– … и про принудительную физкультуру, и про собрания, и про «Народную сотню»…

– …и что рэп с хип?хопом совсем выйдут из моды…

– …а к костюму станут носить белые носки…

– Строгость наших законов, как известно, компенсируется их повальным неисполнением, – Леха потянулся и зевнул. – Куда ни глянь, все читают Пелевина, бесстыдно курят в общественных местах, днюют и ночуют в Интернете и шляются ночью без прописки. И ничего. Кстати, об Интернете: вы ведь оба тунеядцы, как разрешение получили?

– Через нелегального провайдера, – сказал я. – Хочешь телефончик?

– Да нет, у нас в конторе всем дают разрешения. Легально. Просто поинтересовался.

– А вы бы, молодой человек, не задавали таких интимных вопросов, – сказала Марина. – Большой брат не дремлет.

– По?моему, мы уж давно наговорили на пожизненное, – отмахнулся Алекс. – Никаких камер и жучков тут нет, не бойся. Они все в «Перекрестке».

– А я и не боюсь, – заявила Маринка. – Один из моих друзей – генерал. Весьма высокопоставленная шишка в Минобороне. Он и Интернет мне сделал. Кстати, насчет камер и жучков: я на всякий случай пригласила специалиста, он завтра проверит.

Упоминание о влиятельном генерале меня заинтересовало, и я спросил:

– Марина, ты не хочешь через своего генерала как?нибудь узнать насчет наших дел? Посоветоваться?

– Что он может посоветовать? Это же совсем другое ведомство. Потом, я его берегу на крайний случай. Мало ли что.

– Да уж, миледи, по проволочке ходите, – сказал Леха, прищурившись, и положил руку на Маринкино колено: этот жест вышел у него на удивление естественно и казался не столько интимным, сколько фамильярно?дружеским. – Одна ваша книжная полка тянет лет на десять. Так что хольте и лелейте своего генерала.

– Он душка, – вздохнула Марина и обвела нас мечтательным, затуманенным взором. – Вполне интеллигентный человек. В юности фарцевал…

– …и ходил на панель…

– …и слушал «Queen»…

– Да, – с гордостью произнесла Марина, – он и сейчас их слушает, прелесть моя! И зря вы хихикаете. Если б не генералы, не было бы у меня этой квартиры, и вы бы сейчас здесь не сидели. И кто вам мешает найти себе по генеральше? Такие красивые парни…

– Все генеральши толстые, – сказал я, – как кустодиевские купчихи. Леха, а ты, собственно, к чему завел весь этот разговор? Про бабочку?

– Допустим, наш мир – один из бесконечного числа повторяющихся запусков саморазвивающейся, самовоспроизводящейся Программы, – сказал он. – Произошел сбой… Ну, я не программист, но ты понимаешь, что я хочу сказать…

– Это и есть твоя метафизическая версия? Что мы провалились в другой мир? Ну, провалились, какая разница, обратно ведь уже не попасть. Никчемное твое объяснение.

– Столько фантастики читать вредно для психического здоровья, – сердито сказала Маринка. – Почему мужчины так любят все усложнять? Может, мы наконец поговорим серьезно? Лично мне это шоу не нравится, и участвовать в нем я не желаю категорически.

– Ладно, – легко согласился Алекс. – Серьезно так серьезно…

Он так и не убрал руку с Маринкиного колена. Худые длинные пальцы, длинней моих. Лодочка с невероятным каблуком, давно уже раскачивавшаяся на кончике маленькой ноги, со стуком свалилась. Он поднял ее. Марина сердито отобрала у него туфлю, сбросила вторую и встала, босая, маленькая, как третьеклассница, надевшая взрослые тряпки, прошлась по пушистому ковру. Леха тоже встал. Рядом с ним она совсем малышка, без каблуков до плеча не достает. Он подошел к окну, руки в карманах тесных джинсов, повернулся к нам:

– Если серьезно, то никаких мафий, наследств и прочей киношной дребедени тут и в помине нет, согласны? Значит, игра, больше версий нет. Но вы не находите, что даже для телевидения это все как?то уж чересчур?

– Почему же чересчур, – сказала Марина. – Ничего сверхъестественного я не вижу. Каналам нужен рейтинг. Все на продажу. Вспомните, сколько раз мы уже говорили: мол, кто бы лет десять тому назад мог поверить, что люди в стеклянной клетке… и так далее. Лично мне даже неинтересно, как называется это шоу и что в нем нужно делать. Мне интересно, как нужно поступить, чтоб от меня отстали. Понятно, если уехать на время из города, проблема решится. Но почему я должна из?за этих уродов куда?то уезжать?

– Сходи в милицию. Может, отстанут, – лицемерно посоветовал я.

– На кой черт я туда пойду? Естественно, в милиции все предупреждены. В «Большой погоне» всегда так делают. Я в «АиФ»е читала.

– Тут две вещи непонятны, – сказал Леха. – Во?первых, что людей заставляют играть, не спрашивая согласия. Во?вторых, отсутствие правил, цели и задачи. По каким критериям организаторы решат, кто выиграл? Действия?то какие нужно совершать?

– Стойте, стойте, – вмешался я. – А что двух человек убили, вам уже совсем не странно?

– Ванька, что ты как маленький, ей?богу, – сказала Марина. – Никто их не убивал. Оба подставные – и Артем, и Савельев. Это было нужно, чтобы напугать, дезориентировать, внести сумятицу в мысли. Создать нервную атмосферу, чтоб мы психовали и делали глупости, тем самым увеличивая интерес зрителей. Кстати, Лешка, вот тебе и правила. Кто сохранит полную невозмутимость и не совершит ни одного неадекватного поступка, тот и выиграл.

– В таком случае скорей делай какой?нибудь неадекватный поступок, и от тебя отстанут.

– Откуда я знаю, что в их понимании считается неадекватным поступком? Может, пойти в ментовку – неадекватно, это значит, что игрок струсил. А может, как раз правильно: раз пошел в органы – стало быть, лояльный гражданин.

– Маринка, а чем, собственно, тебе так уж досаждает это шоу? – спросил я. – Если завтра у тебя найдут жучки, подашь на них в суд. Зуб даю, выиграешь. Помните, в том году шоу было – про половые органы? Скандальное такое?

– А, «Киска и петушок»! – Леха расхохотался, но чуть?чуть покраснел. – Или «Киска и морковка»… Забыл, как называлось.

– Что еще за гадость? – поморщилась Марина.

За два прошедших дня я успел напрочь забыть, что она путана. Ее брезгливость совсем не выглядела наигранной. Я вспомнил купринскую «Яму»: проститутки – самый целомудренный народ на свете. Наверное, в отношении проституток женского пола это справедливо. (Насчет мужского – позволю себе слегка усомниться.)

– Народ должен был голосовать, – пояснил я, – чья киска самая красивая, и чья морковка, или там хрен… короче, самый большой. А потом оказалось, что участникам в спальни скрытые камеры без их ведома ставили. Они ведь выиграли процесс, и шоу запретили.

– Эти граждане сами вызвались участвовать, – заметил Алекс. – Им только про скрытую съемку не сказали. А нашего согласия вообще не спрашивали. И никаких камер в наших квартирах нет. После того прецедента они бы не решились. С того канала такую сумму слупили…

– Но ведь пока это все показывали, рейтинг у них поднялся, – заметил я. – А это значит – реклама дороже. Так что они отнюдь не в убытке остались.

– Нет, Иван, это слишком рискованно, их ведь тогда предупредили, что лицензию отберут, – сказал Алекс. – Уверяю вас: нет ни камер, ни прослушки. Дело не в том. Знаете, за что я эти игры не люблю? Люди начинают топить один другого, как пауки в банке. А я играть не хотел и не хочу. Никого давить и мочить не собираюсь, а ведь каким?то образом нас вынудят это делать.

– Как это они вынудят?! – возмутилась Марина. – Не родился еще тот человек, который заставит меня делать, чего я не хочу. Но, Лешик, тут все не так. Если б надо было мочить, давали бы задания или мнение наше спрашивали. Я думаю, в этой игре выбывают по какому?то объективному критерию.

– Тогда что ты переживаешь? Take it easy. Если никаких действий от тебя не требуется – плюнь и живи как обычно…

– Запишем в протокол, – подытожил я. – Если скрытые камеры – подаем в суд. Если камер нет и ничего делать не предлагают, а просто глядят на наше поведение – не обращаем внимания. Если попросят друг за другом с пушками гоняться или голосовать – посылаем их. Так?