Может быть, днем Алексей быстрее узнал бы это место. Сейчас, когда свет не доставал и за тридцать шагов, сделать это оказалось непросто.

Тот, из видения, брошенный городок, через который будто прокатился чугунный шар: вот прямая глубокая вдавленность, только без воды, по сторонам дома, растертые в пыль, чуть дальше просто развалины, а еще дальше должны быть вполне целые домики, и маленький белоснежный храм, и базарная площадь с длинными каменными прилавками...

И задним числом припомнился замок, почти неотличимый от скал. Но в видении на стенах стояли стражники в красных плащах и с длинными копьями. За стенами же тогда копошилось... да, именно это мерзкое слово: «копошилось» – множество серых от грязи голых людей, в полой тишине будто бы разыгрывающих какую-то многодневную злую мистерию... видеть это нормальному живому человеку было нельзя... Он увидел. И запомнил.

Но, наверное, не с той силой и страстью, с какой это требовалось запомнить, – потому что лишь сейчас, уйдя оттуда, понял, откуда именно ушел.

Вот, значит, что это за мир... Могила несбывшегося Бога.

Надо убираться отсюда, подумал Алексей едва ли не панически – как будто бы не тем самым он и был занят до сих пор...

Так оно и выглядит повсюду, подумал он, – это богосквернящее умение, одно из самых черных и грязных: создание «механического дива»; собираются в одно место сотни живых людей, над всеми ними производится особая инвольтация, после чего они перестают быть людьми, а становятся частями чрезвычайно мощного чародейского инструмента. Это необратимо – и для тех, кто инвольтации подвергнут... и для тех, кто все это затевает и проводит.

Активное чародейство всегда в первую очередь воздействует на самого чародея. Поэтому они все такие... странные.

Белый храм чуть светился в темноте.

Потом Алексей увидел Железана. Железан стоял чуть в стороне, указывая на этот храм. Когда на него упал свет, призрак беззвучно растаял. Алексею показалось, что мертвый слав боится его.

Это было нелепо...

Почему-то этого Алексей не ожидал: подступы к храму были буквально завалены костяками и полурасклеванными трупиками каких-то мелких зверьков. Ослики упрямились, упирались. Приходилось буквально тащить их за собой, взяв под уздцы и задрав им высоко морды. Сане он не разрешил спускаться на землю. Ему мерещились змеи.

Потом от храма отделилась бледная искра и поплыла им навстречу.

Прямо по земле проведена была грубая известковая полоса. У полосы этой трупики зверьков лежали валом, в несколько слоев, будто лезли друг на дружку и умирали, то ли сраженные каким-то оружием, то ли умершие, не в силах пересечь известковую полосу, но и не в силах оторваться от чего-то, что манило их туда, за черту запрета...

Алексей перешагнул этот барьер, ничего не почувствовав. И ослики не заупрямились. Только Саня легонько охнула и приложила ладонь к глазу.

– Ослепило? – спросил Алексей.

– Нет... Ничего, пройдет... Она почему-то улыбалась рассеянной улыбкой.

Бледная искра приблизилась. Она летела на высоте вытянутой вверх руки. Летела сама, медленным плавным зигзагом. У нее было маленькое – размером с орех – светящееся ядро и туманная оболочка вокруг. Изредка из ядра вылетали ослепительные пылинки, прорезывали тьму и гасли.

Это фонарь, подумал Алексей. Где-то же должен быть и глаз?..

Глаз порхал вокруг. Не один, множество. Иногда они попадали в свет фонаря, на миг будто бы замирали, и тогда становился виден прихотливый узор на крыльях.

Дневные бабочки.

За все время в этом мире Алексей впервые увидел летающих насекомых. В деревнях были мухи, но они ползали, изредка гудя слишком маленькими крылышками.

Эта чуть шелестящая крыльями компания облетела их несколько раз, а потом просто исчезла. Рассеялась за границами света. И бледная искра упала на землю, покрутилась несколько секунд и погасла, оставив после себя лишь несколько горящих пылинок.

– Приехали, – сказал Алексей, помогая Сане слезть с ослика. Она охнула и замерла, упершись руками в колени и широко расставив ноги.

– О-ох... непришпошоблены мы, кролики, для лажанья...

– Что?

– Это так... цитата. Любимая была пластинка... Хм. Как все непохоже...

Алексей не стал расспрашивать, что непохоже и на что непохоже. Вывернул дорожную суму. Среди припасов, которыми их снабдили, была и бутылочка с целебным маслом. Старостиха так и сказала: ежели что сотрете или опалите...

– Держи. Я пойду посмотрю, что тут есть, а ты пока намажься.

Саня с сомнением, не распрямляясь, посмотрела на бутылочку.

– Думаешь, этого хватит? У меня такое чувство...

Она не стала договаривать, какое. С трудом распрямилась и бутылочку приняла.

Алексей отправился на разведку.

От храма уцелел только фасад. Боковые стены зияли провалами, крыши не существовало вообще. Зато позади храма в глубокой яме темнела вода. Алексей бросил в нее камешек. Просто легкий всплеск. Круги. Напоим вначале осликов...

Он сел над ямой. Стояла тишина. То есть нет: мир вокруг был наполнен многообразными шорохами, но среди этих шорохов не слышно было шорохов жизни. Только он сам, да Саня, да тройка изголодавшихся осликов, дорвавшихся до черной колючки. Не было даже бабочек...

И уже не в первый раз Алексей подумал, что интуиция его, которой он привык доверять, которой его учили доверять, – начинает подводить его. Вот и сейчас: он ждал от этого места чего-то важного. Именно от этого места. Основания? Ни малейших оснований. И все-таки ждал. Только сейчас, когда понял, что не получил и, скорее всего, не получит того, на что рассчитывал, – почувствовал, как сильно ждал.

Тупик, подумал он. Приманка и тупик. Куда же дальше?

Тогда, в том видении, – были пещеры.

К подземникам?

Он ощутил настоящий страх. Потому что, может быть, так и придется: к подземникам...

Когда через полчаса он вернулся, Саня лежала лицом вниз на попонке, укрывшись сверху другой. Он отвел ослов к воде, напоил. Ничего не произошло. Белый фасад разрушенного храма все так же слабо светился на фоне совершенно чернильной завесы тьмы.

Заметно похолодало. Это тоже был какой-то выверт против природы, не объяснимый ничем разумным – как и многое здесь другое. С похолоданием просто следовало считаться, и все. Алексей расстелил свою куртку, на нее бросил одеяло, хотел перенести Саню – оказалось, что она не спит. Только не смотри... – и, придерживая попонку, которой прикрывалась, она сама переползла на новое место. Смешно, да? Алексей покачал головой. Сменил попонку на другое одеяло. Саня, лежа на животе, тянула куртку вниз, прикрывая голые ноги. Знаешь, как жжется это масло? Оно будто на крапиве настояно... Отдыхай, сказал Алексей. Смотри сны. Старайся запомнить.