Жену храбрый гезит-копейщик с собой на опасное, хоть и прибыльное дельце в Уэльсе волочь постеснялся. Для мужских надобностей вызвал рабыню. Опробованную. С сыном. Этот-то отпрыска от рабыни и за щенка не держал. А новая хозяйка — добрая, мало что сида да ведьма. Какая разница? Сын же, пусть и будет носит имя сиды — так ведь всё равно, кровь-то чья? А станет благородным. И не разлучила. Всё таки к хорошему привыкаешь быстро, и Нарин уже начинало казаться, что война богов длится вечно. И будет длиться вечно. И хорошо. Вот только било…

И лишь к тому, что каждый день по шестнадцати мешков, каждый из вот такущего куска ткани, отправляется в пасть Кричащему холму, кормилица сидового приёмыша привыкнуть не могла.

Пусть грубая, конопляная, но ткань. Пока она не попала в Уэльс, лён и шерсть она только стирала. Носила вот как раз коноплю. Ну, может спряденную и вытканную получше, чем мешковина. И всё равно — третью неделю каждый день… А мешки большие, каждый в два человека весом. Материи на них нужно много.

Когда кормилица робко спросила сиду, как же это получается, та только ушами дёрнула.

— Надо будет, городами стрелять буду. Главное — иметь на это средства. На мешки средства есть. На кормёжку пленных — тоже.

Очень странные средства — не золото-серебро. Поцарапает грязным пёрышком кусок тонко выделанной кожи, прижмёт испачканный в зелье пальчик — и заплатила за товар. И никто не жалуется, не кричит, что кусочек кожи вместо монеты взял. Нарин проверила — видят купцы именно кожу. Чудеса… А сида удивляется обычным житейским поворотам.

— Бред какой-то… — привычно возмущалась Немайн, глядя, как ребёнок сосёт чужую грудь. Последние дни она уже переносила кратковременную разлуку с малышом. Если тот оставался в пределах видимости, — Родительница, живая, числится кормилицей, а матерью считается девица. Незамужняя и вообще, э…

— Невинная, — Анна возится с очередным зельем. Из глиняной реторты валит пар.

— Вот именно. Что ж это такое?

— Жизнь. И не такое случается. Ты, наверное, и более странного повидала.

— Да это как сказать, — Клирик припомнил сказки, — если уж у фэйри ум за разум заходит от того, что обед варят в скорлупе и одно яйцо варят на семерых работников, то от этого вот и вовсе можно свихнуться…

— А пар — это сущность воздуха или сущность воды? — вслух задумалась Анна, — Стоп. Не отвечай, не отвечай. Я сама. Я опять не до конца разложила вопрос. Пар это вода, дождь, только незрелый, верно? А дождь это часть воздуха. Точнее, то, что из воздуха падает. Когда созреет. Значит, пар, это и вода и воздух. Воздух с сутью воды. Интересно, стоячий или подвижный? Можно додуматься, а можно…

Клирик с удовольствием слушал. Взрослый человек, а потому вмешиваться нужно только тогда, когда опыт становится опасным, а размышление превращается в муть. Иногда стоит молчать даже в ответ на прямые вопросы. Когда Анна работала сама — получалось интересное. То, что он себе недавно и представить не мог. Научная магия в действии. Теорию взяла из ТРИЗа, Альтшуллера — по рассказам — сочла великим магом, посильнее Мерлина. При этом у неё совершенно отсутствовала присущая большинству инженеров зашоренность. Она ведь совсем не представляла себе конструкцию даже элементарных, для Клирика, машин. А раз так, то и готовых, шаблонных решений у неё не случалось. А дифирамбы, которые спел Клирик применению физических эффектов вместо движущихся частей, оказали дополнительное действие…

Вот сейчас, Анна осторожно поднесла тряпочку к носику реторты. Та фыркнула, лоскут взвился…

— Подвижный. То есть — ветер. Наставница! Выходит, моряки, когда нет ветра, могут сделать его из воды, вскипятив её? И не брать с собой вёсел, а ходить только под парусом?

— Могут, — немедленно согласился Клирик, — ты думаешь, тут подойдёт обычный парус?

— Обычный парус ловит обычный ветер. Особый ветер следует ловить особым парусом. Но каким — я пока не вижу…

Полог откинулся.

Немайн отвернулась от полуденного света.

— Кто?

— Селиг Муллан, леди сида. Я из Пенгверна. Беженец. С матерью и сестрой пробираюсь к Арбет, к родне. Нашу ферму саксы сожгли.

Обычная для Уэльса история…

— Я тут видел, как у тебя молоток пропал, и понял кое-что. О Гвине. Не согласишься ли поговорить со мной наедине?

— Хорошо. У камнемёта устроит? Через… — Клирик в который раз проклял отсутствие часов. День, правда, ясный, — ребёнка перепеленаю, на перевязь возьму — и приду.

— Да какое ж это наедине?

— Самое лучшее. Скрип, команды, все при деле. Ну и секретов никто не рассказывает в таких местах, значит, и подслушать некому.

Мангонелем командовал Эгиль. Неплохой моряк, а работа расчёта осадного орудия мало чем отличалась от работы экипажа драккара. Разве качки нет, да сырость иногда отступает. А так… Мерный бой била. Вместо вёсел — в руках верёвка. Не грести — тянуть. Под тот же монотонный ритм.

— Диинь! — Рывок, вращаются блоки, и немного поднимается над землёй ящик с камнями — источник метательной силы. Падают деревянные храповики. И когда люди ослабляют хватку, груз не опускается, оставаясь там, куда его возвело это усилие. На пядь выше чем до предыдущего…

— Диинь! — Не отдохнуть, не утереть пота… Ещё пядь. А всего нужно шестьсот. Пядей. Рывков.

— Диинь! — Ещё пядь. А если рвануть слишком сильно, храповики не удержат груз. А верёвка неудержимо рванётся под блоки, и везунчик, кто успел отпустить. А кто не успел — покойник.

— Диинь! — Ещё пядь. Вот будет их шесть сотен — и пленные фэйри отдохнут. А Эгиль прищурится — у него не получается так хитро, как у сиды. Но это без разницы. В конце концов, если сида придумала — и объяснила, что сделать, то норманн попросту сделал это.

— Диинь! — Ещё пядь. Он построил эту машину, что адски пытает два десятка человек. Что возносит к небу ящик с камнями. Чтобы потом его уронить. Греческое слово для галеры — «каторга». Что будет обозначать в Камбрии слово "мангонель"?

— Диинь! — Ещё пядь. Но Эгиль даст команду — било умолкнет. К мангонелю подойдут валлийские воины. Закрепят крюк. Заложат мешок в пращу, так похожую на рыбацкую сеть. Трижды проверят спуск. И рядом с мангонелем останется только один Эгиль.