– Да, наверное, Палыч всегда меня так зовет, с первого курса, – усмехнулся Денис. – Классный тренер, может из любой развалины сделать отличного баскетболиста. Кстати, тогда же я увидел, как ты своего Никитку фотографируешь едва ли не в упор. Как он не заметил этого – просто удивительно.

– Молчал бы.

– Я и так не стал оглашать твоих действий, Бурундук. В общем, я сопоставил факты и понял, что он тебе нравится. У тебя такой взгляд был дурной, когда ты его фотала. – На смазливом лице вновь появилась улыбочка, давшая возможность блеснуть в солнечных лучах заходящего приветливого солнца ровным белым зубам. – Это был сочный кадр!

Я, не сдержавшись, замахнулась на Дэна, и он тут же замолчал, состроив смешную рожу. Эти ямочки на щеках явно дают + 100 к его обаянию. Действительно, Клоун Клоунович.

– Ты же от Кларского без ума? Так. Поэтому-то мы с тобой – союзники. Тебе нужен он, мне – она. Ну что, будем действовать?

– Ну, не знаю, – отозвалась я, внимательно глядя на него. Денис с такой легкостью говорит о том, что девушка, которую он любит, встречается с другим, словно это ничего не значит для него. Мне, если честно, плохо, и настроение ниже плинтуса в подвале, и хочется в своей проблеме винить целый мир: начиная от ничего не сказавших мне подружек (а они явно что-то знают!) до Князевой, которая, кажется, загребла своими бледными загребущими ручонками человека, нежно любимого мною с первого курса!

– Мария Бурундукова, я знаю, что поступаю нечестно и предосудительно. Но я привык, что с легкостью – или без нее – получаю то, что хочу. – Я впервые с момента нашего кратковременного, но насыщенного знакомства видела Дениса серьезным. – А я хочу получить Ольгу, даже если мне придется разлучить ее с любимым человеком. Типа, совершить гадкий поступок. Я не думаю, что она искренне любит его, но тем не менее. Маша. Я привык бороться. Поэтому сейчас я тебе в последний раз предлагаю стать моим союзником, потому что мы находимся в одинаковом положении. Я знаю свои достоинства и недостатки, поэтому говорю, что неплохо разбираюсь в девушках и в романтике, но в том, как завоевать ту, которая меня не хочет, – разбираюсь не слишком. У меня еще не было таких ситуаций. Мне не понятна психология Ольги. Не могу осмыслить ее выбор. Почему именно он – скучный, обычный тип? Что в Никите Кларском вообще такого, чего нет у меня? Ты ведь тоже что-то в нем нашла, так? Поэтому я и надеюсь на твою помощь. Сам сделаю для тебя все, что смогу. Вдвоем нам будет куда легче, чем поодиночке. – На его живом лице лишь на мгновение мелькнула непонятная мне усталость. – Да или нет?

Ух какой у него был торжественный голос! Я чуть было не расхохоталась, несмотря на печальную ситуацию, но, едва взглянув в темно-синие немигающие глаза, теперь уже не слишком веселые, перехотела это делать.

– Какой серьезный, – я постучала солнечно-желтыми ногтями по колену, повертела головой, почесала шею и наконец ответила нехотя:

– Ладно, Смерчинский, я с тобой.

В мгновение ока выражение его лица изменилось – стало радостным, как будто бы я согласилась подарить ему право первой ночи – не только со мной, но и с пятью сотнями прекраснейших женщин мира.

– Классно, Бурундук, мы сработаемся. Поверь, – заявил темноволосый. – Ну что ты на меня так уставилась? Я ведь тоже Бурундук, можешь, втайне от других, звать меня Дейлом.

– Я буду звать тебя Смердяком, – тут же пожалела я о своем согласии. – Слушай, а ты не пожалеешь о своем решении, о том, что захотел связаться со мной? Не слишком ли ты быстро выбрал стратегию? И… сотрудничество?

– Я всегда все делаю спонтанно, – он самоуверенно постучал себя кулаком по груди. – Мне же говорят, что я гений, так что не волнуйся. Ладно, с этого момента мы точно команда. Пара условий, идет?

– Каких условий?

– Мы никому не скажем, что будем работать на то, чтобы эти двое расстались.

– Понятно дело. Я-то, положим, промолчу, только вот мне кажется, что у тебя рот, как помело.

Дэн нагло потрепал меня по волосам и ответил:

– Не рот, а язык. Так правильнее говорить. И мой язык абсолютно не похож на помело. Я буду держать рот на замке. Это вы, женщины, имеете язык без костей.

– Зато у тебя вместо мозга одна сплошная кость, лобная, вросшая, наверное, в полушария, – обиделась я тут же за себя и за всех женщин сразу.

– Ладно, все гендерные проблемы обсудим позже. Еще одно условие – доверять друг другу и во всем помогать.

– Да-да…

– И не отступать до конца.

– Угу.

Он благородный, что ли?

– Да, и если ты расскажешь кому-нибудь про Ольгу, то в этот же день весь наш универ будет в курсе твоих отношений с Кларским, в том числе и сам Никитка, – тут же сообщил мне милым тоном парень, махом опровергнув мою теорию о его благородности.

Я охотно поверила ему. У Смерча, как я уже не раз говорила, друзей, знакомых и просто сочувствующих выше крыши. Все его любят и уважают. Скоро культ личности в местном масштабе создадут. Если он что-то скажет всего лишь парочке человек из своей шайки-лейки, то об этом скоро будут знать все.

– Да не собираюсь я никому ничего говорить, – не выдержав, я вновь повысила голос.

– Даже подругам? – сощурился парень.

– Да, – нехотя пообещала я. – Между прочим, они из-за тебя и того, что ты ко мне приставал около аудитории сегодня утречком, думают, что между нами что-то есть! – выговаривала я Дэну, беззаботно пинающему носком правой ноги землю.

– Вот наивные, – рассмеялся он. – Иногда из-за меня наступает странная шумиха. А девушки не дают прохода. Я такой милый, да?

– Ты противный, – фыркнула я, – как дятел, объевшийся дуба.

– Ну, спасибо тебе большое, – притворно надулся парень. – Между прочим, в христианской символике дятел олицетворял…

– Тебя? Они уже тогда это знали? – мне казалось, шучу я просто великолепно.

– Нет, нечистую силу, а я – добрый малый. Ну, я милый, да? Подтверди, – кажется, он начал как-то по-особенному изощряться над моей психикой.

– О Господи, замолчи, а? Ты помешан на себе? – я почти уже успокоилась, хотя в глубине души знала, что теперь все мои мысли будут о том, что, возможно, Никита сейчас находится вместе с этой длинноволосой выдрой… Пока я с кем-то разговариваю и отвлекаюсь на что-то, эти мысли не будут ловить меня и терроризировать, но как только я останусь наедине с собой… начнется веселье пессимизма. Я бы даже сказала, торжество.

– Не-а. Не помешан. Просто утром ты была так мила и похожа на тех девчонок, которые любят строить мне глазки, что сейчас я просто в растерянности – ты стала резкой и невоспитанной. И я…

Он замолчал, увидев милую голубицу в паре шагов от нас, которая заметила одиноко валяющуюся семечку и тут же засеменила к ней. Следом за птичкой важно вышагивал, переваливаясь с лапки на лапку, абсолютно черный голубь с переливающейся шеей. Он, озабоченно воркуя, направился к голубке. «Девушка», увидев гостя, задумчиво посмотрела на него и медленно засеменила прочь. Мы с Денисом одновременно выдали:

– Смотри, он за ней ухаживает!

– Смотри, он ее сейчас сделает!

Не трудно было догадаться, кто и что произнес. Вот вам, однако, и различие полов. Девочки хотят романтики, мальчики немного другого. Особенно такие мальчики, как Дэн. Мой Никита – совсем не такой. Почему я утверждаю это? Да просто я чувствую, что он не такой, как все прочие парни, он ответственный, нежный и не озабоченный. Ну, или в меру озабоченный. И явно романтик!

– Мог бы и помолчать, – сказала я, наблюдая, как птицы взмывают вверх под вопли: «Мама, смотри, голубки!» Их напугали двое детишек с мороженым в кулаках, из той породы маленьких шалопаев, которые прелестно одеты и кажутся миленькими, но на самом деле наглы и жестоки, как прямые потомки Карабаса-Барабаса. Они и орут обычно таким же зычным басом, только капризным. И даже куклы любят ломать.

Дэн только головой покачал и вытащил из рюкзака большие спортивные солнцезащитные очки – дневное светило, потихоньку садящееся, но до сих пор еще сильно припекающее, игриво лезло нам прямо в глаза.