Немайн подняла лапу с табличкой: "Обидела!" — и показала на маленького.

Морриган только ощерилась зло.

Немайн отпустила тушу. Нет, ну это за всякими пределами. Сейчас кому-то будет больно.

"С войны сбежала, у племянника мясо отобрала… Гадина."

Морриган поняла — сейчас будет драка. А потому поспешно подняла лапу:

"Дед послал. За едой."

Кому дед, кому — брат. Ну, правильно сделал. С самого начала нужно было назначить охотников. А не обвинять Немайн в трусости.

"За тетеревом Брана?"

"Нет. За твоим лосем. Сказал — второго в гнездо потащишь. А нам нужнее".

Немайн ощерилась. Морриган попятилась.

"А ещё он сказал, что я одна с тобой не справлюсь."

Из-за деревьев вышел брат. Этарлам.

"Отдай тушу. Нас двое."

Надо бы отдать… Но — малыш Бран становится рядом.

"Нас тоже двое!"

И встал, умница, против прадеда, а не тётки. Тот хоть не убьёт. Да и отвлечётся малость. А ещё они решат, что Немайн будет биться честно… Нет. Вот пока брат занят детёнышем, его и рвануть. А потом — Морриган. Как не хочется убивать родню… Но силы не те, чтобы щадить. Они будут ждать рычания, укусов без рывков, оплеух тыльной стороной лапы. А получат рваные раны — а главное, сухожилия, удары длинными и острыми когтями — лучше по морде, такой удар сносит морду оленю — чем росомашья крепче?

"Уйди, внук."

"Нет! Там Белен голодный. И Бранвен."

Снег у входа в туннель перед гнездом зашевелился.

Вся обсыпанная звёздной пудрой снежной пыли по тёмно-бурому меху, появилась та, которая всегда спасёт — и никогда не опоздает.

Великая Дон. Мама…

Улыбнулась во все клыки — и Этарлам виновато заскулил, а Морриган фыркнула и сделала вид, что её очень интересует собственный хвост.

Дон подняла лапу с табличкой.

"Спасибо, дочь."

И, когда Немайн опустила шерсть на загривке, добавила: "Почему бы тебе не рассказать людям о нас? Мы же твоя семья!"

Немайн хотела было спросить, зачем ей рассказывать о чём-то каким-то лысым обезьянам — но проснулась. Впереди был новый день. Точнее, новое утро…

2. Устье Туи. Ноябрь 1400 года от основания Города

Поздним вечером, когда даже сида отправилась видеть свой недолгий ночной сон, викарий принялся за письмо, чтобы уже утром на дромоне оно отправилось в Кер-Мирддин. За истекшие дни произошло слишком много достойных примечания событий, чтобы не использовать оказию. Так что об утерянных минутах сна отец Адриан не жалел. Вот то, что ответа ждать придётся несколько дней — это было обидно. Но что поделать — епископу Дионисию нужно восстановить монастырь святого Давида. Работы меньше, чем строить город с нуля — но совсем немало, есть свои сложности, а духовный труд иной раз потяжелее физического.

"Преосвященному Дионисию Пемброукскому, покровителю и, смею надеяться, другу моему — привет! Помню, при расставании нами было уговорено, что писать тебе я буду не реже, чем раз в неделю, из соображений получить совет более опытного пастыря, как в деле попечения всего стада, кое, право, суть не овцы, а волки, и пастушки волков, которой я теперь прихожусь духовником, что исполняет меня гордостью, но время от времени — беспокойства о достаточности скромных моих способностей.

Никоим образом не умаляя своих скромных сил, вынужден признать: то, что происходит на моих глазах, я понимаю от силы наполовину, и это вынуждает мою несчастную голову попросту разрываться на части — потому как более всего я боюсь дать дурной совет или не исполнить должным образом свой пастырский долг. Я, право, ощущаю себя новым Ноем, потому как это более всего и напоминает ковчег — если не на плаву, то уж при постройке — точно. Начну с главного — Немайн стала той, кем хотела, и мне довелось принять в сем участие, достойное более высокого представителя святой Церкви…"

Отец Адриан отложил стило. Следовало поскорее закончить письмо и лечь спать, но как описать то, чему он оказался свидетелем? Впрочем, за невесёлую мысль разом зацепилась озорная: захотелось посчитать, а у кого ещё такие же проблемы? И не только с письмами, а и просто рассказами — родне, знакомым, случайным людям? Подобные проблемы были у всей небольшой страны, потихоньку привыкающей к новому имени. «Глентуи», берег Туи в лёгком искажении. Вариант «Неметонион» отвергла сида. Уже одно это вызывало у его новой паствы лёгкое недоумение. Кто и где видел скромную сиду? Не приличную, не стыдливую, а именно скромную? Пусть даже и крещёную.

Августина словно задалась целью заинтриговать своих любознательных подданных до крайнего предела.

Когда вернулся из города Ивор, они вскоре ждали и сиду. Но прошла неделя, прежде чем вниз по реке спустился корабль. Хорошо знакомый дромон. Тот, что ходил по торговым делам последние лет пять — и вот сейчас застрял на Туи под конец морской навигации. В том что боевой корабль подрабатывает, гоняя по чужой реке, грузопассажирским извозом, ничего странного не было. Команда у галеры — каторги, как их называли греки — большая, и любой приработок во время вынужденного простоя полезен.

К уговорённому сроку всё было готово, и небольшая процессия направилась к облюбованному Ивором местечку для «возведения». Многие народы называли такой ритуал коронацией — но как раз этот символ высшей власти не прижился ни в Камбрии, ни в Ирландии. Тем более, что на этот раз в должность перед Богом и народом вступала не королева… Всего лишь хранительница правды. Зато какая! Кровь детей Дон видна сразу — как только упали первые важные слова, сида из непоседливой резвуньи превратилась в ледяную владычицу. Ни лишнего слова, ни шага, ни жеста, ни вздоха. Аж оторопь берёт. А ещё опаска — вдруг не оттает, такой и останется? Дурного в этом не видится — а вот не хочется, и всё!

А погода, как назло, выдалась мерзкой даже для ноября — всё вокруг напоено мерзлотной влагой. Машут красными, словно от мороза, голыми ветками деревья. Злое серое небо, висящий в воздухе дождь, колючий ветер с гор. И это не беда, если на тебе три тёплых платья, плащ с капюшоном и добрые походные сапоги. А не одна рубашка, и та оставленная из почтения к девической стыдливости, да башмак на левой ноге. Церемониальный. По сути, бархатный носок. Который мгновенно промок в сырой траве, и ногу не грел, а, напротив, тянул из неё тепло. Вторую-то ногу, устроившуюся в выбитом в камне следе, камень, поди-ка, меньше грабит… Будущая владычица ощущала себя треснувшим горшком. Холод не ощущался, но каждая жилка и клеточка напоминали о том, как быстро тают запасы тепла в организме! А значит, о том, что нужно двигаться, искать еду, крутить ушами… Да хоть на месте приплясывать, но делать что-нибудь! Немайн попыталась отвлечься от сырой стужи. Стала искать интересное. Нашла: вырубленный в камне отпечаток точно совпадал с размером и формой её ноги. По рядам свидетелей уже бегут шепотки: мол, камень подстроился. Знак, не иначе. Им также тихо — но слышно — отвечают. Что под сиду камень и должен подстроиться, да и земля вокруг, в общем-то, сидовская.