Сэру Хамфри оставалось объявить о голосах, полученных Самюэлем, Урхартом и Вултоном. Для победы в первом же раунде требовалось получить 169 голосов из оставшихся 281. Напряжение возрастало. Два почтенных члена парламента в углу комнаты побились об заклад на огромную сумму, что один из трех оставшихся в списке кандидатов победит в первом же раунде.

— Достопочтенный Майкл Самюэль, -монотонно объявил председательствующий, — 99 голосов.

В мертвой тишине комитетской комнаты было ясно слышно, как трижды прокричал тащившийся вверх по реке буксир. Это позабавило всех и сняло напряжение. Самюэль шутливо подосадовал, что такой горластый не имеет права голоса. Он был явно обескуражен результатом — слишком он далек от того, что требуется. И это после того, как Ирл снял свою кандидатуру.

— Достопочтенный Френсис Урхарт — 91 голос. Любители пари, произведя несложный арифметический подсчет, приуныли.

— Достопочтенный Патрик Вултон — 91 голос.

Напряжение окончательно спало, все пришло в движение, раздался гул взаимных поздравлений, сочувствия, а один парламентарий поспешил в норидор, чтобы сообщить прессе основные результаты.

— Таким образом, — продолжал сэр Хамфри, — ни один кандидат не избран. В связи с этим, ровно через неделю, отсчитывая от сего дня, состоится второй раунд голосования. Я бы хотел напомнить всем, что те, кто пожелает выставить свои кандидатуры для голосования во втором раунде, должны соответственно заявить мне об этом не позднее четверга. Объявляю собрание закрытым!

Урхарт отпраздновал успех в первом раунде, организовав в своей комнате коктейль для друзей и коллег. Его парламентский офис был расположен в самом здании парламента, а не в одном из разбросанных вокруг него подсобных помещений; обширная комната была полна воздуха; из изящного, стрельчатого окна открывался отличный вид на видневшийся за рекой Дворец Ламбета — старинный, сооруженный в готическом стиле дом архиепископа Кентерберийсного. В комнате несколько десятков парламентариев поздравляли Урхарта и горячо желали Главному Кнуту дальнейших успехов. Ухмыльнувшись, Урхарт заметил, что впервые за всю нампанию видит возле себя некоторых лиц, но в общем-то, это не имеет большого значения. Голоса есть голоса, ному бы они ни принадлежали.

— Просто замечательно, Френсис. Прекрасный результат. Как думаешь, так пойдет и дальше, и ты в нонечном счете победишь? — спросил один из старших парламентских ноллег.

— Думаю, что да, — ответил Урхарт с уверенностью. — Полагаю, что у меня не хуже шансы, чем у других.

— Ты прав, — сказал его коллега, — хотя Самюэль пока и впереди, но он уже выдыхается. Теперь речь пойдет лишь о том, кто из двух таких опытных политиков, как ты и Вултон, возьмет верх. И, Френсис, знай, что можешь полностью рассчитывать на мою абсолютную поддержку.

«О которой ты, конечно, хочешь, чтобы я не забыл, когда у меня в руках будут все возможности премьер-министерского патронажа», — подумал про себя Урхарт и, поблагодарив гостя, подлил ему в бокал свежую порцию виски.

Быстро разнесся слух, что Главный Кнут угощает, и в комнате появлялись все новые и новые лица. Секретарша Урхарта налила большой стакан виски Стефену Данвею — самому честолюбивому из молодых, недавно избранных парламентариев, который уже успел в этот вечер побывать — коротко, но так, чтобы это было замечено, — на приемах-коктейлях Самюэля и Вултона. так, на всяний случай. Секретарша извинилась и отошла к телефону. По нему весь вечер, не переставая, звонили ноллеги и друзья, просившие передать поздравления, и журналисты, просившие ответить на несколько вопросов.

— Тебя, — тихо шепнула она на ухо Урхарту. — Роджер О'Нейл.

— Скажи, что я занят и позвоню позже сам, — распорядился Урхарт.

— Он уже звонил и, похоже, очень нервничает. Просил передать, что дело, как он выразился, «дьявольски горячее», — сообщила она.

Раздраженно ругнувшись, он покинул гостей и, взяв телефонную трубку, укрылся от шума в оконной нише.

— Роджер, — нетерпеливо бросил он в трубку, — ну что у тебя? Тут полна комната народу.

— Френсис, она села нам на хвост. Та чертова сучна. Она все знает, я уверен. Она знает, что это был я, и теперь доберется до тебя. Корова! Я ничего ей не сказал, но она поняла, и Бог знает как, но…

— Роджер! Возьми себя в руки! — рявкнул Урхарт. О'Нейл что-то быстро и нечленораздельно бормотал, речь его напоминала уносившийся прочь неуправляемый экспресс. Он не мог сосредоточиться и контролировать свои слова и действия.

Воспользовавшись секундной паузой, Урхарт попытался перехватить инициативу.

— Скажи медленно и ясно, в чем дело!

Снова возобновилось невнятное бормотание, и Урхарт напрягся, стараясь уловить смысл в мутной смеси из слов, бессвязного лопотания и чихания.

— Она пришла ко мне поговорить, эта корова из лобби прессы. Я не понимаю как, Френсис, но это не я. Поводил ее вокруг пальца и думаю, что она ушла довольная. Но она как-то напала на след. На все, Френсис. Паддингтонский адрес, компьютер… Она даже подозревает, что именно из штаб-квартиры произошла та утечка данных об опросе -я имею в виду то, что подсунул ей тогда под дверь. А этот ублюдок Кендрик, видимо, рассказал ей об истории с больничной рекламной кампанией, которую ты велел мне состряпать. Господи, Френсис! А вдруг она мне не поверила и решила что-нибудь напечатать?

— Придержи на секунду свой язын! — прошипел Урхарт в трубку, стараясь, чтобы никто из гостей не мог подслушать их разговор. — Скажи мне только, кто именно из лобби приходил к тебе?

— Сторин. Матти Сторин. И она сказала…

— А у нее есть какие-нибудь конкретные доказательства? — перебил его Урхарт. — Или она только догадывается?

О'Нейл на мгновение смолк, обдумывая вопрос.

— Нажется, ничего конкретного. Только предположения. За исключением…

— За исключением чего?

— Ей сказали, что это я абонировал адрес в Паддингтоне.

— Черт, каким образом она это узнала? — В голосе Урхарта было столько ярости, что О'Нейла обожгло, как если бы из трубки вдруг хлынул поток раскаленной лавы.

— Ей сказала об этом моя секретарша. Но нет смысла беспокоиться, потому что она думает, что я сделал это по просьбе самого Коллинриджа.

— Твоя секретарша знала?

— Я… я взял ее тогда с собой. Подумал, что она будет не так бросаться в глаза, а потом я ей полностью доверяю. Ну, ты же ее знаешь!

— Роджер, сейчас я бы с удовольствием…

— Послушай, я делаю за тебя всю грязную работу, все рискованные дела. Тебе не о чем волноваться, если это откроется, то именно я буду в этом по уши. Мне нужна помощь, Френсис. Мне страшно! Я сделал для тебя слишком много такого, к чему мне и прикасаться не надо было, но я не задавал вопросов, а просто делал то, что ты мне говорил. Ты должен вытащить меня из всего этого. Я больше не могу и не буду этим заниматься. Ты должен защитить меня, Френсис. Слышишь? Ты обязан мне помочь! — И он безудержно зарыдал.

— Роджер, успокойся! — тихо сказал Урхарт в трубку. — У нее нет абсолютно никаких доказательств и нечего бояться. К тому же мы ОБА в этом деле, понимаешь? И мы оба, вместе, пройдем через него на Даунинг-стрит. Я не брошу тебя в беде. Сейчас сделай для меня две вещи. Прежде всего, я хочу, чтобы ты не переставал думать о том царстве блаженства. Осталось несколько дней, Роджер.

В трубке послышались сбивчивые и невнятные слова благодарности.

— Ну а пока, Роджер, ради Христа, держись подальше от Матти Сторин!

Положив трубку, Урхарт немного переждал, пока справится с нахлынувшими эмоциями. За его спиной гудела толпа влиятельных, обладающих реальной властью людей, которые вознесут его на Даунинг-стрит, 10, — к тем высотам, мечта о которых полыхала в нем все эти годы. Он смотрел прямо перед собой, на вечно неизменный вид на реку, вдохновлявший целые поколения великих национальных лидеров, к которым он вскоре несомненно присоединится. Но он только что положил трубку после разговора с единственным человеком, который мог все это погубить.