— А у короля в казне десять золотых есть? Я туда не заглядывала.

— Чем-нибудь отдаст, — буркнул командующий.

Ушастая немедленно хитро сощурилась. Видимо, начала придумывать, чем.

Но дело закипело. Пока собирали людей, пока заготавливали лес — сида сказала сколько — шли дни. Клирик с интересом обнаружил, что ухитряется жить, будучи практически прикованным к грудному ребёнку. Который, между прочим, не только хнычет, но и орёт. Что для треугольных ушей — почище колоколов громкого боя. Когда спал больше двух часов подряд — забыл. Зато ухитрялся дремать в любую свободную минутку. Сны, разумеется, ушли. Какие тут картинки прошлого? Просто смыкаешь глаза, и подпрыгиваешь от тревоги, которая для тебя — тело тут не переспорить — куда значимее боевой. И откладывались в сознании афоризмы:

— Дети — это война.

Люди, которым довелось повоевать всерьёз — а не а-ля-кокосы, дистанционно и при гарантированном снабжении мороженым — говаривали, что организм приспосабливается примерно так же. Вот только радости той нет.

Анна между тем продолжала решать поставленную сидой задачу про ворон. Итак, Гвин. Перед боем про Гвина сида знала. Иначе зачем обозначила для смерти сэра Кэррадока? А так все успешные удары красных курток пришлись бы на него. Остальных должны были прикрыть венки. От смертей бы не спасло — а им и не грозило, но раненых не было б вовсе. Были б венки не нужны — велела бы снять языческие глупости. Сама совершила проклинающий объезд. Этого хватило, петь не понадобилось, и хорошо. Ночной бой и так оказался беспорядочным, а под песни Немайн… Что произошло не по плану? Мабон сорвал смерть сэра Кэррадока. Могло это помочь людям Гвина? Могло, если б Немайн не явилась к месту боя лично. Многие бы бежали в темноте. А ещё это привело к ссоре Немайн и сэра Эдгара, чуть не закончившейся усобицей. Как говорит сида — ошибку вдвое трудно сделать хуже. А Немайн именно вдвое ошиблась. Думала, противник только один. Оказалось двое. А спас священник. Только он, только его не посчитали. Вот и вышло — не один на один, как думала сида, не двое на одну, как решили старые боги. А двое на двое. То есть они тоже ошиблись в два раза. Потому и обошлось.

План у них был чёткий, который очень ослабил бы королевство… Дивед в результате влип бы в войну не с Гвином, а с Немайн. Которая, как выясняется, сильнее и опаснее. Вот для чего король Аннона соскрёб силы, набрал наёмников, и оставил в лагере, на чужой территории. Порядка не навёл. Их он подставил под удар нарочно! А что со священником говорить не стал — так со злости от неудачи. С сестрой — тем более, тут не он, тут над ним бы насмехались…

Но что это вдруг на него нашло? Столетиями гадил по мелочи, а тут вылез, и поставил свой холм на бросок костей!

Анна задумалась.

— Наставница, — окликнула, — с чего нужно начинать анализ неприятности?

— Источник — люди или вещи?

Ну вот и ответь.

— Эээ… люди.

— Ищи, кому выгодно. И истина будет где-то рядом, — Немайн непонятно хихикнула.

Выгодно. Вот выгоды Анна тут не видела. Какая выгода старым богам ссорить Дивед с Немайн, ослаблять их? Да ещё рисковать. Что Немайн отберёт у Гвина холм — не сомневалась. А раз так, то как раз Гвин больше всех и теряет! Или нет?

Стоп. Войны Гвин мог и не хотеть. С Немайн. Они с Мабоном добивались того, чтобы Немайн из Диведа ушла. Сами диведцы ничего тому же Кричащему холму без сиды сделать бы не смогли. Это было видно: один фундамент для боевой машины потрясал воображение — шире столичной крепостной стены, из массивных сосновых брёвен, он пока лишь намекал на грядущую мощь. На месте холма Анна постаралась бы отрастить ноги и убежать куда-нибудь в Ирландию. Не ожидая, пока начнётся.

Так кто же был целью? Дивед? Немайн? Или оба? Вместе! Диведцы приняли Немайн! Именно это единение стало угрозой. И даже не холму. Что холм? Тогда… Аннону?

Анна испугалась ответа и, отбросив опасную тему, задумалась о другом. Ворона была предупреждением. А она, Анна, не успела… Хуже — забыла вовремя передать послание сиде. Про Гвина Немайн выяснила. Возможно — у озёрной, между слов. А про Мабона — нет, и он ей чуть всё не сорвал. Но хорошо, что рассказала вообще. Теперь Немайн знает — среди старых богов у неё ещё остались друзья. Или хотя бы сочувствующие. Интересно, кто?

Из метательных машин Клирик решил остановиться на баробаллисте. Ему настолько надоели перетяжки верёвок, что не смутило даже отсутствие чертежей у классиков. Гравитационные машины были детищем высокого средневековья. Как раз той эпохи, когда сильно сдавшие за тёмные века катапульты перестали справляться со стенами замков. А верёвки были неизбежны: с упругим мотком из бычьих шкур капапульта получилась бы золотой. Да и не описана толком у Вегеция работа со шкурами.

Ещё можно было сделать эспрингаль — но Клирик решил не ломать черепушку над непонятным рисунком. Память подсказывала, что эту машину отлично начертил Леонардо да Винчи. Но — свитки Вегеция, вот они, а до чертежей Леонардо немногим ближе, чем до каучука…

Баробаллиста же казалась механизмом до отвращения простым, а устройство общих со скорпионом и торсионной баллистой узлов Клирик намеревался содрать с римского трактата. Да и мощность у баробаллисты повыше. Когда орудие стреляет раз в час, большая разница — сорок килограммов земли она закинет в зев пещеры, или полтораста.

С самого начала стройки стало ясно: простота баробаллисты — или, как её назвали придумавшие монстра французы, мангонеля — либо иллюзорна, либо гениальна. Недаром он появился только в средние века, и удивительно, как не дождался Ньютона. Расчёт-то прост — но нужно же и собрать механизм размером в трёхэтажный дом без гвоздя, только из брёвен и верёвок.

К счастью, специалист по подобного рода работам имелся.

— Похоже на подвижный рей, поставленный боком — вынес вердикт Эгиль, — сделаем.

Рыцари с удивительным энтузиазмом взялись за топоры вместе с нанятыми рабочими. Видимо, очень уж не терпелось рассчитаться с холмовыми обидчиками. Окрестные же ополченцы разошлись по домам — ещё не весь урожай собран. Хлеб хорошо, яблоки отлично — а кто солить поздние овощи будет?