Так что не удивительно что, когда он закончил, собравшиеся рядом запыхавшиеся потные женщины с деревянными лопатами и двузубыми вилами в руках стали для него сюрпризом. Как и для них стала сюрпризом живая, и главное здоровая Малечка, что лежала на его руках. Белое пламя пироманта не тронуло малышку!

— Возьми свою дочку. Теперь она здорова, — желая разрядить обстановку, Вальтер протянул младенца заплаканной крестьянке. Та едва не вырвала её из рук юноши, прижав к груди и разревевшись наконец в голос.

— Чудо! Бабоньки, чудо ей богу!

— Чудо какое…

— Не сгорела девка…!

— Чудны дела твои, великое пламя…

Загомонили бабы сразу, как поняли, что барон не сошёл с ума и не решил сжечь ребёнка заживо, а вылечил какой-то особенной магией огня.

— Почему ты оставила её одну? Это было явно уже не впервые! Ещё день и её бы не стало! — подождав, когда всхлипы женщины немного стихнут, Вальтер пошёл в атаку, дабы перехватить инициативу толпы. — Она истощена, почти не кормлена! Голодом решила дочь со свету сжить?

— Я не… — робко попыталась та что-то сказать.

— Не гневайся, господин. Мужа у неё нет, схоронила его и двух старших сыновей неделю назад — зверьё порвало в лесу. Сикерты совсем озверели, уже и средь бела дня нападают на людей! Сын младший ещё мал чтобы работать, вот она сама в поле и горбатится — тягло-то никто не отменял. Чай на семью оно идёт, — тут же вступилась за ревущую в захлёб женщину дородная баба с обширными телесами. — А дитё мало уж очень, никак его не взять в поле — на жаре сомлеет насмерть. Или птица хищная унесёт — были уже случаи. А так бегает раз пять в день, кормит как может. Надеялись, что хоть так выживет…

— Зато здесь, девочка чуть не сгнила заживо! — зло парировал барон, — Значит так, бабы, вот вам мой наказ. Двух… нет, трёх красавиц выбираем для ухода за малыми детьми, такими что говорить ещё не могут. Каждой жалование положу, и следить они будут за всеми нашими малышами с утра и до самого вечера: кормить, обстирывать, играть если надо! Одной из них пусть будет эта женщина, — указал Вальтер на уже успокоившуюся мать, сидевшую прямо на земле и кормившую дочку грудью, — Остальных сами подберёте. С налогами и землёй порешаем вечером, когда мужики ваши ко мне придут — я Рика и Марка уже подрядил на это дело. Вопросы?

— Так нет у нас столько малышей! Едва ли шестеро наберётся. Ну и пятеро будущих рожениц ещё ближе к зиме добавится…

— Я сказал, как будет — вы услышали. Нет детей? Рожайте! Люди новые мне всегда будут нужны.

— Ваша светлость… а нельзя и моего ребёночка также в огонь целебный? Мается животом и поносом уже третий день, с постели не встаёт! Али он только для грудничков годится? Вы же такой чародей сильный, что вам какой-то понос? — тут же вклинилась ещё одна вёрткая жинка.

И стоило одной бабе с просьбой обратиться, как все вокруг вдруг загомонили, припоминая какие у кого болячки и с чем бы им подмога пригодилась.

— А ну тихо! — Вальтер вспыхнул в буквальном смысле. Всплеск злости и раздражения молодого парня привёл к тому, что его голова покрылась красными языками пламени, а глаза заполыхали словно угли. Что подействовало на окружающих весьма отрезвляюще! Бабы даже отшатнулись назад на пару шагов.

— Всем собраться вечером у моей избы. Сперва мужики и дела земельные, потом бабы с детьми. Я сказал! — и барон Кёнинг отправился домой, прогоняя в голове чем и с какой очерёдностью нужно будет заняться в своих землях. Человеку, видевшему как устроена жизнь в двадцать первом веке на селе было больно до слёз видеть местную нищету. Да и сама пламенная душа Ифрита не могла стерпеть подобной несправедливости к новым сородичам. Пусть они ниже по статусу, пусть необразованны, но они всё же люди, и относиться к ним стоит по-человечески! А жильё? Живут считай в лесу, а рубленая изба одна единственная на всю округу…

Правда он видел пока только самую крупную из деревень, но и в остальных трёх ситуация вряд ли лучше.

И вообще, в жизни этих людей слишком мало огня! Слишком! И Вальтер намеревался это исправить.

* * *

— Ба-а-атя-я! — Марк бежал что есть сил вдоль реки в сторону полей. Тропка петляла кривой лентой словно бешеная и пару раз парень чуть не свалился в крапиву. У, падла! Выросла тут! Но вот он уже на месте наконец. Отец и другие мужики как раз заканчивали таскать воду для полива земляного яблока (турнепса). Сладкое, зараза, что хоть слюной захлебнись! И сами ели всю зиму и скотине давали.

— Ты чего орёшь, оглашенный? Пожар?!

— Не… ух…ух… — пытался парень отдышаться, — Там… ух… это! Барон Пахома сжёг!

— Чё? Ты белены объелся, Марк? — рядом образовался дядька Никифор, отец той самой Люсиль. Самая красивая девка деревни считай барону досталась! И очень многие мальчишки завидовали ему всеми видами зависти, пусть даже им всего по двенадцать-тринадцать лет было. Даже если не своё, всё одно жалко отдавать!

— Не, дядь Никифор, он с нами сам разговаривал. Сказал, что Пахом, падаль скользкая, у него ворует. Ну он его и покарал, значит. Ай! — тут же схватился за затылок посыльный. — За что?!

— Ты мне тут не это! Не выражайся! — погрозил его отец намозоленным пальцем, — Мал ещё, такими словами бросаться!

— Так это я слова барона повторил, — бесстрашно уставился парень в глаза отцу, — Чтобы, значица, не переврать слова господина. А ещё он приказал всем мужикам деревни к вечеру к его избе подойти. Затем нас с Риком и отправил сюда, весть разнести. И даже на службу взял!

— Брешешь поди? Где ты с Риком и где барон наш? — опять вклинился дядька Никифор. Остальные-то только в бороды посмеивались, слушая перепалку, да спины разминали от усталости.

— Да шоб мне в присядку до самой деревни срать…! Ай! Батя, ну ты чё?!

— Поговори мне тут! — уже кулаком пригрозил отец своему неслуху.

— Правду я баю! Взял нас на службу — глазами и ушами его будем. За это кормиться будем теперь с баронова двора, да при том от пуза! — выпятил парень хилую грудь от гордости.

— Иди ты. Правда, что ли? — не поверил сперва его отец. Мужик коренастый, низкорослый и плечистый. Дай таком секиру, щит ростовой, одень в латы, и чистый гном на максималках получится!

— Да чтоб мне в присядку до самой деревни срать! — выкрикнул парень, уже побежав до других полей.

— Куды?! Стой! У неслух!

— Некогда, батя! Приказ барона! — донеслось до мужиков издали.

— Хе! А парень-то твой тебя не боится больше. Видать в силу начал вступать.

— Хе, — крякнул довольно Тихомир, почесав бороду, — Ну коли барону служит, то пускай. Авось ума добавится… Слышь чё, мужики. Если и правда барон Пахома сжёг, чё теперь будет-то? Зачем нас собирают?

Над полем тут же установилась задумчивая тишина.

Глава 3

Вернувшись к дому, Вальтер на автомате обошёл его по кругу, найдя дровяник. Колотых кусков древесины было не очень много, но достаточно для нескольких месяцев нормальной жизни. Так что он выбрал место посвободнее во дворе, прикатил от поленницы огромную берёзовую чурку, после чего собрал костёр, подпалил своей силой кусок бересты и развёл весьма приличного размера пламя. Вальтеру, а точнее ифриту внутри него, хотелось тишины и уюта дабы спокойно поразмышлять.

Раньше, до плена и всей этой истории, он медитировал, глядя на пылающие звёзды — этот почти бесконечный процесс термоядерного синтеза был потрясающ. Особенно вблизи. Теперь же он довольствовался обычным костром, но даже на пляску этих крохотных языков пламени было чертовски приятно смотреть. А обжигающий кожу жар и вовсе дарил ощущение родной стихии… Да… обжигающий жар. Заинтересовавшись почему его тело восприимчиво к природному огню, Вальтер попытался погрузиться в себя. И увиденное ему не понравилось. По сути это тело так и осталось телом смертного, не переняв почти ничего из его бессмертной природы. Оно сумело лишь получить невосприимчивость к собственной силе ифрита (до какого-то неизвестного пока предела), тогда как иные источники силы могли ему легко навредить. По идее он мог даже сгореть, если жар вокруг него будет сильнее его собственной силы. Теоретически.