На захват даже не всей Мелиоры, а только севера и кесарийской области Астерий отводил семь месяцев. Юг... что ж, пусть юг остается югом. Поэтому не следует торопить наступление.

Медленным тяжелым шагом. Ничего не оставляя в тылу.

Впрочем, кое-что в тылу еще осталось...

Что с девушкой? – задал он вопрос тому новоАстерию, который занимался именно оставшимся в тылу.

Где он был сейчас – его тело? Астерий не то чтобы не знал – это его не интересовало.

Ответа не было долго. Секунду или две. В нормальном разговоре это была бы драматическая пауза.

Четыре птицы с длинными зелеными хвостами пересекли аллею над головой. Звучные пощелкивания сопровождали их.

Мы упустили их во второй раз. Наши креатуры, захватившие девушку, погибли. И мы не можем вновь найти беглецов.

Что? Как долго? И почему я не знаю?!

Ничего страшного пока что не случилось. Прошло два дня. Они еще очень глубоко в недрах. И им не миновать на пути постов и засад.

То же самое я слышал месяц назад. И чем все кончилось?

Ласковый ветер чуть приклонил кроны. Перебрал, погладил листья. Один лист, до времени пожелтевший, спустился, кружа, к ногам Астерия.

У мускарей? Это просто случайность. Им невероятно повезло.

Возможно. Но везение до сих пор – только в их пользу. Оно ведь оплачено, не так ли?

Вот именно. Мы знаем, чем Пактовий расплатился за свои успехи. Поэтому можно просто ждать, когда удача начнет изменять ему. Из Кузни он не выйдет.

И тем не менее он жив до сих пор и продолжает обыгрывать нас. Что будет, если он добьется своего и выведет девушку наружу?

Этого не может быть. Он ведь заложил свою жизнь...

Вот именно. Он заложил свою жизнь за успех. Победа и смерть. Победа и тут же смерть. Но вначале победа.

Астерий поднял лист. Неведомый червяк прогрыз в нем ход: череду дырочек. Наверное, он двигался как швейная игла: на изнанку листа, с изнанки, вновь на изнанку – каждый раз открывая новый неведомый мир... Он все равно не сможет выйти. Все пути перекрыты.

Все пути в Кузне перекрыть невозможно. Разве что расположиться в меловых пещерах под башней.

И это тоже сделано. Уже около сотни креатур заслано в Кузню. Мышь не проскользнет.

Мышь... Мышь, может быть, и не проскользнет... тем более что мыши не скользят. Скользят разве что змеи... Змеи... Мыши и змеи. Змеи едят мышей. Змеи охотятся на мышей в полнейшей темноте...

Астерий уронил лист к ногам. Лист почему-то не стал кружиться и упал плашмя, едва ли не со звуком, будто был сделан из позеленевшей тонкой меди.

Они находят их по теплу тел. Вот именно. Мы ищем их по тем качествам, которые при умении легко скрываются чарами. А почему бы нам не поискать их по теплу чувств? Тем более что чувства они наверняка пытаются скрыть друг от друга – а потому чарами окутывать как бы нечего?

Пактовий может не испытывать никаких чувств. Он похож на кусок дерева. На очень сложный кусок дорогого красивого дерева.

Дерево. Склонилось над аллеей. Ствол делится на два, и каждый стволик еще на два, и каждый сук на две ветви, и только потом разлетаются в стороны тонкие ветки и листья, сливаясь в общую крону. Наверное, улитка у развилки убеждена, что выбирает судьбу...

Но девушка? Девушка просто не может не испытывать ничего к такому человеку, который постоянно рядом с нею, который выручает и защищает... который красив, наконец, и умен, и храбр.

Да. Стоит поискать по свечению чувств. Это должно быть бело-голубое на темно-зеленом фоне. Летучие отряды займутся этим.

Девушку надо постараться оставить в живых. Она может пригодиться в дальнейшем... Четыре птицы пролетели обратно – теперь уже молча.

Есть еще интересная весть. Несколько клевретов Авенезера Третьего движутся на юг.

Пусть их. После всего, что было, – они уже не опасны.

Бежевые плиты под ногами стали розовыми. Донеслось тихое журчание фонтана – не того, который брызжет струями, а медленного, где вода стекает хрустальным жгутом из одной зеленой чаши в другую, потом в третью... Сторожевые птицы и звери пьют из него.

После всего, что было... да. После того, как Астерий изъял из небытия то, что осталось от старого сумасбродного чудовища... никто не верил, что он сумеет спасти его, но он спас, спас и использовал, хотя всем казалось, что наоборот – стал безвольным рабом... а использовав, отбросил, как палочку для подтирки. Может быть, зря? Нет, нужно иметь врагов. И лучше всего – известных и бессильных врагов.

И, подумав так. Астерий улыбнулся. Пусть идут. Не трогать. Следить издалека.

Как ни осторожничал Алексей, а в яму они всетаки угодили. Произошло это утром второго дня пути, после ночевки в пустом укрепленном доме. Угловой каменный дом, окна первого этажа заложены кирпичом, оставлены лишь бойницы; вокруг входа (полукруглые ступени, фигурный козырек над дверью) полуразрушенная баррикада из каких-то ящиков и мешков. Дверь разбита в щепы. В доме ни единой уцелевшей вещи. Из распоротых матрацев, валявшихся повсюду, кое-как нашли два относительно пригодных для сна. Саня подобрала растерзанную куклу. Приладила на место ручку, висящую на полоске ткани, засунула обратно в прореху куски ваты. Сдавила, чтобы хоть как-то придать форму тельцу. Выражение страдания с лица куклы пропало...

Но это, скорее всего, был уже сон. Она просто не помнила, как уснула. Наверное, на ходу.

Еще ей приснился Железан. Призрак Железана. Призрак стоял над нею с полуобнаженным тускло поблескивающим мечом.

Когда она проснулась, Алексей сидел у подоконника на мешке с песком, уронив голову на скрещенные руки. Из-за окна доносились негромкий скрежет и подвывание.

– Поешь, – сказал Алексей, не оборачиваясь.

Саня подошла к нему, встала за плечом.

Звуки издавали две грязно-голубые шерстистые птицы с длинными голыми шеями. Они сидели на вершине оплетенного паутиной дерева.

– Прости, – сказала Саня. – Я все вспомнила. Я была дура. Последняя дура.

Он не ответил.

Давясь от отвращения, она сжевала несколько кружков все той же жирно-мучнистой салями. Отпила из бутылки пива треть. Вытерла горлышко и забила на место жестяную крышку.

До перехода в следующий мир было еще километров пятнадцать.