— Первое, что тебе отвечу, — сказала старуха, — сохранить тайну дело нехитрое. А второе, что скажу тебе, — не понимаю я что ли, с кем мне придется сводить счеты? Не бойся, говори!

— Мать, скажу правду, — начал Кероглу, — дочь султана Нигяр прислала мне весточку, пишет, чтоб я приехал и увез ее. Вот я и приехал за ней.

— Ну, что тебе сказать? — проговорила старуха. — И впрямь Нигяр-ханум словно для тебя создана. Пусть, благословит вас аллах! Но как ты увезешь ее?

— Твой сын должен помочь мне, — ответил Кероглу.

— Да, без него вам не обойтись, — живо произнесла старуха.

— Почему бы ему не помочь? Если не тебе, так кому же поможет он? Даст бог, минует завтрашний день, а на другой прямо из гранатового сада…

Словом, проспали они эту ночь. Настало утро. Кероглу встал, накормил, напоил коня, почистил его, дал старухе денег, чтоб купила, что потребуется, и приготовила поесть. И еще велел ей позвать сына.

А сам вышел из дому и отправился к одному мастеру. Уплатив пригоршню золотых, заказал он султанскую именную печать и положил ее в карман.

Оттуда Кероглу направился к уличному писцу, славившемуся своим уменьем писать молитвы и заклинания. Тот нацепив очки на кончик носа, сидел поджидая заказчиков, Кероглу подошел к нему и сказал:

— Эфенди,[35] есть у меня старуха-бабушка. Вот уже долгое время она лежит на смертном одре. Что только мы ни делаем, не дает ей аллах здоровья. Теперь мне указали на тебя. Говорят, ты пишешь чудодейственные молитвы. Пойдем, напиши одну для моей бабушки.

Эфенди поспешно поднялся на ноги. Захватив перо и чернильницу, пошел с Кероглу, как говорится, держась одной рукой за карман, а другой — за иман.[36]

Шли они, шли и, наконец, дошли до дома старухи. Смотрит эфенди, носится по двору какая-то старуха и хлопот у нее по горло: готовит обед.

— Послушай, игид, ты говорил, что бабушка твоя больна, а она вон мечется то двору? — сказал он Кероглу.

Кероглу подошел к нему поближе:

— Эфенди, если тебе дорога жизнь, достань перо и бумагу и от имени султана напиши письмо его дочери Нигяр-ханум.

Тот покосился на Кероглу и ответил:

— Кто я и кто султан, о чем ты толкуешь? Схватил его Кероглу за руки и сказал:

— Эфенди, не заставляй меня напрасно проливать кровь. Вынь перо, бумагу и пиши!

— Душа моя, — ответил тот, — что же мне писать от имени султана его дочери? Как я могу знать?

— Что писать, скажу я. Ты приготовь бумагу и перо.

Видит тот, нет, от этого удальца легко не отделаешься.

Дрожащими руками вынул он клочок бумаги. Кероглу сказал:

— Напиши от имени падишаха его дочери Нигяр: «Человек, который вручит тебе это письмо, — мой чавуш.[37] Принять его должно в моем дворце с таким же почетом и уважением, как бы это был я сам».

Эфенди, поглядывая исподлобья на Кероглу, написал письмо. Только принялся он поспешно запечатывать его, как Кероглу сказал:

— Подожди, дай я посмотрю, что ты там написал. Эфенди побледнел.

— Нет, я еще не кончил, — заикаясь пролепетал он. — Я некрасиво написал, с ошибками. Придется писать все сначала.

Прочел Кероглу и увидел, что эфенди написал: «Нигяр-ханум! Это разбойник, как только он придет, прикажи схватить его и повесить».

Кероглу гневно посмотрел на писца и сказал:

— Не думай, что я не знаю грамоты. А письмо должен написать ты, чтобы оно было написано вашим языком.

Эфенди в страхе порвал письмо, написал новое и протянул Кероглу. Тот посмотрел и увидел — теперь все написано так, как надо. Приложил к письму сделанную по его заказу султанскую печать и спрятал письмо в карман.

— Эфенди, — сказал он затем, — думал я, что ты добрый человек и собирался отблагодарить тебя. А приходится поступать по-иному. Теперь вижу — нельзя выпускать тебя отсюда. Уйдешь ты и все дело испортишь. А убивать тебя тоже не хочу. Жалею. Дел у меня тут на два дня. И придется тебе эти два дня оставаться здесь. Если не подымешь шум-гам, перед отъездом я награжу тебя за второе письмо, а если не будешь сидеть спокойно, тогда получишь сполна за первое письмо.

Сказав это, Кероглу втолкнул писца в конюшню, где стоял Гырат, запер дверь на замок и спрятал ключ.

Потом Кероглу пошел на базар и купил все, что нужно было, чтобы одеться чавушем. Переодевшись и взяв в руки четки, он направился ко дворцу султана.

Привратники, увидя в руке его письмо с печатью султана, склонились до земли. Ворота распахнулись настежь. И Кероглу, пройдя во двор, громко крикнул:

— Где Нигяр? Или она боится простудить ноги, если выйдет мне навстречу?

Все придворные от страха задрожали, как листья на дереве.

Пройдя через сорок дверей, Кероглу вошел в сад.

Нигяр-ханум, окруженная сорока девушками, сидела у окна и смотрела в сад. Увидев чавуша, она тотчас отправила одну из прислужниц узнать, в чем дело.

Прислужница подошла к Кероглу.

Завидев девушку, он закричал:

— Где Нигяр? Почему она не выходит мне навстречу? Не знает разве, что я послан самим султаном?

Прислужница провела его в покой и побежала известить Нигяр-ханум. Когда же та в окружении сорока красавиц вышла к нему, увидел Кероглу, что Белли-Ахмед говорил правду. Нигяр и впрямь была достойна стать его возлюбленной. Намекнул он, чтобы девушки вышли: ему, дескать, надо оказать ей нечто секретное.

Девушки вышли. Когда Кероглу и Нигяр-ханум остались наедине, снял он с себя и отбросил в сторону абу и чалму.[38] Смотрит Нигяр и видит — чавуш превратился в красивого молодца. Кероглу прижал руки к груди и поклонился Нигяр-ханум. Нигяр-ханум не ответила на его поклон. Кероглу поклонился снова. И снова Нигяр-ханум не ответила на поклон и попыталась покинуть покои.

Взял Кероглу свой саз и послушаем, что спел:

Видит Нигяр-ханум, что перед нею ашуг и, должна быть, не зря все время поет о любви. Громко рассмеялась она и сказала:

— Ты, ашуг, а я дочь султана. Чем ты богат, чем славен, чтобы решиться сватать меня?

Кероглу ответил ей: