Между тем мужчины развели огонь в земляной яме близ хижины. Женщины в юбках из крашеного луба занялись стряпней и вскоре подали нам в плетеных бамбуковых тарелках рыбу, запеченную в банановых листьях, с подливкой из кокосового ореха и куском серо-фиолетового таро. Принесли манго, авокадо и гаву — напиток из корней дикого перца, напоминающий по вкусу испорченный томатный сок. Насколько противно было глотать гаву, настолько приятно было ощущать ее легкий, веселящий дурман. Черт возьми, подумалось мне, если эти милые дети природы существуют, не сжимаясь в стальную спираль, не участвуя в тотальной борьбе и подлых махинациях, значит, они истинно живут — живут! — а мы, кичащиеся культурой и богатством, только пробегаем, высунув язык, дистанцию от молодости до дряхлости, и призраки сопровождают нас…

Я похвалил угощение, особенно рыбу.

— Конечно, — сказал вождь с достоинством, — это тоже помощь «большого человека из Куале» — наш пруд, где вырастает рыба. Но каждому известно, что мальки, которых завезли, в первый раз погибли, потому что тут хотели обойтись без колдуна. И только когда он упросил духов о помощи, пруд стал подспорьем для хозяйства общины…

Благодаря неустанным заботам миссионера Огийя считал себя католиком. Невинный бред о духах только подтверждал, что Огийя не более дикарь, чем мы, полагающие себя цивилизованными: и если он неколебимо верил в духов, соединяя веру с навязанными представлениями о Христе, то ведь и мы столь же неколебимо верим в незыблемость некоторых принципов общества, которые, однако, как и духи, бездействуют, когда мы полагаемся на их помощь…

День стремительно шел на убыль. Работы были прекращены, деревня наполнилась дымом костров.

Какой был воздух! Какая тишина! Как умиротворенно светили звезды! Я не сомневался, что хогуни, жители Канакипы, — самые счастливые на свете. Они обязаны были общине и семье посильным трудом, уважением к предкам, и — ничем больше. Правда, они обязаны были небольшим налогом еще правительству, но, я полагаю, налог не требовал от них постоянных забот, унижений, изворотливости и подлых расчетов. Они не знали частной собственности, — земельные участки, розданные в пользование семей, принадлежали общине, — и потому никто не стремился к накоплениям ради подчинения себе подобных. Нормальные дети земли, они верили природе и ожидали от нее пищи завтра и послезавтра.

Обычаи хогуни типичны для меланезийских племен. Они строго соблюдают обряд инициации, то есть посвящения в мужчину, хотя не тиранят юношей жестокими табу и мучительными испытаниями кровью. Дети у хогуни, от кого бы ни родились, почитаются как благоволение предков и на брачные отношения не влияют — отголоски матриархата, говорят, державшегося на островах Океании еще несколько веков тому назад. Желание оставить семью — закон. И даже если, к примеру, муж болен и немощен, жена вправе взять себе нового мужа — при условии, что он будет заботиться о детях и больном прежнем супруге. При таких обычаях браки, как правило, очень прочны: допущенную ошибку можно легко исправить. Внебрачное сожительство семейных мужчин и женщин строго осуждается моралью общины, но незамужние девушки, достигшие зрелости, пользуются неограниченной свободой. Ревность считается злом, посягательством на личность…

И вот этих людей, столь благородно, на мой взгляд, устроивших свою жизнь, мы пытаемся учить, тыча им в нос наукой и техникой, банками, политикой, городами-колоссами и психиатрическими клиниками. Но, спрашивается, зачем эти науки и технические средства? Зачем социальные теории и психотерапия? Чтобы достичь того равновесия с природой, которого достигли «примитивные» хогуни? Да мы не в состоянии даже приблизиться к равновесию: частная собственность превратила нас в непримиримых врагов, а накопление в немногих руках богатств — с помощью насилия и обмана — привело к зловещему тупику.

После ужина жители Канакипы собрались у хижины вождя. Некоторые явились с бамбуковыми факелами. На поляне был разложен костер, и начались танцы, сопровождаемые пением и ударами в окамы, небольшие барабаны. Я самонадеянно предположил, что танцы устроены в нашу честь. Выяснилось, однако, что таково обычное времяпрепровождение этих людей — если нет дождя и табу, о котором сообщает колдун Махабу.

Когда появился колдун, сухой, сморщенный старик, постоянно жевавший бетель, с лицом, выкрашенным в белые полосы, в венке из птичьих перьев и с пуком травы за спиною, Огийя сказал: «Нам повезло. Махабу, несомненно, первый среди колдунов округи. Он легко превращается в крокодила, в ящерицу, и духи предков слушают его…»

Застучали на разные голоса барабаны — выше, ниже. Ритмично покачиваясь, мужчины по двое пошли по кругу, напевая: «Там-булеле! Там-булеле! Отигамба-там-булеле! Соита-там-булеле!..» Выхваченные пламенем костра из темноты тропической ночи, на танцующих глядели женщины и, я поразился, даже маленькие дети, цеплявшиеся за дряхлых старух, приковылявших на праздник общинного единства.

Ритм пронизывал мозг и тело. Я неожиданно заметил, что и сам покачиваюсь в такт пению и повторяю магическое: «Там-булеле! Там-булеле!..»

Кто кого учит? Все мы, белые, в сущности, подражаем в музыке, в танцах и даже в живописи «примитивным» народам, стремясь к идеалу, давно разрушенному у нас самих и разрушаемому нами у этих народов. Однако — и это трагедия — мы все более отдаляемся от целей, какие как будто ставим перед собою. Или кто-то сознательно уводит нас все дальше и дальше от нашей мечты?..

Чтобы воспеть этот край, я должен полюбить его. И я люблю, кажется, уже люблю его, хотя мне здесь ужасно не работается. Там, в клетке цивилизации, меня все раздражало, приводила в неистовство формально свободная, а на самом деле жесточайшим образом регламентированная жизнь. Я был рабом обязательств, рабом чуждых мне сил. Теперь я, кажется, раб воспоминаний. Позавчера твердо сказал себе: «Садись и пиши натюрморт!» Задумал омаров и бананы в корзине из пальмовых листьев. Уверен, что вышло бы превосходно. Но — стало чесаться все тело, вспомнило, подлое, про горячую ванну… Нет, я сойду с ума или все-таки пересилю себя! В конце концов, я приехал работать. Здесь незагаженная природа, здесь сюжеты, которых не сыщешь нигде!..