Показал, и снова слышал восторженный шёпот: «Ещё, ещё, мы это хотим, нам это надо». Снова летное училище, моя планета, бои, разбитые корпуса кораблей, огонь орбитальных крепостей и миллионы поверженных созданий Грани, а потом всё резко оборвалось.

Я стоял около каменного изваяния. Воин окаменел. Попробовал покарябать обухом ножа по краешеку застывшего тела. Нож отлично царапался, не причиняя материалу никакого видимого ущерба. Ладно, буду знать, где заточить клинок.

Осталось выяснить, что такое Тинг и когда следующий, построить звездные корабли и вывести в космос, а пока надо было заняться собой.

Фанатикам верить можно, даже нужно. Больше того, они сделают всё для тебя, отдадут все материальные ресурсы и знания, чтобы ты исполнил именно их цель. Остаётся понять: нужно ли это тебе? И ещё: фанатики всегда говорят правду. В устах убежденного человека его правда звучит как единственная истина, а когда за свои убеждения он готов отдать жизнь и всё, что у него есть, это выглядит ещё более правдоподобно. Самое сложное разобраться: а есть ли другая правда, сколько слоёв у этой правды и точно ли ты знаешь всю глубину? А может, есть третья или четвёртая правда ничуть не хуже. А ещё надо обязательно проверить: может, у тебя есть твоя личная правда, не похожая на все остальные?.. Вот в этом и есть главная проблема, что фанатиков невозможно уличить в обмане и двуличии, а всё сказанное верно. Но что с этим знанием делать?

На полу пылал знак переноса, но оказываться в сотне километров от этого места совсем не хотелось. Аккуратно обойдя здоровенную светящуюся каменюку, прошёл по пещере и вышел на улицу. Уже стемнело. Осторожно обогнул несколько камней и оказался в десяти метрах от стоящей и вдохновенно смотрящей в небо Склизкой. Я подошёл, а она заорала:

— Стой! Опасно!

Я перехватил Суворов и сделал несколько шагов, осматривая мир через прицел, а она продолжала убеждать моё чувство самосохранения:

— Марево убивает. Через барьер нельзя ходить! — показала она мне на светящуюся плёнку, через которую я только что прошёл.

Пожал плечами:

— Это ты из-за этого орала?

— Да, опасно. Она всех убивает. Через неё могут пройти только черви.

— Хорошо. Пусть убивает, я не возражаю, — согласился с мнением рыбообразной, хотя сам не ощутил никакого дискомфорта от пересечения страшного и защитного барьера.

Возможно, это одно из дурацких поверий и привычек, когда все знают, что так нельзя, но когда, кто и при каких обстоятельствах придумали это суеверие, уже никто и не помнит. Со стороны храма, тоже преодолев защитную пелену без всяких видимых последствий, выбежал Кусь. По облизывающейся морде и отвисающему животу было понятно, что зверюга нашёл себе пропитание. Он внимательно смотрел на нас, прислушиваясь к разговору.

Слизкая убеждала меня, что прикосновение к этой защитной пелене смертельно для всех, а я внимательно выслушивая аргументы девушки. Честно пообещал, что в следующий раз при посещении храма обязательно выйду через знак, чем и удовлетворил обеспокоенную моим здоровьем подругу. Узнав, что голова окаменела, Склизкая идти туда смысла не видела. Отец говорил, что так тоже бывает, когда голова надолго становится просто каменной.

Тингом оказалось массовое сборище всех народов круга под центральным деревом и должно состояться совсем скоро, буквально через пару месяцев. Я думал, что следующий разговор будет с бóльшим интервалом. За полчаса пребывания в храме мне удалось узнать больше об этом мире, чем смог выудить из подруги, и у меня была возможность накопить ещё вопросы к новому разговору.

Потом мы отправились по горной тропе в сторону огромного озера, раскинувшего свои воды на десятки километров.

Мы шли по мосту из трёх связанных брёвен копейщика. Не думал, что эти жерди вырастают до такого размера. Ширина моста составляла почти три метра, а длина брёвен — метров семьдесят. Всё это сооружение было перекинуто над пропастью, до дна которой почти не доходил дневной свет. Ещё одна странность рельефа. Идёшь по лесу, и — раз! — перед тобой почти отвесный провал шириной метров в шестьдесят, не пойми какой глубины и длиной в обе стороны на несколько километров. Как будто гигантским резцом рассекли. Аборигены этот мост соорудили очень давно, притащив и связав эти брёвна и установив перила из палок и верёвок. Местные наверняка тут бывали постоянно. Отовсюду шли натоптанные тропинки, а на сооружении виднелись следы бережного ремонта.

Симбионт сообщил, что оба фугаса деактивированы, частоты он подавляет и готов сообщить, что это стандартная модификация радиовзрывателей проекта «Космо», о которых прекрасно знало моё тело, но готов выдать целую лекцию о использовании подобных предметов и их тактико-технических характеристиках. Я вежливо отказался и шагнул на мост. Имплант сообщил, что детонатор яростно дёргают, пытаясь нас взорвать, но через мой капитанский модуль симбиотического управления даже сто таких подрывателей не пробьются. Устав терзать прибор, на мост выбежал мужик.

Он был одет в кожаные штаны, щеголял голым торсом и яркой раскраской всего, что не прикрыто одеждой, включая рожу. В руке держал здоровенный топор, а в запястье торчал гвоздь Восходящего. Я вскинул Суворов, а симбионт предложил нейтрализовать нападающего альтернативными средствами, не убивая. Особенность импланта в том, что ты общаешься со своим жителем головы мыслеобразами, и время поднятия автомата и нажатия на спуск больше, чем передача полного отчёта о техническом состоянии малого тральщика. Я дал пять секунд на всё про всё, смотря сквозь прицел на бегущего к нам здоровяка. Симбионт сообщил, что в километре от нас, на холме, есть повреждённый Тарантул с выжженной электроникой и бортовым высокоточным крупнокалиберным комплексом, а у моего импланта есть идея, которую тот сразу и осуществил.

Мужик не пытался угрожать, что-то говорить, а с яростью и отчаянием обречённого бросился на нас со Склизкой.

Для высокоточного комплекса класса «Бета» расстояние — ничтожное. В круг размером с ладонь можно уверенно попасть с пяти километров, а если напрямую управляет мой симбионт, — фанат математики и баллистических таблиц, — то разброс с километра сужается в точку с пару сантиметров, ровно на отклонение, которое даёт деформация ствола, пока по нему проходит снаряд. Корректировку имплант осуществлял с моих глаз, а Тарантул находился за холмом, и выстрел производился с так называемой закрытой позиции.

Удар крупнокалиберного бронебойно-зажигательного кинетического снаряда, разработанного для поражения легкобронированной техники, разнёс руку бегущему. Мощь! При удачном стечении обстоятельств можно было даже сбить Грифон и поджечь Каракурт, а бойца в силовом кидо класса «Бета» такой боеприпас пробивал насквозь в любой проекции. Очень редкая модификация.

Попадание пришлось точно по центру расчетного отклонения. Тяжеленный сердечник из бронекерамики ударил точно в шляпку гвоздя и выбил его из запястья, буквально распылив руку на множество мелких брызг и оставив культю хорошо выше локтя.

— Будьте прокляты! — заорал здоровяк на Едином и достал Смертник.

Многообразие применяемых средств поражения за столь короткий промежуток времени поражало. За полминуты нам продемонстрировали фугасы на радиовзрывателе, топор, а теперь вот… Это был реально Смертник. Подобные устройства часто использовали мобильные группы в качестве последнего аргумента. Несколько граммов изотопов вызывали мини-ядерный взрыв, нанося поражение в радиусе до полукилометра, и имели всего две функции. Или взорваться через определённое время, или прямо сейчас. Команду на подрыв мог дать только старший по званию из оставшихся в живых либо последний из отряда, находящийся в сознании. Занятное устройство! Его часто использовали для прикрытия направления в качестве невероятно мощного заряда на таймере или когда не было шансов выжить, но существовала возможность нанести лезущему со всех сторон врагу значительные неприятности. Мой командирский имплант подтверждение на подрыв не дал, заблокировав активацию.