Хотя поражение в Порт-Артуре и вызвало большую горечь у всех слоёв населения, тем не менее, народные массы были настроены воодушевлённо и патриотические настроения нисколько не убавились.
Следует отметить, что генеральный штаб России, как потом выяснилось, недооценил военную мощь Японии и характер японского народа. Так, за несколько лет до начала войны военный атташе России в Японии отмечал в своих рапортах, что «пройдёт не одно столетие, прежде чем японская армия достигнет такого морального фундамента, на котором базируется европейская армейская организация, и сможет оказаться на уровне самой слабой европейской армии».
Прошло не так много времени, и российское правительство осознало: события на Дальнем Востоке начинают обретать угрожающий характер. Стало ясно, что на театре военных действий, находящемся на расстоянии восьми тысяч километров от столицы, нет той армии, которая требовалась бы для осуществления задуманной внешней политики. Теперь в Маньчжурию необходимо было перебрасывать войска и снаряжение по одной-единственной железной дороге — с технической точки зрения весьма слабой. Ко всему прочему, эта железная дорога прерывалась озером Байкал. В летнее время его приходилось пересекать на судах, что было совсем не простой задачей, так как ширина озера достигала пятидесяти километров, а погрузка и разгрузка занимали очень много времени. Зимой поезда могли идти по колее, проложенной прямо по льду. В самом конце войны железнодорожный путь в обход Байкала всё же был построен.
С самого начала войны русские войска на Дальневосточном театре военных действий были лишены самого необходимого — подкреплений, боеприпасов и снаряжения. Бездеятельность оказывала разрушительное влияние на моральное состояние войск. В то же время у японцев была полная свобода действий. Русские не смогли добиться этого за всё время военных операций. Они испытывали неудачу за неудачей, начиная с поражения на реке Ялу, которую японцам удалось форсировать, и заканчивая разгромом при Мукдене. Несомненно, главным козлом отпущения стал пассивный и неуверенный командующий войсками в Маньчжурии генерал от инфантерии Куропаткин, однако ещё большей помехой для военных действий было отсутствие единого командования. Не было никакого разграничения в деятельности командующего войсками и наместника на Дальнем Востоке — адмирала Алексеева. Каждый постоянно вмешивался в действия другого, и оба обвиняли друг друга перед императором. Между прочими командирами также возникали несогласия, интриг хватало с избытком.
Почти все задуманные операции исполнялись недостаточными средствами, и любая из них с самого начала была обречена на неудачу. Отличительной чертой ведения войны Россией было произвольное сведение в одно большое соединение небольших разнородных войсковых групп. До начала любой операции командование — по всей вероятности, для собственного успокоения — формировало новые соединения, неизменно разбивая старые. Это был явный самообман, ведь такие импровизированные объединения оставались без взаимопонимания и сплочённости, и совершенно ясно, что подобная организация боевых действий ослабляет армию. В этих условиях многие опытные и известные своей храбростью командиры были обречены на поражения. Моральное состояние армии падало, участились пьянки. Лень, безразличие и всевозможные злоупотребления были характерны для всех войсковых подразделений, что ещё больше добавляло расслабленности.
В период с 25 декабря по 8 января я в качестве командира двух отдельных эскадронов принимал участие в кавалерийской операции, которую проводил генерал Мищенко силами 77 эскадронов. Целью операции было прорваться на побережье, захватить японский порт Инкоу с кораблями и, взорвав мост, оборвать железнодорожную связь между Порт-Артуром и Мукденом. Мы, участники этого сражения, ещё не знали, что Порт-Артур уже находится в руках японцев, а армия генерала Ноги устремилась на север в сторону расположения войск генерала Куропаткина.
Важная наступательная операция протекала очень вяло. Мищенко придерживал основные силы для подавления незначительных укреплений противника, вместо того чтобы направлять туда небольшие войсковые подразделения, а крупные кавалерийские части бросить против Инкоу. На всё это ушло очень много времени, и когда мы, наконец, увидели Инкоу, противник уже приготовился к обороне. Началось сражение. В самом разгаре его мы увидели, как мимо проехал военный состав из Порт-Артура — из открытых вагонов нам махали руками японцы и кричали «Банзай!».
Показательным было и то, каким образом генерал Мищенко планировал взорвать железную дорогу в Маньчжурии где-нибудь к северу от Порт-Артура. Я вызвался выполнить эту операцию, но её доверили выполнить другому, более молодому офицеру. Поскольку командование знало, что генерал Ноги передвигается на север, то на такую операцию необходимо было обратить больше внимания, чем на захват Инкоу, и сосредоточить для неё значительные силы. Вместо этого были поспешно собраны шесть слабых эскадронов из различных полков, и это временное формирование отправили взрывать важнейший на данном этапе военных действий железнодорожный мост! Произошло то, что и должно было произойти, — попытка провалилась.
В январе наш полк принимал участие в известном наступлении под Сандепу — им руководил мой соотечественник Оскар Гриппенберг, известный со времён туркестанской войны. Таким образом, я получил возможность участвовать в единственной в своём роде широкомасштабной военной операции — единственной в том смысле, что, по крайней мере, её начало было многообещающим. Нам следовало вклиниться в левый фланг противника и разведать возможности для крупного удара по оборонительным укреплениям японцев. Несмотря на успешное начало, главнокомандующий, вмешавшись в операцию, принялся отзывать один батальон за другим, собирая вокруг себя все больше новых полков, и, таким образом, сделал всё, чтобы дальнейшее наступление стало невозможным.
Мне пришлось удостовериться, как прекрасно японцы использовали рельеф местности и насколько они были незаметны в своей форме цвета хаки. В русской армии тогда ещё не было полевой формы. В тактическом отношении артиллерия противника сильно превосходила нашу. Японцы использовали замаскированные артиллерийские позиции, в то время как русская артиллерия вела огонь с открытой местности.
В середине февраля стало ясно, что противник, получивший подкрепление в виде армии генерала Ноги, вскоре будет достаточно силён для того, чтобы начать наступление на южном фланге русских войск около Мукдена. Меня с моими двумя эскадронами подчинили Сибирскому армейскому корпусу — этот корпус, под командованием генерала Гернгросса, образовывал правый фланг русских войск. В мои задачи входило проводить разведывательные операции в западной стороне, не вступая при этом в длительные перестрелки.
Однажды мы натолкнулись на японский кавалерийский отряд. Последовала небольшая перестрелка. Нам удалось определить, что отряд состоял примерно из двух-трёх эскадронов, а на вооружении у противника было несколько пулемётов. Развернувшись в сторону нашего левого фланга, я вдруг почувствовал, что мой конь Талисман зашатался, с него полетела пена. В ногу животного попала пуля, но Талисман успел выполнить свой долг: прежде чем мой конь пал, я справился с возложенной на меня задачей.
После этой вылазки я отправил верховному командованию рапорт, в котором содержались сведения о передвижениях японских войск, стремившихся нас окружить. За несколько дней до описанной стычки противник начал наступление на фронте шириной до 150 километров. Это наступление было отражено только на левом фланге — частями, которыми командовал генерал Линевич. Ответным шагом главнокомандующего был приказ об общем отступлении. На правый фланг приказ поступил с большим опозданием, поэтому он был выполнен абсолютно бездарно. Войска на фланге, оказавшемся под угрозой, не были отведены под покровом ночи — они простояли до утра, после чего началось практически беспорядочное отступление. Японцы преследовали наши части небольшими подразделениями, каждое из которых было вооружено несколькими орудиями. Умело используя холмистую местность, противник нанёс нам большие потери, что привело уже просто к паническому бегству.
