— Юрий Васильевич! Вы в курсе, что мой заместитель по линии убийств, написал рапорт и собирается перейти работать в налоговую полицию. Если еще он уйдет, то с кем я останусь?

— Что делать, Абрамов! Человек ищет, где лучше, а рыба, где глубже. Это решение уже принято на уровне министра и я, не смогу повлиять на это решение.

— Вы, уже совсем обескровили управление, скоро уже работать будет не кому. Все уходят, кто куда. Одни уходят в коммерцию, другие переходят в различные структуры, но только не к нам. Я уверен, что если это не остановить, то скоро мы просто захлебнемся от вала нераскрытых преступлений.

На столе Костина раздраженно, зазвучал телефон. Костин поднял руку и жестом остановил меня.

— Абрамов, только, что позвонил дежурный. Поступило сообщение о разбойном налете на автобус, который направлялся за тряпками в Москву. Похоже, есть жертвы.

— Где, это произошло? — спросил я его.

— Не далеко от Раифы — ответил мне Костин. — Давай одевайся, сейчас вместе поедим на место.

Я быстро поднялся к себе на этаж и, оставив на столе бумаги, спустился на улицу. Через минуту, в дверях министерства показался Костин. Он сел в автомашину, и мы помчались в сторону Зеленодольска.

Рано утром, в номер Смирнова, позвонил Павлов Алексей. Поздоровавшись с Олегом, он сходу выпалил:

— Олег, ты знаешь, я сегодня, перебирая свои старые записи, нащупал связь Селезнева. Это тот человек, раньше не раз уже помогал Селезневу толкать антиквариат за бугор. Я думаю, что эту связь нам с тобой, необходимо поднять прямо сейчас, пока он еще спит. Если мы, его сейчас не поднимем, то днем, мы его едва ли найдем. Давай, одевайся и выходи из гостиницы, я буду минут через пятнадцать у входа.

Олег, положил трубку и, разбудив Балаганина Станислава, стал быстро собираться. Стас, последовал его примеру. Голодные и злые, они вышли в холл, где стали ждать прибытие Павлова.

Тот подъехал без опоздания, и они сев в его автомашину, поехали. Недалеко от Никитского переулка, они, оставили машину и направились дальше пешком.

— Что, у вас за город — ворчал Балаганин, — не подъехать, не отъехать от адреса, все нужно ходить пешком. У меня уже все зимние сапоги покрылись солью, гляди и того, что скоро развалятся от вашего реагента.

Павлов остановился у старого трехэтажного дома дореволюционной постройки. Кованая железная дверь в подъезд невольно вызывала уважение к жильцам этого дома.

Алексей нажал на звонок и стал ждать, когда им откроют входную дверь. Через минуту, заспанная консьержка открыла входную дверь и, загородив дверной проем своей массивной грудью, поинтересовалась, к кому направляются эти трое молодых людей.

Павлов, достал свое удостоверение личности и молча предъявил его ей.

— Вам, что не ясно? — поинтересовался он у нее. — Пройдите на свое рабочее место и не мешайте нам работать.

Оперативники, поднялись на второй этаж и остановились у массивной деревянной двери. Судя по всему, данная дверь была изготовлена еще до революции и могла, наверное, послужить еще человечеству еще столько же лет, сколько и служила. Сбоку у двери, отливаясь золотом, светилась медная дощечка, на которой было написано «Покровский Самуил Яковлевич — искусствовед».

Алексей нажал звонок, и ребята, затаив дыхание, стали ждать, когда откроется эта старинная дверь. Прошло еще минуты три, прежде, чем за дверью раздались еле слышные наги и она открылась. На пороге квартиры, появился мужчина средних лет, одетый в шелковую пижаму.

Увидев, на пороге квартиры Павлова и двух незнакомых ему молодых людей, Покровский удивленно и раздражительно произнес:

— Алексей, ну, что за дела? Ты посмотри, сколько сейчас времени? Нельзя же, вот так, бесцеремонно названивать в дверь уважаемым гражданам. В прочем, кому я говорю? Наша милиция никогда не отличалась своими хорошими манерами.

— Самуил Яковлевич, у нас к вам куча вопросов, которые не терпят отлагательств. Со мной, мои коллеги из Казани. Может, вы, нас пропустите в свою квартиру или предпочтете разговаривать с нами прямо здесь, в коридоре.

Самуил Яковлевич изобразил на лице недовольную гримасу, однако, посторонился и жестом руки, пригласил ребят к себе в квартиру.

То, что увидели ребята в квартире Покровского, мало, чем отличалось от зала Эрмитажа. Все стены квартиры были увешаны дорогими картинами голландских живописцев. На полках и полочках, одна к другой, словно на параде, размещались вещи, место которым было лишь в столичном музее.

Увидев, восхищение в глазах оперативников, Покровский, опустил вниз глаза, и тихо произнес:

— Эту коллекцию, я собирал всю свою жизнь. Вы знаете, я пожертвовал всем, семьей, детьми. Все, что я зарабатывал, я вкладывал в эти вещи.

Он готов был еще долго рассказывать нам о своих муках, при создании этой коллекции, но его остановил голос Павлов.

— Хорош, заливать Покровский. Да, ты никогда, в своей жизни нигде не работал, я ведь это хорошо знаю. Ты, всю свою жизнь обманывал людей, вот и скопил это добро.

— Давайте, товарищ Павлов, не будем останавливаться на личностях, а так же вдаваться в эти подробности — произнес Покровский. — Лучше, скажите, что вас привело ко мне?

— Вы, знаете, Покровский, в Казани, совсем недавно, были похищены две чудотворные иконы. Одна икона 16 века, Седьмиозерная Смоленская Божья Матерь, а другая, список иконы Казанской Божьей матери, конца 18 века. Эти иконы попали в руки господина Селезнева и, насколько нам известно, он хочет их переправить в США.

Вы, Покровский, один из тех людей, кто ранее занимался подобными операциями. Все другие специалисты в этой области, уже давно сидят, вы один, лишь, на свободе и Селезнев, я думаю, или уже обратился к вам или обратиться, в самые сжатые сроки. Вы, знаете, он держать у себя краденые иконы не будет, а постарается, как можно быстрее сплавить их с рук.

Сейчас, мы на хвосте у Селезнева и если нам, станет известно, что он уже переправил или переправит эти иконы через вас, то вас ожидает, полное фиаско. Я лично обещаю вам, что мы определим вас в государственное учреждение лет на пять, а вашу столь богатую коллекцию, передадим в пользу какого-нибудь музея.

Так, что, все ваше счастье, Самуил Яковлевич, находится в ваших руках.

Смирнов заметил, как задрожали пальцы на руках Покровского. Он, что бы это скрыть, сунул свои руки в карманы пижамы.

— Я, что-то не понял вас, товарищ Павлов — произнес он, слегка дрожавшим голосом. — Это что, шантаж? Я, честный человек, и вы не имеете ни какого права, разговаривать со мной в таком тоне. Я, буду жаловаться на вас, врываетесь в чужую квартиру в такую рань, да еще, угрожаете честному человеку.

— Не нужно, театра, Покровский. Никуда, никуда вы жаловаться не будете, вы же знаете, чем это для вас это обернется. Зачем, вам эти проблемы? Живите, как живете и сопите в две дырки.

Вы, знаете, со мной люди, которые вас в отличие от меня, вас не знают. Сейчас, они начнут делать здесь обыск, и вам, придется отчитываться перед ними за каждую безделушку, что стоят на ваших полках. Я, думаю, что по целому ряду вещей, вы, просто, не найдете ни каких документов, подтверждающих их покупку. Так, что решайтесь Покровский, по быстрее, пока они не приступили к обыску.

Покровский, медленно, опустился в большое кожаное кресло и с испугом посмотрел на Смирнова и Балаганина.

— Ну, что будем делать? — спросил Стас у Павлова. — Сейчас, вызову остальных сотрудников, и мы перевернем здесь все верх дном. Вы тогда можете жаловаться кому угодно, хоть в организацию объединенных наций. Вы батенька, проходите по нашему делу, как скупщик краденого антиквариата.

— Ну, хорошо, хорошо — произнес Покровский. — Да, я виделся с Селезневым, и он просил меня организовать для него коридор на таможне. Однако, я еще не подписался под это дело и икон у меня в настоящий момент, нет. Я, постараюсь вывести вас Алексей на Селезнева, если конечно, у меня это получится.