Тонечка показала ей бумажку. – Больше ничего нет. Только какая-то Валюша.

– Пойдемте отсюда, – предложила Саша. – Ничего мы не найдем. Слушай, Тонь.

– М-м-м?

– Нужно бульон забрать. Пропадет. Бабка его сварила, вон на улицу выставила! Что же его теперь, вылить?

И они посмотрели друг на друга.

Уходили они с кастрюлей, книжкой и запиской. Родион держал на руках свою собаку и был задумчив. Саша растерянна, Тонечка грустна.

Мужу, когда тот позвонил, она не призналась, что ходила в дом старухи искать следы ее родственников. Она отлично понимала, что участковому влетит – он все перепутал, решил, что городское начальство печется о покойной старухе, а не о заезжей москвичке!..

– Ты бы позвонил Родиону, – попросила Тонечка. – Он беспокоится за тебя. Вдруг ты не справишься с мировой катастрофой, и вселенная погибнет.

– Это он так сказал?

– Я так сказала. Но он так думает.

– Позвоню, – пообещал Герман. – Я сегодня к нашим поеду, отвезу еду и книги. Твоя мать просила привезти книг, целый список составила.

– Ты только смотри не перезаражай их!..

– Я дальше террасы не пойду, – успокоил муж. – Пакеты оставлю, и мы посидим… на социально безопасном расстоянии!..

– Ужас, – сказала Тонечка.

– Ужас, – согласился Герман. – Жди меня, и я вернусь, Тоня! Скорее всего, в субботу. На самом деле хорошо, что вы уехали. В Тверской области все же безопасней.

– Хорошо, что в этом году у Родиона экзаменов нету. Десятый класс!

– И это тоже хорошо.

Они попрощались, и вскоре явилась Саша Шумакова с объемным пакетом из коричневой крафтовой бумаги.

Кроме обещанных московского хлеба, масла и банки икры, в пакете оказались коробка зефира, банка первосортного чая, паштет и бутылка красного вина.

– Прямо раблезианство какое-то, – сказала Тонечка, оглядывая гостинцы. – Мы сейчас все твои деликатесы поедим, а ты с чем останешься? Опять в Москву поедешь? Пополнять запасы продовольствия?

Саша махнула рукой.

– Я одна, – сказала она беспечно. – Мне никаких особенных запасов не надо. А у тебя ребенок.

– Да ребенка этого паштетами и зефирами кормить – грех один! Не в коня корм.

– Он худой как щепка.

– Вот именно! А ест, как будто еду в чемодан укладывает.

Саша засмеялась.

– Вы давно здесь обитаете?

– Еще до карантина заехали. Наш папа страшный паникер. Он нас сразу спровадил, как только стали показывать, что в Италии творится. Он сказал, что не сегодня завтра в Москве будет так же, и привез нас сюда. А потом уже карантин объявили. И он нам велит здесь сидеть и не высовываться.

– Правильно он велит. Мои друзья-врачи говорят, нужно пересидеть обязательно! Что от болезни все равно никто не застрахован, но лучше переболеть или до пика, или после.

– Да уж… – пробурчала Тонечка. – Кто бы мог подумать…

– На террасу пойдем или здесь?

– Холодно еще, на террасе замерзнем. Зато на воздухе.

– Так здесь или на террасу пойдем?!

– Пойдем, – решила Тонечка.

На столе стояла ее утренняя чашка с давно остывшим кофе. Тонечке показалось, что сегодняшнее утро было давным-давно, как в прошлой жизни.

…Про Москву и работу она тоже часто думала: все это осталось так далеко, что даже непонятно, было ли на самом деле, или ей просто показывали кино, в котором она играла главную роль.

Кино закончилось, и главная героиня оказалась в Дождеве Тверской области, в старом домике на берегу ручья с мальчишкой и крохотной смешной собакой. Из магазинов только «Рублевочка», из развлечений только телевизор. Из одежды только джинсы, толстовки с капюшонами и вытянутыми рукавами и «позорный волк». Когда начинался дождь, приходилось подтаскивать к углу террасы длинную ржавую трубу, чтобы не заливало фундамент. Когда холодало, нужно было растапливать голландскую печь, таскать из сарая дрова, колоть щепки, складывать в печкином зеве «шалашиком», дуть, зажмуривая глаза от золы, чтоб разгорелось.

Да еще старая княгиня взяла и умерла сегодня утром прямо посередине соседского участка!..

– Ты ее хорошо знала? – спросила Саша Шумакова, словно подслушав Тонечкины мысли.

– Совсем не знала, – призналась Тонечка. – Она через нас на ручей ходила. Во-он, видишь, в ту калитку? На скамейке там подолгу сидела. Родион ее рисовал, а я и не знала!

– Он хорошо рисует?

– Мне кажется – прекрасно, – объявила Тонечка. – Вот тебя нарисует, посмотришь.

– Может, он и не собирается меня рисовать, откуда ты знаешь!

– Он рисует все, что ему нравится. – Тонечка улыбнулась соседке. – А ты ему понравилась, совершенно точно.

Саша вдруг смутилась, как будто Тонечка отпустила ей бог весть какой комплимент.

– А что у вас за собака? Дивное существо!

– Пражский крысарик, – отозвалась Тонечка из дома. Она составляла на поднос посуду. – Мы зимой взяли, и она от Родиона не отходит!.. Эти собаки с легендой, они спасли средневековую Прагу от чумы, передушили всех чумных крыс! На самом деле, они настоящие собаки, несмотря на то что крохотные. Видела бы ты, как она Родиона охраняет! Когда я его ругаю, она прибегает, садится ему на ногу и тявкает на меня! Чтоб я не ругалась!.. Родион! – прокричала она в сторону лестницы. – Спускайся, мы чай собираемся пить! И покажи нам свои рисунки! Можешь?

Мальчишка явился минут через двадцать, не меньше.

– Моя бабушка, – возвестила Тонечка, – если кто опаздывал, к столу не допускала! Опоздавший всегда обедал в одиночестве на кухне.

– Это предрассудки, – заявила Саша.

– Вот, – сказал Родион и выложил на стол папку, из которой в разные стороны торчали рисунки. – Буська, иди ко мне, замерзнешь!..

Невесомое существо, как на крыльях, подлетело к Родиону, он подхватил его с пола и сунул за пазуху. Собака немедленно высунула морду, встопорщила уши и заулыбалась.

– Можно? – Саша потянула к себе папку.

Родион кивнул.

Тонечка щедро намазала на кусок белого хлеба масло и выложила паштет. Мальчик немедленно запихал хлеб в рот, кажется, целиком.

– Слу-ушай, – протянула Саша с изумлением. – У тебя талант!

Родион довольно хрюкнул. Ни в какие свои таланты он не верил, рисовать – это так легко, нет ничего проще! – но любил, когда его хвалили.