— Ну конечно, — сердито ответила она. — А ты, значит, вовсе даже и не собирался трахаться со своей немецкой подружкой!

— Не собирался... — начал Алекс, подняв руки, но остановился на полуслове. — А, забудь, — продолжил он, треснув по штурвалу рукой, и снова стал смотреть вперед.

Кармен равнодушно повела бровью.

— Так я и поступлю.

Алекс вновь повернулся к Кармен. Он действительно не мог просто так всё оставить, ничего ей не объяснив.

— Поверить не могу, что стою здесь и разливаюсь соловьем, давая объяснения. По-моему, ты сама должна была понять, что к чему.

Кармен подозрительно взглянула на Алекса.

— Я сама должна понять? — его же собственная фраза, возвратившись бумерангом, ударила Алекса прямо в лоб. — Что ты хочешь этим сказать?

Он нервно сглотнул.

— Ничего... — пробормотал он. — Я ничего не хочу сказать... Просто ты должна это понимать, потому что...

— Потому что я проститутка? — спросила Кармен ледяным и совершенно спокойным голосом, что было намного страшнее, чем если бы она стала кричать. — В этом все дело? Поэтому я должна что-то там понимать?

Алекс готов был отдать все на свете, лишь бы эти слова никогда не срывались с его губ. Но что сказано, то сказано, а он слишком устал, чтобы ясно соображать, а тем более спорить.

— Мне нет нужды тебе лгать, и я не лгу, — сказал он, с трудом выговаривая каждое слово, чувствуя себя подсудимым, которому подписали смертный приговор. — Тебе решать, верить мне или нет.

Кармен, казалось, не услышала его последнего довода, в глубоком молчании любуясь штормовым океаном, простиравшимся до самого горизонта.

После бесконечно долгой минуты молчания Алекс хотел добавить что-то еще, решив, что она просто не расслышала, но тут Кармен указала ему на одну из чашек кофе, которую поставила рядом со штурвалом.

— Кофе будешь? — спросила она.

— Да, конечно, — ответил он, слегка растерявшись и при этом несказанно обрадованный сменой темы. Взяв чашку, он сделал глоток. — М-м-м! — протянул он. — Вкусно!

— Я добавила коричневый сахар, мускатный орех и корицу, — пояснила она, изо всех сил стараясь обуздать свой гнев, который выдавали лишь крепко сжатые челюсти.

— А я и не знал, что ты умеешь готовить такой вкусный кофе, — попытался подольститься Алекс, пользуясь тем, что она столь неожиданно сменила гнев на милость.

Она тоже сделала глоток и задумчиво посмотрела на свою чашку.

— Ты много чего обо мне не знаешь, — сухо ответила она.

— Конечно, — согласился Алекс, чувствуя, как его ноги наливаются свинцом. — Но я... но мне так бы хотелось это изменить.

Кармен посмотрела на него испытующим взглядом, видимо, прикидывая, насколько он искренен в этом признании.

Алекс уже приготовился пережить очередной удар и услышать, что этого не случится даже спустя миллионы лет.

Но, к его величайшему удивлению, она ответила нечто совершенно иное.

— Это зависит... — произнесла она после долгих раздумий.

Она неожиданно замолчала и, вновь поставив чашку на стойку, повернулась, чтобы выйти из рубки.

— От чего? — спросил Алекс, прежде чем дать ей уйти. — От чего это зависит?

Уже повернув ручку двери, Кармен ответила:

— От того, сможешь ли ты сохранить нам жизнь.

Спустя четыре часа в рубке появилась Жюли, пришедшая сменить капитана. После нескольких замечаний о погоде и уточнения курса она встала за штурвал.

— Ну, как работает парус? — спросила рулевая.

— Пока ветер не переменится, он добавляет нам три или четыре узла скорости, но рано или поздно ветер повернет на северо-восток, и тогда у нас останется самое большее один-два узла.

— Этого достаточно, чтобы успеть?

Капитан устало поморщился.

— Может быть, — сухо ответил он. — Пока еще рано судить.

— А какую вторую новость вы хотели сообщить? — спросила Жюли, пока Райли делал запись в судовом журнале.

— Твой муж сумел-таки выжать еще одну лошадиную силу, не позволив нам взлететь при этом на воздух, — сообщил капитан. — Марко, несмотря на раненую ногу, законопатил еще несколько дыр, а Кармен не дала мне уснуть, приготовив кофе и отвлекая разговорами, что весьма немаловажно.

— Мне очень нравится Кармен, — призналась француженка.

К ее удивлению, Райли вскочил со стула, злобно осклабившись.

— Вот как? Что-то раньше я за тобой такого не замечал.

— Господи, да нет же! — покраснела она, увидев гнев капитана. — Я лишь хочу сказать, что очень рада за вас.

Конечно, она выбрала неподходящее время и место для подобных разговоров, но еще до того, как его утомленный мозг успел это понять, он вдруг услышал собственный вопрос:

— И почему же ты думаешь, что за меня стоит радоваться?

Рулевая в ответ пожала плечами; видимо, ответ ей казался столь же очевидным, сколь сам вопрос — странным.

— Она же здесь, ведь так?

— Не по своей воле, — заметил Алекс. — Если бы она могла выбирать, то осталась бы на берегу. Она с нами на борту лишь потому, что у нее не было выбора.

Жюли иронично приподняла бровь.

— Не было выбора? — насмешливо спросила она. — Не забывайте, капитан, речь идет о Кармен Дебаж. У нее всегда есть выбор. — Немного помолчав, Жюли добавила: — Она влюблена в вас, капитан. Вот почему она здесь.

В течение какого-то времени Райли пытался осмыслить эту неожиданную идею, вместить ее в свое мозговое пространство.

Вспомнив свой разговор с Кармен, случившийся несколько часов назад, он подумал, что Жюли, пожалуй, права. Тем не менее, он даже представить не мог, что имя «Кармен» и слово «любовь» могут встретиться в одном предложении. Безусловно, они дарили друг другу наслаждение, но при этом он никогда не верил, что ее может связывать с ним что-либо, кроме случайного секса без вопросов и обязательств.

Однако, прежде чем он успел опровергнуть слова француженки, она заявила с самой очаровательной непосредственностью:

— А если вы этого не видите — значит, вы самый тупой человек на свете, капитан.

Ошеломленный вопиющим нарушением субординации и не зная, что ей ответить, Райли вышел из рубки, забыв напомнить рулевой, чтобы она разбудила его через четыре часа.

По пути в свою каюту он мог думать лишь о желанной койке; он засыпал на ходу, еще не добравшись до постели.

У него уже слипались глаза, когда он открыл дверь каюты, переступил порог, закрыл ее за собой и, не имея сил даже раздеться и снять ботинки, направился в сторону кровати.

Однако уже в полуметре от нее он обнаружил, что место занято.

Заняв половину его кровати, лицом к стене лежала Кармен. Казалось, она спала, повернувшись к нему спиной, и, несмотря на холод в каюте, спала совершенно голой.

Потеряв дар речи от неожиданности, капитан «Пингаррона» растерянно заморгал при виде гривы угольно-черных волос, в беспорядке рассыпанных по смуглой коже и доходящей до самых ягодиц, твердых и круглых, как яблоки, переходивших в стройные крепкие ноги с тонкими щиколотками с серебряными браслетами и изящными ступнями с маленькими пальцами, которые всегда казались ему верхом совершенства.

Когда же к нему наконец вернулась способность соображать, он понял, что Кармен вовсе не ошиблась дверью, а пришла к нему в каюту вполне сознательно, хотя, судя по всему, тут не обошлось без вмешательства Жюли. И, хотя он не мог думать ни о чем другом, кроме как лечь и уснуть, он все же удосужился стянуть ботинки, но куртку так и не снял.

Стараясь устроиться поудобнее, он повернулся к Кармен и вдруг увидел, что она смотрит на него через плечо, так и не повернув головы.

— Мне холодно, — пожаловалась она.

Райли почувствовал, как у него немеет язык, но все же нашёл в себе силы хрипло прошептать:

— В таком случае, почему ты голая?

— У нас не осталось одеял, а ты знаешь, что я не могу спать одетой.

— Тогда почему ты не...

— А почему ты не перестанешь задавать глупые вопросы, — перебила Кармен, — и не обнимешь меня?

Райли не мог противиться. Левой рукой он крепко обнял Кармен за бедро и притянул ее к себе, неуклюже прижавшись к ней измученным и разбитым нечеловеческой усталостью телом, словно он был единственным уцелевшим человеком с затонувшего «Пекода», а она — спасительным гробом Квикега. [7]