Класс, все решал класс.

Стоящих у ворот изрубили в полминуты. Деревенские парни, впервые взявшие в руки меч, а не палку, – они умирали с недоумением на лице: что, это уже всерьез?

Конные не строились, неслись редким роем. Их выбивали из седел стрелами, даже не подпуская вплотную.

Потом кто-то принял команду. Валентий видел, как крутился, горяча коня, воин в красной шапке. К нему стекались. Сорок только конных, определил Валентий, и пеших чуть меньше.

По команде его моментально выстроился клин. Раз-и-два, раз-и-два – славы разгоняли ход. Лучники, подошва клина, останавливались на миг, выпускали по стреле и занимали свое место. Раз-и-два... раз-два... раз-два... быстрее. Почти бегом. Бегом.

Отряд стражи еще до соприкосновения с клином как бы подался назад, поджался. Конные натянули седельные луки, готовые грянуть залпом.

Сарвил остановился и быстро произнес одно старое, знакомое ему слово. Все, что было из жил животных: шнуры панцирей, шитье рантов сапог, а главное – тетивы луков, – сократилось лихорадочно. Натянутые луки – лопнули, не выдержав натуги, или бросили стрелы черт знает куда... Выиграна была главная секунда.

Славы ударили в клинки.

Ржанули кони, но их никто не услышал.

Конные, попавшие под прямой удар, грянулись с маху – всадники и лошади одним существом.

Прочие – раздались в стороны, разворачиваясь для сдачи.

Когда они поняли, что так и было задумано, вышло поздно. Две шеренги спиной к спине стояли против них, не помышляя о маневре бегства. И несколько человек, будто брызги воды, вылетевшие из-под быстро сведенных ладоней, неслись к основанию башни, уже недостижимые даже для конных. Даже для стрел, ибо еще не совсем расслабились жилы, к которым обратился чародей...

Венедим проводил их взглядом, не поворачивая головы. Напротив него заворачивал рыжего коня смуглый, без шлема, усатый воин с кривым мечом в опущенной руке. Сейчас он отъедет – и пошлет коня в прыжок.

Венедим приподнял и чуть занес влево меч чтобы защититься от удара чужого клинка и успеть ударить вдогон. И не попасть под грудь и копыта коня...

Она будто бы шла, ощупывая руками стену и находя неровности там, где взгляд видел лишь сытый блеск мрамора. Эта стена называлась «течением времени». Вот-вот она должна была закончиться, и тогда, может быть, начнется что-то другое...

Саня очнулась. Солнце слепило глаза. Оно наконец нашло прогалину в слоисто-войлочных облаках – и теперь слепило глаза. Солнце было отчаянное. Оно обжигало.

Алексей лежал лицом вниз. Не дотрагиваясь, Саня провела рукой над его правой лопаткой – зубчатый синий рубец от удара степняковской боевой плетью, потом над поясницей – две белые звезды там, откуда вышли стрелы... Правое предплечье, перевитое толстыми венами, – семь косых и поперечных шрамов...

Она беззвучно встала. Ноги казались далекими. Потерла языком нсбо, пытаясь соскрести налет. Подошла к окну и сплюнула густую тягучую слизь.

Обезьяны внизу сидели замерев – и все, как одна, смотрели на нее. Она усмехнулась. Потрескавшиеся губы отметили эту усмешку.

Последний день – третий день, со странным значением подумала Саня. Больше мы не выдержим.

Я не выдержу.

Они не голодали, но ели очень мало: еда не лезла в горло. Страх того, что соленая колбаса только усилит жажду, пересиливал чувство голода.

Обезьяны смотрели на нее, а она на них. Конец вам, сказал кто-то, но Саня не поняла, кто сказал – и кому конец.

Алексей застонал и повернулся на бок. Он стонал и ночью, когда засыпал, проваливался... ах, какой беззащитный он был тогда, какой мягкий, хотелось взять его в ладони, прижать к груди и спрятать...

Без дневных лат он становился просто человеком. Не рыцарем, не суперменом... сильным, но местами очень уязвимым и податливым... нежным. Нежным во всех смыслах.

И потом, когда он проснулся и сел, улыбаясь ей, она сказала:

– Давай пойдем сегодня. Пока есть силы. Он долго молчал и смотрел на нее – и не мог насмотреться.

– Да, – сказал он. – Пойдем сегодня...."Интипехтъ. Винное товарщество. Существуеть с 1776 года. Коллекция отборныхъ красныхь винъ..." Саня долго смотрела на этикетку.

– У нас будет так же, как здесь? – вдруг спросила она.

Алексей помедлил.

– «У нас» – это где?

– Где я росла. В Краснокаменске. В России. На Земле... Ведь получается: куда ни сунься, везде какието твари... по ту сторону, по эту...

– Тебя это волнует?

– Кажется, да. То есть я все понимаю: видимость... но уж очень плотная видимость... как шарахнешься о какой-нибудь выступ иллюзии...

– Я не знаю, – сказал Алексей. – Я многого не знаю, к сожалению. Откуда взялись эти твари... какой цели они служат... Вполне может оказаться так, как ты говоришь. Тем более что в преданиях это нашествие описывалось много раз.

– Но предания же – они же о прошлом? Или как бы сказать...

– Не совсем о прошлом. Понимаешь, в Кузне и время идет по кругу, замыкается само на себя...

– Не поняла.

– Из меня объясняльщик... Ну, это примерно как пространство. Ведь Земля считается круглой? И ее можно обойти и вернуться в ту же точку? Так и со временем...

– Постой-постой-постой. Земля что – только считается круглой? А на самом деле?..

– На самом деле никакой Земли не существует. А подлинный мир – конечно, какой же он круглый? Как мир может быть круглым? Он бесконечный.

Саня покачала головой. Ничего не сказала.

– Так же и время, – продолжал Алексей. – Землю можно обойти вокруг, но вернуться не в ту же точку, а в сотне верст. И это будет уже совсем другая местность. Так же и со временем. Оно прокручивается, наматывается само на себя – и кажется, что позади бесконечность, а на самом деле – меньше тысячи лет... и каждый оборот – меньше сотни. Каркас остается тот же, только оболочка другая... И вот так – сколько-то оборотов, оборотов, – конец сцепляется с началом...

– Я поняла, – глухо сказала Саня. – Спасибо, Алеша. Давай поговорим о другом.

– О чем ты хочешь?

– О нас.

– Говори.

– И ты тоже.

– Конечно.

– Если мы умрем – все равно все было не зря. Правда. Вот эти два дня и две ночи... полная жизнь. Бедность, любовь и война...

Она вдруг замолчала. Показалось, что все вокруг стало призрачным и тонким – затвердевший дым, – а по тому немногому, что сохранило плотность, проплыл – пролетел – стремительный золотой отблеск. Боясь потерять то, что увидела, Саня изо всех сил зажмурилась. Но нет – уже все ушло, то, что было рядом, – исчезло, и остались лишь неразрушимые стены вдали и реденькая, вся в дырах, циновка под ногами... непонятно, как держит она людей...