Наездницы на крылатых тварях были быстры. Они молниями проносились над палубой, успевая выпустить стрелу или бросить целую горсть оперённых костяных шипов, которые вонзались во всё в диаметре в несколько метров. Вдовесок прилетали руны, но корабли Хастров хорошо защищали от рунных атак, и особого вреда они не причиняли, по крайней мере пока. Или руны летуний слабы, или мы слишком жирные, зато стрелы и шипы были настоящим злом. Нормально управлять кораблем в подобных условиях было невозможно. Матросы хватали щиты, развешенные вдоль фальшбортов, прикрывались чем под руку подвернётся, прыгали между мачтами, перебегали от одного фальшборта к другому. Народ гурьбой сыпался в трюм, и уже из люка пытался безнадёжно огрызаться стрелами.
Наши Восходящие, укрывшись за щитами, пытались достать шустрых наездниц рунами, но девки были быстры, имели неплохую рунную защиту, и даже когда кому-то удавалось краем заклинания задеть летающих наездниц, то по большей части заклинания просто срывались и стекали с защитных аур, а большинство просто не доставало. Они умело использовали скорость своих птиц и стреляли, выпуская стрелу, увеличивая дальность и скорость по сравнению с тем, что мог сделать даже опытный Восходящий из сильного лука.
Стрелы летели, когда птица неслась прямо над мачтой, а могли прилететь издалека. На нас пикировали, стреляли, проходя вдоль борта, заходили с кормы, используя свет игг-древа, чтобы слепить глаза, крутили бочки, сбрасывая шипы с огромной высоты, входили штопор. Одним словом, вытворяли всё, что вообще возможно организовать на атмосферном скоростном и манёвренном летательном аппарате, не забывая осыпать нас стрелами и иглами.
Девки сидели в разукрашенных сёдлах, сделанных с пониманием основ полёта, а не на тронах, об которые некоторые лётчики шею ломают. Они были в блестящих полированных металлических латах, сделанных в самом пафосном виде, с нагрудником, полностью повторяющем все особенности женского тела. На голове — шлемы в виде головы птицы и большим отточенным металлическим гребнем. Пожалуй, это была единственная не отвечающая правилам аэродинамики деталь, но и скорости тут не сверхзвуковые.
Крылатые наездницы не могли причинить самому кораблю критических повреждений, но полностью парализовали управление. Нас течением несло на рифы, а стоило нам высунуть нос из-за фальшборта или показаться из трюма, как с неба сыпались заточенные подарки.
Били очень точно. Если проторчать на открытом месте несколько секунд, то обязательно прилетит. Стрелы влетали даже в иллюминатор кормовой надстройки, из которой я стрелял из Суворова. Не случайно. Я стрелял, потом отскакивал, а потом туда влетала стрела, и так уже шестой раз. Погибших пока не было, но раненых — полно. Говорили о летающих всадницах много, но без конкретики, в красочной описательной форме, но что с этим всем делать, пока не понимали.
У Шторма и пяти приданных Хастрами парней, которые были и охранниками, и матросами одновременно, была броня. На море железяки на себе не таскали, но по такому случаю надели. Это немножко выправляло ситуацию. Полный латный доспех позволял отражать часть стрел, давал возможность выбежать на палубу и по-быстрому перекинуть пару верёвок или крутнуть штурвал, но не больше. Точность стрел была запредельна, несмотря на скорость, с которой летали птицы. Кирасу и спинную пластину, усиленную рунами, не пробивало, а вот в стыки металла влетало.
Двоих из пяти парней уже ранило. Одному прилетело в бок, и серьёзно, а второй отделался с пробитым плечом. Среди небронированной команды тоже было полно раненых, особенно от летящих с неба шипов, которые сбрасывали горстями. Нас продолжало нести к рифам, а пытавшихся наладить управление судном людей летающие гадины просто отстреливали, как на тренировочном полигоне.
Шторм управлялся с рулём под звонкое цоканье стрел о шлем и латные пластины, а я решил побыть настоящим Восходящим и, убрав Суворов, нанёс удар руной «Облачная молния». Пока пришёл удар небесного разрыва, дрянь, в которую я целился, оказалась уже с другой стороны корабля, а моя молния грохнула в воду, выбив целые фонтаны пара и оглушив суетящуюся у поверхности рыбешку. На волнах заколыхалось серебристое пятно из контуженных рыбок, волосы у всей команды наэлектризовало и подняло дыбом, а по такелажу побежали искорки статистического электричества. По повёрнутому в мою сторону забралу шлема Шторма и искоркам, бегущим по краю кирасы, я понял, что именно эту руну сейчас применять не стоит.
Соленая вода отлично проводила электричество, а опции «Не трогать своих» у моего электрического заклинания не было. Искорки статических разрядов угасали, а я думал, как же поймать лучниц, исполняющих фигуры высшего пилотажа. С молнией надо было ещё разбираться. Я, конечно, пробовал бить по наземным целям, за препятствием и в прямой видимости; и даже наносил удар за далёкий холм, и всё получалось отлично, а вот с воздушными целями надо отдельно разбираться.
Взял Суворов и, выждав момент, открыл скрижаль, и, просто желая слегка замедлить, бросил в заходящую на нас с носа птицу руну умиротворения с водяной ведьмы. Это была моя единственная из оставшихся неиспользованных дальнобойных и без возможности дружественного огня. Твари носились так быстро, что даже из автомата в них попасть было практически нереально. Хотел просто снизить скорость полёта.
Не ожидая никакого эффекта, кинул руну умиротворения в пикирующую птицу со всадницей, намеревающейся бросить очередной увесистый дротик. Птица расправила крылья, включив полный реверс, сделала кобру, помогая мощными взмахами с торможением, а затем медленно-медленно пролетела на бреющем над нашим парусником, не поведя ни одним пером.
Птица отлично затормозила, а ремни в седле держали наездницу крепко и надежно. Поэтому порвались ремни, которые находились под брюхом, и сидение с вопящей тёткой пролетело сквозь парус, порвало такелаж и грохнуло перед кормовой надстройкой, стукнув наездницу головой о доски палубы и утопив гребень шлема в древесину, а затем сидение полетело дальше, а голова и шлем остались воткнутыми в палубу.
Я как раз вёл огонь из приоткрытой двери кормовой надстройки и едва успел отскочить. Сделав несколько кувырков по палубе, оно грохнуло в приоткрытую дверь, проломив доски рядом и заостряв в отверстии. Мне только оставалось сделать шаг вперёд и поднять звёздную кровь и руны с привязанного страховочными ремнями обезглавленного и поломанного тела.
Конкретно эта птица нам была уже не опасна. К летающей зверюге, оставшейся без седока, подлетели девки. Засверкали руны и зазвучали резкие команды, но птица крайне вальяжно развернулась в нашу сторону, проигнорировав все действия пилотесс. И мирно приземлилась на носовой надстройке. Скорее всего, ей дали команду нас атаковать, но ситуация полностью напоминала мою тупую шутку с Кархом. Взбодренная на самоубийственную атаку и разрушение нашего корабля, зверюга флегматично клюнула доску палубы носовой надстройки, немного поскребла когтистой лапой, а потом распушила перья, втянула шею и заснула.
Её пытались взбодрить, выпустив несколько стрел, но птица была крупная, и перья защищали не хуже брони. Ей было плевать на обстрел, а нежную голову она сунула под крыло и не собиралась просыпаться, держась когтями за крышу надстройки.
Никогда не унывающие морские разбойники, бегающие под щитами и как-то пытающиеся наладить управление кораблем под сыплющимися с неба стрелами, откровенно ржали, поглядывая в сторону мирно заснувшей у нас на носу громадины. Эта ситуация страшно бесила девок, и одна даже прилично подставилась, пытаясь взбодрить дрыхнущее животное. Пилотесса получила удар руны и ушла в сторону, превращаясь в точку, но оставшихся наездниц всё равно оставалось очень много.
Смотреть на руны летающей всадницы даже не думал, продолжая стрелять из Суворова. Пользовался своим старым, но патронов торговцы отсыпали для этого мира щедро. Оставалось только дать себе обещание, что потихонечку надо переходить на руны и учиться ими пользоваться, не запуская по всему кораблю электрические разряды и не глуша рыбу тоннами. Я тут уже достаточно отстрелял, пытаясь подловить летуний; возможно, и попал несколько раз, но и девки, и птицы — не из простых, поэтому наверняка могли выдержать некритическое ранение. Шторм мне это уже продемонстрировал со своей рукой, которую вовсе оторвало.
