— Недуг недугом, но она ведь и выздороветь может. И в драку полезть. А у неё дитё малое. Не всякий младенец переживёт поход. Так что позора в том не будет. А остальное — моя отцовская воля. Пусть просто поживёт. Без войны…

И ждал отповеди. К его удивлению, Гулидиен махнул рукой и согласился. Но деньги не взял.

— Кого-то надо и на хозяйстве оставить, — улыбнулся он отчего-то мечтательно, — пусть так и будет. Но это не значит, что твоя дочь усидит без дела. Просто не сможет. Сам её знаешь.

— Ничего, — Дэффид слегка растерялся, — у неё есть ребёнок, две ученицы, новая плавильня… Да и домашней работы прибавится. Многие же уйдут воевать.

Король, и без того пребывавший в добром расположении духа, хлопнул ладонью по столу. Заметил — если поначалу Дэффид говорил о войне с Уэссексом как о возможном деле, которое ему не нравится, то теперь — как о штуке довольно неприятной, но совершенно решённой.

— Прибавится, — согласился Гулидиен, и хозяин заезжего дома вдруг понял, что ломился в открытую дверь, и теперь ему лететь незнамо куда со всех ног. И хорошо, если сзади скорости не добавят, — ой, и прибавится. Мы ведь с Гвином из-за неё поссорились.

— И что? — насторожился Дэффид.

— То, что раньше в морских злодеях хоть какой-то страх оставался. А теперь — гола дорога. Приплывай, когда хочешь, грабь, кого хочешь…

Король замолчал и принялся ковырять гусиную ногу вилкой. Захотелось спросить — у него что, руки грязные? Вилка хороша, когда едят из общего котла. Это что, намёк? Почётный намёк! Тарелки разные, но всё равно, как одна… Но произнёс Дэффид иное:

— Ты разрешил осаду, мой король.

— Разумеется, — Гулидиен прожевал кусок, запил пивом, вытер короткие усы, — Я разрешил осаду, сид взяла моя армия. Он теперь мой. Только пуст, гол, и заброшен. И никто из моих рыцарей не возьмётся править сидом, не прикроет речную дорогу. Приплывай, когда хочешь, грабь, кого хочешь…

— Печально, — Дэффид отхлебнул пива. Его несло потоком, и было интересно, что дальше.

— Разумеется. Я предлагал земли в лен твоей дочери, она отказалась. Я размышлял над этим, — король прервался и принялся смотреть, как Дэффид гложет гусиную шею. Тому подумалось — Гулидиен прав, есть вилкой изящнее, да и позволяет подчеркнуть общность трапезы. Нужно и в «Голове» завести обычай — подавать вилки на приятельские пирушки, — и решил, что дружба стократ ценнее долга. А потому дарю ей сидовкий холм. И все, что вокруг него на две римских мили вверх по правому берегу Туи.

— А служба?

Гулидиен рассмеялся.

— Никакой. Я дарю ей эти земли. Совсем. Без условий. Кроме, пожалуй, согласия признать меня королём Британии. Вот и всё. А вопросы внешней войны пусть решает Совет Мудрых. Что до пиратов… Полагаю, первое время одна репутация победительницы Гвина будет кого угодно отпугивать. А там она какую-нибудь машину соберёт.

Дэффиду и сказать оказалось нечего, кроме как поблагодарить за милость. Устье Туи! Вон, у Риса ап Ноуи восточный берег, пологий — так как сыр в масле катается. И западный, высокий, наверное, не хуже. Гулидиен проявил истинно королевскую щедрость и договорился на своих условиях. Дэффид и тени сомнения не имел — благодарность Немайн будет крепче любой вассальной клятвы. Она это поймёт, разозлится… И не только на короля — но и на приёмного родителя. Но отказаться от такого подарка не сможет. В конце концов, ей гвинов холм с самого начала приглянулся. Гнев — быстро пройдёт, в хлопотах-то. А благодарность останется. Не только по отношению к королю.

После этого Дэффид прогулялся в окрестности ипподрома, рядом с которым складывали лес под немногим меньшее сооружение. Здание, в котором будет заседать Совет Мудрых — как называли совет всех кланов в западной половине южной Камбрии. Тут тоже всё было не слава Богу — изначальный проект, "как при предках", Дэффид отверг. Сооружение, достойное благородных дикарей, вроде ирландцев, но никак не цивилизованного народа. Это несложно — навбивать в землю брёвен, чтобы получился очень высокий частокол. Потом перекрыть, проконопатить щели мхом. Но выглядеть это будет большой хижиной. Горцы в неё, может, и полезли бы — у них ещё и в таком убожестве живут, — да ещё и посмеялись бы. Мол, как строить что серьёзное, так вся городская наука бесполезна. Так что хочешь, не хочешь, а здание совета нужно строить по-свойски.

А такого большого деревянного строения валлийцам возводить двести лет не доводилось. Было бы время, стоило бы плюнуть на расходы и поставить хоромину в камне — тогда можно было бы скопировать римские ухватки. И так за образец, насколько смогли, взяли римские постройки — баню и амфитеатр.

Так что вопросов пока было меньше, чем ответов, а каждый взмах лопаты, каждый удар топора порождали всё новые и новые. И так — до ночи. Дэффид понял — до окончания Совета Мудрых, который ему же и вести, настоящим Хозяином заезжего дома будет Кейр, а пока Глэдис занята Немайн, большая часть хозяйственных хлопот ляжет на Туллу. Что ж, хорошая практика…

Дома, затемно, ждал другой сюрприз. Римлянин, знакомый по множеству ярмарок, встретил у дверей. При этом гарцевал на месте, как пришпоренный.

— Я просил — завтра, — устало отмахнулся Дэффид.

— Это переговоры завтра! — не отставал Михаил, — А заказ твоей дочери — сегодня. Только с дромона принесли. Вот.

Мешок. Обычный мешок. Дэффид развязал. Внутри оказалось зерно. Странное.

— Это посевное зерно. Болгарский хлеб. Твоя дочь просила привезти. Вот.

— И что с ним делать?

Купец пожал плечами.

— Вероятно, посеять. Весной…

Дэффид хмыкнул и велел схоронить мешок до весны. Или до выздоровления дочери. В тёмном прохладном месте. А с утра поймал странно настороженного Сикамба, который только выслушал очередную ориентировку от своего младшего — по торговле — товарища и предложил обсудить будущие поставки. Засели в специально для того выделенной гостевой комнате — с греческой, а не староваллийской, обстановкой. Эйлет устроилась за писаря. Присутствовали оба африканца — но полномочия, подписанные экзархом и скреплённые его печатью, предъявил товарищ купца.