Ничего нового в этом не было. Советская дипломатия и на востоке шла по следам экспансионистской политики царской России, цель которой сотню лет назад была на короткое время достигнута Ункяр-Искелесийским договором. Домогательства Советской России вызвали весьма быструю реакцию, мощной подпорой которой явилась теперь Англия. Министр иностранных дел Сараджоглу прибыл в Анкару 17 октября, и уже спустя два дня был подписан договор о взаимопомощи между Турцией и Англией, а затем ещё через несколько дней — такой же договор между Турцией и Францией. Оба они носили демонстративно антирусский характер. С момента, когда в Турции находился с визитом заместитель народного комиссара иностранных дел Потемкин (примерно с теми же задачами, что и посол Штейн в Финляндии), турки начали активно отражать угрозу.
Авторитет западных стран, правда, пошатнулся в связи с катастрофой в Польше, но географическое положение Финляндии лучше, чем у Польши, потому, что на территорию Финляндии можно попасть через Петсамо, где британцы пустили свои корни в связи с концессией по добыче никеля. Демонстрация военно-морского флота в такой близости от Мурманска, видимо, не осталась бы без последствий. Едва ли можно себе представить, что Советский Союз довёл бы свои отношения с Англией и Францией до точки разрыва.
Поддержка Англии и Франции, естественно, исчезла бы полностью при прорыве французского фронта в мае 1940 года, но полгода передышки дало бы многое для укрепления обороноспособности нашей страны. Могут задать вопрос, считал ли Советский Союз для себя выгодным раскрыть свои антигерманские намерения, как на Балканах, так и на Севере, в момент немецкой оккупации Норвегии в 1940 году. Весьма можно было себе представить, что на первое место вышла бы Румыния. Если Финляндия выиграла бы время, её возможности остаться вне пределов конфликта между великими державами значительно бы возросли.
Неуверенность в поддержке со стороны Запада, кто знает, может быть, сменилась бы уверенностью, если бы наше оборонное ведомство было в надлежащем состоянии. Это обстоятельство могло бы оказать влияние и на отношение Швеции к нам. У государства, оборонные возможности которого недостаточны, не будет союзников!
Молотов, выступая 31 октября 1939 года в Верховном Совете, информировал о требованиях, выдвинутых русскими перед Финляндией. И всё же финский народ не изменил своей позиции. Все классы общества объединила патриотическая национальная точка зрения, чего ещё ни разу не случалось в истории нашей страны. Однако никто не желал войны, никто не подстрекал к войне. Впрочем, несмотря на серьёзность ситуации, мало кто верил, что война начнётся. Когда московские переговоры провалились, многие люди, вывезенные осенью из опасной зоны, стали возвращаться, институты открыли свои двери, в школах начались занятия и большую группу резервистов отправили домой.
В течение двух недель ничего не происходило. Правительство Финляндии различными способами давало понять, что оно готово снова приступить к переговорам. Печать и радио в Советском Союзе продолжали резкие выпады против финского правительства, что не обещало ничего хорошего. Нарушения границы советскими самолётами совершались все чаще. Военная разведка доносила о том, что повсюду идёт передислокация войск и строительство дорог. Русские в Восточной Карелии приступили к строительству железной дороги Петрозаводск-Суоярви, в этом же районе ремонтировалась дорожная сеть.
Информация, полученная по каналам министерства иностранных дел, была менее тревожной и говорила о том, что в политических и дипломатических кругах иностранных государств открытый конфликт считают маловероятным. Только некоторые британские и немецкие источники придерживались иного мнения. Получаемая мною из Германии конфиденциальная информация предупреждала не натягивать лук слишком сильно. Я не скрывал от руководства государством, что меня гложут плохие предчувствия относительно ближайшего будущего, и не мог не удивляться тому, как правительство и парламент относились столь незаинтересованно к внесённым мною в последние недели предложениям по выделению средств, хотя война, казалось, стояла уже у порога. Беседуя с президентом Каллио, я убедился, что моё мнение не во всех пунктах дошло до его сведения и что в его отношении к моей точке зрения видны явные признаки влияния некоторых членов правительства. Поэтому я посчитал своей обязанностью заявить, что далее со своей стороны не могу нести ответственность за развал обороны. Президент в принципе был согласен на мою отставку.
27 ноября 1939 года я направил президенту письмо следующего содержания:
«Поскольку, судя по всему, правительство, пожалуй, уже в ближайшем будущем окажется перед необходимостью принять роковые решения для нашего народа, я, памятуя о ранее сделанных мною заявлениях, а также о записке, переданной правительству некоторое время назад советом по материальному обеспечению вооружённых сил, считаю своей обязанностью ещё раз заявить о нижеследующем.
Приложенные таблицы дают представление о степени обеспеченности наших войск вооружением и снаряжением. Сведения, показанные в таблицах, говорят сами за себя.
Планы производства орудий и снарядов на государственных заводах уже с самого начала не могли удовлетворить реальные потребности обороны. Отсутствие длительных заказов частным предприятиям также не способствовало приобретению ими новых машин и оборудования, а, следовательно, и повышению их производительности. При составлении расчётов была также учтена возможность в случае войны заткнуть дыры поставками из-за рубежа. Об этом велись длительные переговоры со Швецией, однако к желательным результатам они не привели.
По поручению правительства в течение последних месяцев два талантливых офицера генштаба изучали возможности размещения заказов в Америке и пришли к выводу, что почва для нас там благоприятная.
Когда прошлой весной представилась возможность с помощью займа, одобренного заседавшим тогда в Вашингтоне Конгрессом, стабилизировать валютный курс и сделать заказы, в том числе на случай войны, то этой возможностью не воспользовались. Мы оставались оптимистами, не верили в развязывание войны и откладывали решение вопроса до тех пор, пока угроза со стороны России не сделала его разрешение невозможным. Ссылаясь на трудности с валютой, вызванные той же угрозой, правительство посчитало за лучшее отказаться от использования ценнейшей работы, проделанной в кругах американской военной промышленности. Сознавая, что закупки за рубежом повлекут за собой огромные, часто непреодолимые трудности, оно и в этот момент не приняло радикальных мер для использования всех возможностей отечественной металлообрабатывающей промышленности в целях обеспечения поставок, на что я самым серьёзнейшим образом указывал ещё четыре месяца назад.
Всё говорит о том, что в случае войны нам придётся почти во всём полагаться на совершенно недостаточные возможности отечественного производства, на возможности, которые, помимо прочего, в связи с недостатком зенитной артиллерии наверняка будут сокращаться и далее под воздействием воздушных налётов.
Все эти годы мне было трудно понять поведение правительства и парламента в свете той угрозы, которую большая война в Европе составила бы нашей самостоятельности. Вместе с тем сейчас, когда противостояние гигантов становится всё более очевидным, обсуждение средств, необходимых для обороны страны, идёт без понимания всей важности дела и с прежней скупостью, которая уже привела к тому, что большая часть оборудования и снаряжения пришла в полную негодность, а там, где этого не случилось, бюрократическое и медленное рассмотрение вопросов часто приводит к фатальным потерям. И даже сейчас проблемы о выделении средств на важнейшие нужды обороны рассматриваются в таком темпе, словно мы живём в нормальное время. Недели и месяцы уходят на обсуждения в комитетах и комиссиях, а когда наконец средства выделяют, то в лучшем случае цены успевают вырасти, но чаще происходит так, что возможности закупок уже утрачены. Сейчас каждому следует понять, что настоящей эффективности в работе по приобретению необходимейших материалов на нужды обороны нельзя добиться без энергичного выделения средств — энергичного в той мере, в какой оно могло бы пробудить интерес в кругах, от которых зависит эффективность закупок. Ещё со времён освободительной войны должно быть ясно, что защита самостоятельности нации от враждебного советского гиганта требует, прежде всего, полностью и по-современному снаряжённой и обученной армии. Никто не желает войны с Советским Союзом, в которой Финляндия оказалась бы одинокой, без поддержки других государств. Однако невыгодное для нас положение звёзд на небе привело к тому, что руки у Советов сейчас развязаны почти полностью.
Интересы великих держав не оставляют нам, так же как и Бельгии, и Голландии, и Швейцарии, шанса надеяться в случае войны на помощь других, даже на обещания её, как это было в случае с Польшей.
Вооружённой поддержки Швеции нам, видимо, было бы достаточно для отражения угрозы войны, но мы в наших отношениях со Скандинавией ещё явно не добились необходимой близости.
После того как Германия три месяца тому назад заключила договор с Советским Союзом, политическая ситуация для нас полностью изменилась. Наша стратегическая позиция, которую ослабили уже укрепления и дороги, построенные в Карелии, претерпела радикальное изменение после того, как Советский Союз вышел на южный берег Финского залива.
Видимо, нынешнюю ситуацию следует понимать только так, что Финляндии грозит опасность быть втянутой в войну в условиях, которые являются самыми для неё невыгодными:
— Почти ничтожная противовоздушная и противотанковая оборона.
— Военно-воздушные силы, имеющиеся сейчас в распоряжении, насчитывают всего лишь 50 процентов того количества самолётов, которое полагается по штатному расписанию, в резерве нет ни одной машины. Однако и штатная численность явно недостаточна, если принять во внимание обширность территории нашей страны.
— Бронетанковая техника насчитывает три десятка устаревших, закупленных двадцать лет тому назад, после первой мировой войны, и даже использовавшихся в ней, танков и тридцать современных лёгких танков «Виккерс», закупленных год тому назад, но до сих пор не вооружённых.
— Флот, который мы так и не смогли превратить в настоящее средство морской обороны.
— Очень слабая по численности артиллерия.
— Из 15 дивизий три до сих пор не имеют вооружения и снаряжения. До сих пор не выполнен план пополнения боеприпасами, и, насколько я понимаю, существующие ныне трудности с валютой и отечественными деньгами говорят и об отсутствии программы финансирования долговременной войны за счёт ввоза из-за границы.
Отсутствие таких планов означает невозможность успешного ведения войны.
Необходимо выиграть время, чтобы всеми средствами нации мы смогли бы заткнуть наиболее кричащие дыры в нашей обороне, а также целеустремлённо действовать и не упустить шанс, который нам даёт развитие шведского общественного мнения и который следует считать самой важной и первой политической целью страны, — заключить союз со Швецией для защиты нейтралитета обоих государств.
На тот случай, если война с нашим восточным соседом окажется неизбежной, не следовало бы предоставлять противнику возможность определить момент её начала. Если определение этого момента не в наших возможностях, то, несомненно, следует закупить всё необходимое для укрепления обороны. Следует дать полную свободу закупкам военного ведомства, отказавшись от других нужд и точек зрения.
Если правительство в такой столь серьёзный момент будет продолжать рассматривать ассигнования, даже малейшие, с той же самой бюрократической медлительностью, как и до сих пор, мы потеряем последний имеющийся в нашем распоряжении резерв времени.
Атмосфера в армии сейчас прекрасная, и настроение населения на высоком уровне. Народ Финляндии верит в то, что его правительство позаботится о готовности государства к обороне, и армия не сомневается в том, что у неё будет достаточно оружия для той борьбы с извечным врагом нашего государства, на которую её призовут».
