И что только он не делал. И мазутом торцы бетонного забора в тылах мазал. Перелезешь через такой, кранты. Наутро все ясно, что ты ночью делал! Попробуй отмой этот мазут! Да еще за ночь! А он по утренним осмотрам так и шастал от роты к роте. И ночью казармы шмонал, доставал скатки шинелей из-под одеял и прапорка своего в засады ставил. Короче, боролся с самовольщиками по полной программе и довольно успешно! Видать, в свое время тоже побегал вволю, все повадки знал! А у меня друг был, тоже Володя, кстати. Вова Крюк, Крюков. Его в первую чеченскую в Грозном подстрелил снайпер. Так вот, он со мной стал в самоходы ходить, оказалось, его девочка от моей недалеко жила. Ну и задолбились мы с этим Лысенко! Он нам кислород перекрывал, мы же новые ходы ищем! И нашли! У нас санчасть за пределами училища находилась, а забор там еще парадный, стандартный, ну знаешь, пики в пролете, а посередине окружность со звездой приваренной. А за забором «зеленка» и выход в городок. Ну, мы как-то красили этот забор, время выбрали, звезду одну со сварки сбили, а потом, подточив ее лучи, подогнали на место. Когда надо было, снимали ее, в дыру шасть, звезду на место, и все! Ты уже невидим. Училище освещается, а за забором темень сплошная. Таким образом недели две бегали. И тут он нас подловил, да еще как! Но на этот раз нас кто-то сдал, это однозначно, у него осведомителей везде хватало.

А получилось так. Идем мы однажды с Вовой к дыре в заборе. Оглянулись, никого! Мы звезду сняли, перемахнули в дыру, установили все на место, ну как всегда. Думаем, ништяк, самое трудное позади. Впереди, правда, километров десять в один конец, но что нам, молодым, эти двадцать верст, когда впереди встреча с любимой? Ну и пошли, разойдясь в стороны. Делаю я шаг, второй, чувствую, что-то за ноги цепляет. Мне бы остановиться сразу, а я не въехал и пру дальше, пока вконец не встал.

А тут из-за забора голос Лысенко: «Ну что, голубчики, попались-таки?» и освещает нас мощным фонарем!

Я смотрю, в стороне на месте и Крюк стоит! Глянул под ноги и понял: Лысый, сука, в траву противопехотную проволочную паутину бросил. А это, сам знаешь, что за штука. Чем дальше в лес, тем больше запутаешься, как рыба в сетях, что с нами и произошло! И самостоятельно выбираться без штык-ножа бесполезно! «Попались, — отвечаю, — товарищ подполковник, что ж теперь поделать? Освобождайте нас, и как положено, на „губу“ родную!» А он: «Нет, ребятки, до утра так постойте!» Ты понял? Мы в спортивных костюмах, облегченные, впереди все же кросс нешуточный, а по ночам холодновато стало.

«Замерзнем, — говорю, — товарищ подполковник». А он отвечает: "Ничего, я вас проверять время от времени буду. Вот сейчас «спортсменов» еще выловлю и вернусь.

Будет холодно, прикажу шинели вам бросить, но до утра стоять вам, как сфинксам! Это слово мое!" Тоже мне Египет нашел! Обрадовал, чудила!

— А что за спортсмены?

— Я сначала тоже не понял. Но позже узнал. Ребята с третьего курса для самохода полосу препятствий приспособили. А та стояла недалеко от бокового забора. В ней, если помнишь, ход подземный, перед тем как на мостик бежать?

— Помню.

— Так вот ребята из этого подземного хода под забор ответвление прокопали и как раз выход за забором оборудовали. Замаскировали его в кустах, и все дела. Выходят на полосу, якобы потренироваться, а сами своим ходом за забор. Как раз напротив автобусной остановки!

А ночью тем путем вообще уйти было без проблем. Но и это Лысый пронюхал! Вот и пошел брать очередную пачку нарушителей. Видимо, ему информацию про массовый самоход кто-то слил, он и вышел на охоту!

Владимир перебил Антона:

— Мы всегда через посты караула ходили. Договоришься с тем, кто часовым на ближнем посту в 4.00 заступит, он и пропускал.

— У нас такое тоже было, пока один курс другого не пришил!

Бережной удивился:

— Как пришил?

— Пристрелил!

— Они что, не договорились?

Сергей объяснил:

— Там по-другому все получилось. У того, с кем договаривались, на посту живот прихватило, капусты, наверное, на ужин обожрался, и начал метать дальше, чем видел! Запросил замену, а сменщика предупредить о самоходчике не смог, сам начальник караула смену производил. Пацан из города шел открыто, знал, что все договорено, да и не в первый раз, а часовой-то про него не знал. Как раз у забора притаился, покурить втихаря.

А тут самовольщик с забора прыгнул, да еще в гражданке. Ну и дал по нему очередь часовой, без предупреждения, как это Уставом предписано. Двенадцать пуль бедняге всадил! После этого часового в другое училище перевели, а про посты забыли!

— Понятно, ну а с проволокой-то что?

— Да ничего! Поймал Лысый спортсменов и к нам.

Мы, как цуцики, к тому времени замерзли и разогреться как следует не можем, руками машем, а ноги-то неподвижны. Дал он команду, принесли шинели. А наутро все училище построили и мимо нас провели. Смотрите, мол, на этих лохов! Вот позору было! Курсанты как лошади ржали, а нам с Крюком не до смеху. Впереди пять суток ареста! Но один черт, сколько он ни ловил меня, Крюк потом со своей дамой рассорился, и я один ходил, все одно находил варианты, убегал! Я тебе это к чему рассказываю? Другая на месте Ленки башкой своей прикинула бы, что рискую я, и ждала бы, как большинство, выходных! А она словно издевалась! Капризная была! Раз, говорит, любишь, то сделаешь для любимой все! Вот и делал! И ничего с собой поделать не мог! Любил! Потом, когда закончил кое-как училище, поженились. И вот тут она раскрылась во всей своей капризной, упертой красе.

Когда служить сюда прибыли, устроила она мне жизнь веселую!

Володя спросил:

— Загуляла?

— Если бы! Хуже! Подкаблучника из меня решила сделать. Сломать меня захотела. Чтобы только ей в рот смотрел! Но и у меня характер тоже не подарок. Ни хрена себе! Туда не ходи, сюда не ходи после службы. Домой, в компанию только с ней! Представляешь, даже в нарядах меня проверяла. Каково, а? Как-то выпил прилично, не поверишь, морду решила мне набить! Не успел я на порог, она мне хрясь кулаком в жало! Я ей: охренела, что ли? Она второй раз. И тут же ремень из-под портупеи достает. Ну я не выдержал, конечно, такого беспредела, скрутил ее в момент и к кровати этим же ремнем и привязал. Рычала, как рысь бешеная!

Владимир посмотрел на друга, спросив:

— И ты не ударил в ответ?

— А вот к этому, Вова, не приучен! С мужиком хоть на смертный бой, но чтобы бабу тронуть? Никогда! Потому что западло это!

Бережной признался:

— Я тоже не могу женщину ударить!

— Значит, поймешь! Наутро я с ней поговорил по душам. Вроде успокоилась. А потом война эта! Я стал в командировки уходить. Неделями в Чечне пропадал. Ну и отправил ее как-то в отпуск к родным, чего ей одной в гарнизоне болтаться? А нам как раз предстояло на дальняк идти! Потрепали нас тогда «чехи» основательно, не помню, как и вывернулись. Но вывернулись, правда, потери большие понесли. Много солдат тогда полегло! Возвращаемся в часть, домой прихожу, письмо под дверью.

От Ленки. Ну а в нем… Гуд бай, мой милый! Воюй сколько душе твоей влезет! А у нее большая, настоящая любовь в городе вдруг образовалась. Так что убедительно просит не препятствовать разводу. Ну и так далее… Короче, кинула меня моя Ленка, как вещь ненужную из жизни выбросила…

Сергей закурил:

— Но меня не поступок ее подлый возмутил. Все в жизни бывает, может, и полюбила другого. Другое возмутило, это ее: «Воюй сколько хочешь»! Как будто я спекуляцией занимаюсь, а не родину защищаю! Кто-то должен ее защищать, не все же только разворовывать? Запил я тогда! Да так и не останавливаюсь, в принципе, за исключением боевых выходов. А был в отпуске, видел ее с бычарой, новым мужем, как раз перед тем, как его грохнули на разборках бандитских. Цацей стала, что ты, не подходи, какая там жена офицера? У нее муж круче самого крутого яйца! Поговорить с ней хотел, охрана не подпустила. Хотел устроить им кишмиш, потом передумал. А на хрена мне это надо? Обозвал ее то ли сукой, то ли блядью, не помню уже, и ушел. Бычара ее ничего, смолчал! Ну а когда пристрелили ее муженька, месяца через два опять письмо от нее! Мол, может, сойдемся?