— Заладила своё «Кап», — сказал Тоська, когда вышли из палаты.

— А мне тоже больше нравится, — сказал Вова. — Каплин очень длинно. Особенно если позвать надо: «Каплин, Каплин»… За это время десять раз «Кап» крикнуть можно.

Не успели ребята выйти из палаты, как раздался вой. Они поглядели друг на друга. Вой раздался снова.

— Кто это воет? — спросил Вова. — Как шакал.

— Кто? Ясно, Кап, — сказала Тата.

— Так собаки не воют, — сказал Тоська.

— Тебя бы привязать — ещё не так бы завыл.

Она хотела пойти в палату, но Вова не дал — может, сам успокоится. Он ведь привык один — у дяди Семь…

И верно: Каплин повыл-повыл и замолк. Может быть, уснул, кто его знает.

Уже темнело. Они прошлись немного по лагерю. Всё было тихо. То есть кругом, конечно, разговаривали, но воя больше не было. Потом заиграл горн к ужину.

В столовой Тата сказала через весь стол:

— Я — хлеб.

И никто не понял, кроме Вовы и Тоськи.

— Я — каша, — сказал Вова.

— Вам что, добавки? — спросила дежурная.

— А чего, добавка не помеха, — сказал Тоська и протянул тарелку.

Молоко они, конечно, выпили, а кашу, когда все встали, забрали в руки и понесли. Сначала из неё капало молоко, но, пока донесли до палаты, каша почти высохла. Они положили её на пол, а потом зажгли свет… и не узнали свою палату! Вовина кровать стояла боком, одеяло наполовину сдёрнуто, тумбочка перекосилась, подушка валялась на полу… А собаки под кроватью не было!

— Украли! — прошептал Вова и сел на чью-то постель.

— Вовсе не украли, а просто удрал, — сказала Тата. — Говорила, не надо привязывать. Сами посидели бы привязанные.

Только Тоська не растерялся: он пополз под всеми кроватями с одного конца палаты до другого. Добравшись до последней, он вылез, отряхнулся и треснул себя по лбу.

— Да вот же он! А я думал, это у Малахова трусы на подушке!

Действительно, Каплин лежал на подушке, свернувшись клубком, и мирно посапывал.

— Капочка! — взвизгнула Тата и бросилась к нему, но Вова схватил её за руку.

— Тише, не буди! Он устал за день. Знаешь, сколько бегал!

Но Кап уже открыл глаза, повёл носом, сразу учуял гречневую кашу и вскочил с подушки. Глаза у него засверкали, как у льва. Видно, здорово проголодался.

Он съел всю кашу, даже пол вылизал, а хлеба есть не стал.

— Ну, а теперь спать, — сказал Вова, схватил Капа за поводок и полез под кровать. — Я его так привяжу, что не отвяжется, морским узлом. А ночью гулять пойдём и перед подъёмом.

До отбоя оставалось ещё время, и ребята не теряли его даром: по предложению Таты они пошли на кухню, чтобы разведать, не найдётся ли там какая-нибудь лишняя кость для Капа. Потому что вдруг он проснётся ночью и начнёт скулить!

Кухня была заперта. Ребята походили по лагерю, а вскоре горн заиграл «спать, спать по палатам».

— Зайду попрощаюсь с Капочкой, — сказала Тата.

Но попрощаться ей не удалось. Ещё возле палаты они услышали такой визг и вой — что там шакалы!

В палате было полно ребят.

— Собака забежала!.. Где? Какая? — слышались крики.

— В чём дело? Что тут происходит? — раздался голос Риты.

Раздвинув ребят, она тоже вошла в спальню.

— Говорят, бешеная… — сказал кто-то.

— Уже двух укусила!..

— Никакая не бешеная! — заорал Вова, пробираясь к своей кровати.

— Сам ты бешеный! — крикнул Тоська и замахнулся кулаком. — Как дам сейчас!

— Самая нормальная, — сказала Тата.

— Что здесь творится, я вас спрашиваю? — в третий раз сказала Рита. — Можете мне наконец объяснить?

— Смотрите, вот! Чья это?

— Уши-то, уши! Как тряпки.

— Не трогай, укусит!

— Какой дурак привязал?!

— Никакой, — сказал Вова.

Рита уже подошла к кровати, из-под которой высовывалась ушастая морда Каплина.

— Чья это? — спросила Рита.

В палате стало тихо. Так тихо, что Вова услышал своё сердце. Другие не слышали, а он слышал: громко так бухало, что даже в ушах звенело.

— В таком случае, чья это кровать? — Это опять Рита спросила.

— М…моя, — промычал Вова.

— Значит, кровать твоя, а чья собака, неизвестно?

— Почему неизвестно? Известно. Это Каплин. А хозяин дядя Семь… У него родословная знаете какая? Больше чем альбом для рисования… И охотничий инстинкт…

— Ну вот что, немедленно убирайте из лагеря свою охотничью собаку, — сказала Рита. — И чтоб никаких мне инстинктов и родословных…

Но тут вперёд вышла Тата и сказала, что сегодня к Вове папа приезжал, а собака осталась. Не захотела ехать… Она очень дорогая: стоит, может быть, сто рублей.

— Ну да, сто — тыщу! — сказал Тоська.

— В лагере не место собакам! — крикнула Рита. — Если все тут начнут держать собак…

— Не все, — сказала Тата. — Только одна.

— Это что же будет? — продолжала Рита. — Тройский заведёт себе собаку, Ляминой кошку захочется, а Фёдорова скажет: хочу козу! Не лагерь, а зоопарк!

Ребята засмеялись и начали предлагать каждый своё:

— У меня ишак!

— У меня жираф!

— А у меня кашалот!..

— А у меня…

— Нечего смеяться, — разозлилась Тата. — Что ж, его выбрасывать? Он ведь живой всё-таки…

— Никто не говорит «выбрасывать», — сказала Рита. — Но чтоб собаки здесь не было. И вообще, как это? Привезли из города… Я ещё поговорю с твоими родителями, Тройский.

— Да она же сама осталась! — сказал Тоська. — Ей в лагере очень нравится.

— Как это — сама?

В это время подошёл Аркадий.

— Аркадий, видишь, что в твоём отряде происходит? — сказала Рита. — И опять те же самые… Притащили откуда-то паршивую собаку и прячут под кроватью.

— Вижу, — сказал Аркадий.

— Так вот, чтоб никаких собак и через пять минут всем спать? — крикнула Рита на прощание и вышла, хлопнув дверью.

— «Паршивую»! — сказал Тоська. — Ничего в собаках не понимает, а ещё обзывает…

— Ну? Так что будем делать? — спросил Аркадий.

Ребята молчали. То есть молчали Вова и Тоська, а остальные говорили. Про то, какая это собака — сыщицкая или охотничья, и сколько ей лет, и почему у неё короткий хвост, и почему не захотела ехать в город. И ещё про то, кусается она или нет и кто сильнее — лиса или собака…

— Так какие будут предложения? — спросил Аркадий. — Молчим?

— На мыло её, — сказал кто-то.

— Вот как дам сейчас — в окошко вылетишь! — пообещал Тоська.

Вова уставился в землю и ничего не говорил.

— Пожалуйста, — сказала Тата, — раз нельзя, можем завтра отвезти в город.

А Вова подумал, что возвращаться в город сейчас, когда с ними Кап, совсем ни к чему. И что скажет папа? Ведь он предупреждал… И тётя Тася говорила… Что же делать? А мама как разозлится!

Вова поднял голову, оглядел всех и горько сказал:

— Эх, люди! Ведь Каплиновой породе уже две тысячи лет! Даже, может, больше… Ещё когда Египет был древний…

— Подумаешь, чем испугали! — кричал Тоська. — Возьмём вот и уедем в город, а вы живите тут и ешьте свою кашу с молоком. Завтра же уедем!

— Я с ним хоть на улице переночую, — сказал Вова. — Если нельзя в палате.

— И я, — сказала Тата.

— И мы! И мы! — закричали ребята.

— Ну что ж, неплохая идея, — сказал Аркадий. — На улице так на улице. Всем отрядом… Только у меня два предложения: во-первых, отвяжите наконец собаку. Сколько можно мучить?

Вова и Тоська так быстро нырнули под кровать, что столкнулись лбами. Пёс вылез оттуда раньше, чем они, встал на задние лапы и попробовал залезть на Аркадия. Это ему не удалось, тогда он стал прыгать, лаять и так махал хвостом, что в глазах рябило.

— А во-вторых? — спросил кто-то Аркадия.

— Во-вторых, — сказал он, — до окончания смены предлагаю взять собаку на попечение нашего отряда…

— Ура! — крикнул Слава, член редколлегии газеты «Ай-ай-ай».

— И ещё предлагаю, — сказал Аркадий, — построить собаке жильё.

— Ура! Ура! — закричали все ребята.

— По вашим собственным проектам, — продолжал Аркадий, когда стихло, — объявляется конкурс на лучший рисунок дома. А пока собака будет жить здесь.