— Негодяй… — а сама обняла. Вот так, как и любила всегда — чуток сбоку. Чтоб не виснуть на шее, а вдоволь потереться о шершавую щёку, — Так я тебя и отпустила! Тебя ж, кажется, ученицы сид интересуют? Так куда ты от меня денешься!

Анна ещё припомнила — кто ставил палатку. Кажется, Эйлет лично. Девчонка серьёзная, можно доверять. И надеяться, что не рухнет. Оставалось высмотреть, в какой стороне постель. Любая. Всё равно они одинаковые…

До возвращения Немайн оставалась целая стража.

* * *

Дэффид окинул взглядом собравшихся за столом. Половина семьи. Уже завтра — останется меньше. Эйлет с полусотней топоров уйдёт вверх по течению — строить мост. Остальные разойдутся по работам — и он их увидит разве у котла. После, правда, будет день сравнительного отдыха. Предбоевой. Когда не нужно будет работать до упада — а вот мелких хлопот будет — море.

Особенно — у вождей. А они теперь все — вожди.

Эйлет — острое лицо, сжатые в щель узкие губы. Мужская одежда. Ходит вразвалку — как всадник, а не моряк. Три сотни человек, полдюжины погостов, три больших волока — все её. Самого Робина поймала за руку. Ни медяка не потеряла зря. Была бы парнем, Дэффид бы точно знал, на кого оставить большое дело. Не трактир, а новое: сенат, иноземную торговлю, плавильни и сукновальни. Впрочем, она уже сама нашла хорошее дело. Волоки в верховьях — дело доходное. А если ухитриться связать не только реки, текущие на юг — так можно станет получить своё с торговли и войны не только в Камбрии. Жаль, в войске нет никого из Поуиса — горное королевство как раз контролирует верховья. А иной сынок многодетного принца или младшего короля мог бы и согласиться поменять наследный клочок земли на звание принцепса всего Дехейбарта да торговую империю.

Эйра. Огромные — дома таких не было — глазищи горят азартом и интересом. Сквозь усталость, через настороженность, что не отпускает даже в семейном кругу. Коса одна — зато в неё вплетена не жалкая лучная стрела, а дрын, каким стреляют «скорпиончики». Чтобы все видели — легат Эйра верх Дэффид поведёт в битву все семь колесниц Диведа — по одной от клана, да её. О, разумеется, она будет слушать свою колесничую, Анну Ивановну, очень внимательно. Как младшая ученица, как добрая подруга. И как начинающая ведьма — опытную.

Кейр — весел и бодр. Звёзд с неба как раньше не хватал, так и ныне ничего не изменилось. Но — парень хороший. Не трус, верен, в делах не без хитринки. С трактиром управится, да только что теперь трактир. Главное — те парни, что встанут в первую шеренгу лучников, смотрят ему в рот и чуть не молятся на бравого командира. Командовать лучниками клана в его возрасте — честь большая, хоть и с червоточинкой — на эту должность никогда не назначают лучшего стрелка. Потому как стрелять ему и придётся меньше всех. Впрочем, Кейр никогда не стремился быть самым первым. Он получал гораздо большее удовольствие, когда его признавали достойным в ещё одном, новом деле.

Анна. Ученица — значит, тоже член семьи. И даже как срок учения выйдет, будет числиться в ближнем свойстве. Вот мужа её пустили на семейные посиделки скорее от недоумения. Выгонять из шатра показалось неловко. Ну не случалось до сих пор в гильдейской и ведьминской практике семейных учениц! Вот и сидит — как это по латыни? — прецедент. Сам, кстати, понимает, вот и помалкивает. Жену разглядывает. Будто год не видел. Ну, да любит он её… Дэффид представил, как вернётся к Глэдис после похода, с победой. Хорошо! И особенно хорошо — проскочить мимо торжеств, сразу домой. А эти вот и перед боем сподобились.

Немайн. Вот уж сегодня — точно, не Немхэйн-Неметона, а Майни. Радость ушастая! Та, что принесла горькую, как мёд с вересковых полей, славу Британии на голову новой семьи. Болтает взахлёб, развернула по уху на сестру, и сама трещит сорокой. Ей-то всё нормально и привычно. Которая у неё битва впереди? Сотая? Тысячная? И всё-таки — проскальзывает предбоевая тоска. В старательной радости, в ненапускном счастье свидания с родичами. Пусть епископ говорит про жизнь равно вечную — что для обычного человека, что для ушастой. Умирать страшно. Даже тому, кого скоро ждёт старость и та же смерть. Кем же надо быть, чтобы раз за разом ставить бесконечную сидовскую жизнь на военный случай, на собственное мастерство, на мужество и умение товарищей? Как надо верить — в новую семью, в новый свой народ? В свою правду?

Дэффид тряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение.

Все три дочери — число для легенд — в белом. Даже плащи снеговые — королевская служба любит алый цвет, но Немайн-то не королева. Цвет радости. И — на Дэффида вдруг потянуло сквозняком — смерти. Только трёхцветные ленточки под фибулами напоминают — девочки помнят, кем были. Кто они до сих пор есть. И ходят пока по грешной земле. Сида. И сёстры сиды. Не боги, не люди. Да, он и Кейр — отныне тоже герои. Вот с самой поры, как породнились с сидой. Что так будет, Дэффид понял с самого начала, и принял. Для себя. Но превращение коснулось всех. Эх, а того ли он хотел для своих девочек?

Майни почувствовала странный взгляд отца первой, развернула ухо. Мгновением позже — и голову, но Дэффид уже улыбался, опорожняя в чаши бурдюк с дорогущим африканским вином.

— Припас — как раз ко встрече, — объявил, как ни в чём не бывало, — То есть купил на ярмарке — на всякий случай, а тут и пригодилось. Хорошее вино, прошлогоднее. Более молодое до нас, увы не добирается. Но и это еще не испортилось. Так что — по чаше. Как раз половина выйдет. Вторую выпьем после битвы. Ну, за победу!

* * *

Нион сидела в личном шатре. Неподалёку веселилась семья богини — а ей достался котёл с кофе, навощённая доска и стило. Одиночество? Что это — для той, у кого каждый миг богиня в голове? А если наполнить кружку горячим ячменным варевом — так и совсем хорошо. Завтра — будет работа, тяжёлая и грязная, а ночами — тревожное ожидание саксонских соглядатаев. Потому этот вечер был особенно ценен — как возможность спокойно поразмыслить. Не просто радоваться разливающемуся по телу теплу, мягкой подушке под ногами и некусачему пледу — выпросила ношеный у Эйры, новые все злые — не перебирать в голове воспоминания, не подставлять на своё место богиню — или другого человека — а именно мыслить.