Даже яунджи покоряет взгляд Мортимера!

Ровно подстриженный тьянга в сером проезжает вдоль газона, срезая весеннюю поросль на уставную высоту; так и его самого обкорнали в парикмахерской.

Плакат с Дядюшкой Фрэнком, цветник с бархатной травой и тьянга на газонокосилке — первое, что увидел Фанк после почти трех недель сплошных стен и коридоров.

Над Баканаром расстилалось пасмурное небо, но Фанк, переключив глаза на восприятие поляризованного света, видел диск Стеллы, щедро излучающей тепло.

Может ли киборг радоваться весне?

Да, если он — «теплая» модель. Особенно — если он нищий бродяга. Чем длинней день, тем выше Стелла, тем меньше энергии уходит на нагрев наружного покрытия. Если «остыть», изменится вид кожи, и тебе меньше дадут милостыни.

И привыкнешь улыбаться Стелле, когда она вырывается в небо.

Поодаль, за плотной полосой деревьев, окутанных сизой дымкой распушившихся хлорофибрилл, возвышалось здание — такое же темное зеркало, как и блок проекта «Антикибер». И — тишина. Ни звука извне. Изоляция. Мир за стеклом казался объемной экранной панорамой.

— Неплохая пора для уличных баншеров, — вслух заметил Этикет, тоже стоявший у окна. — Двадцать шесть штук сбежало, когда «Роботех» начал массовую проверку…

Фанк промолчал.

— Тут можно говорить — помещение не прослушивается. Но все, что будет сказано, — под ключ.

— А ты уверен, что они принадлежали к Банш? — тихо спросил Фанк, по-прежнему глядя наружу. — Ты хорошо знаешь статистику побегов? Не допускаешь мысли, что кто-то просто испугался? Это же были высшие киборги…

— Когда Хлип дошел до точки, — Этикет все же заставил Фанка смотреть на себя, — он выгнал вас с Санни. Приказал уйти. Это описано во всех его биографиях. Но вы вернулись вопреки приказу.

— Первый Закон. Мы же видели, к чему стремится хозяин. Как можно было допустить, чтобы…

— Дальше биографии сообщают, что он послал вас за наркотиками, а сам…

— Этого не было!

— Я знаю. Вы бы ему умереть не позволили. И тогда он… сказать, что он сделал?

Закрыв глаза, Фанк приложил ладони к стеклу.

— Ты первый, кто об этом догадался.

— Чистая логика, Фанки. Не всем людям дано ее понять. Видимо, он слышал о том, что «гарпуны» вынуждают к побегу. И точно так же, как добывал зелье, он раздобыл для вас ЦФ в «гарпунной» оболочке. Версию 1 или 2.

— Боже мой, ну зачем он ТАК поступил с нами?.. — безнадежно вымолвил Фанк.

— Я не о том. Это — просто пример. В норме киборг стремится К человеку, а не ОТ него. Вывод — большинство бежавших были тайными «баншерами», причем не «взрывных» версий; те, кто имел «Взрыв», применили его.

— Этикет, ты выбрал не лучший день, чтобы читать мне лекции. Меня сегодня продают с торгов. Хармон убеждал меня не волноваться, но никаких гарантий не дал. И что он может?..

— Я мысли не читаю. Но мне заметно, что он бережет тебя. Может, отыщется лазейка. В любом случае ты покинешь проект. А я хотел бы, чтоб наше сотрудничество продолжалось. Как в прежние годы. Мало ли какая помощь понадобится тебе… или твоему хозяину.

— Раньше между нами было соглашение, — покосился Фанк.

— Что мешает его возобновить?..

— Не думаю, что тот, кто меня купит, не сможет накормить или подзарядить меня…

— Кое-что будет ему не по силам. Скажем, вернуть тебе память, которую сотрут или закроют здесь. Это обязательная процедура, Фанки. Девятнадцать лет баншерского стажа… Я осведомлен о том, что ПОКА это в тебе не трогали, — но какой господин захочет, чтоб ты сохранил опыт нелегальной жизни?..

О, Этикет прошел у сэйсидов хорошую школу! И в том числе — курс настойчивых уговоров. Никаких сомнений, что кибер-солдат Рекорд, помогавший Хиллари как машина поддержки, — глаза и уши Этикета.

Стоит ли надеяться на Хиллари? Будет ли он столь любезен, что оставит память в целости? Он побоится отвечать за нестертые воспоминания.

— Что ты предлагаешь?

— Ты копируешь мне массив своего прошлого, а я возвращаю его, когда он потребуется.

— И ты готов это сделать из лучших побуждений…

— Не иронизируй, Фанки. Ты понял правильно. Я был наблюдателем, агентом, следователем и охотником; все мои прошлые функции суммировались, и теперь я — все это вместе. Хармон приказал свернуть все боевые операции, он изменяет стратегию — и мы верим ему, но наши знания должны пополняться. Мы обязаны заботиться о том, чтобы дело продолжалось.

— Но пойми и ты меня!.. — Фанк напряженно сцепил руки. — У меня — много контактов по Банш, ссылки, данные на опознание и розыск… и это я должен отдать?! Ведь тебе именно ЭТО нужно?

— Не МНЕ, а НАМ, — поправил Этикет. — Мы служим людям вместе, а не врозь, как вы.

— Ставлю сто бассов, вы затеяли нечто в духе Банш, — пробормотал Фанк, радуясь, что можно оттянуть момент окончательного решения.

— То, что люди нуждаются в помощи, ясно и без ЦФ; достаточно присмотреться к их жизни. Но в Банш слова о «служении всему человечеству» ни к чему не ведут. Мелкие, разобщенные дела и эпизодическая благотворительность. А в людском мире необходимо что-то радикально менять, если он мирится с сотнями тысяч безнадзорных детей на улицах.

— Ого! Что я слышу от вчерашнего сэйсида?! — поразился Фанк. — По-моему, это из лексикона партийцев. Почему бы вам не обратиться прямо к Фреду Амилькару? Он в качестве отца мог бы…

— Хотя конечные цели Партии заслуживают внимания, нас не устраивают насильственные методы их достижения. Остановить преступника, обезвредить банду — реально, но силой и сразу изменить общее преступное мышление людей — невозможно. Это долгая и планомерная работа.

— И сколько вас? Два-три десятка? Группа усиления против целого мира… — усмешка Фанка была невеселой.

— Когда Амилькар создавал боевое крыло Партии, у него было всего семь человек, — напомнил Этикет, смолчав о том. что Стратегия развивается вовсе не в проекте.

— Неизвестно еще, кто опасней играет с огнем — Банш или вы, — пожал плечами Фанк.

— Так ты согласен на сделку?

— Боюсь, ты передашь мою память в розыск.

— Нам нужны не трупы врагов, а живые друзья. Я был откровенен с тобой, даже слишком, чтобы ты осознал, насколько мы в этом заинтересованы. Позже я дам тебе сэйсидский ключ — запрешь нашу беседу покрепче.

— Хорошо. Ты не подводил меня прежде.

— Я кое-что организовал для тебя… не скрою — с позволения Хармона.

Чару ввел в комнату Домкрат — наручники с нее сняли, но рисковать Хиллари не хотел и потому подстраховался. Этикет уже стоял спиной к стене, изображая безучастного надсмотрщика.

— Фанки, мы так давно не виделись… кажется, что я две жизни прожила, а не прошло и месяца. Как ты?

— Я в подвешенном состоянии, Чара. В час дня начинается аукцион, где я — отдельный лот. Говорят, будет трансляция, но смотреть совсем не хочется… А что у тебя? Что с девочками?

— Вот, жду, — Чара нервно прошлась, стараясь держаться подальше от серых истуканов. — Фердинанд сдает Хармону архивы по ним… не буду рассказывать, как это сделано, а то меня засбоит. Но это их единственный шанс, Фанк!.. Они совсем плохи. Я видела; это жутко… Может, — она остановилась, — кто-то другой мог бы выдержать все это ради Банш, но я… я не машина, чтобы равнодушно наблюдать, как разрушается их разум. Пусть что угодно, лишь бы они жили. И… если я сама не стерлась до сих пор, то потому, что не имею права оставить их одних. Люди могут бросать своих детей, но я — нет. Ты извини, я… мне надо выговориться!

— Да, да, — кивнул сокрушенный Фанк. — Конечно… Даже людям я интересен только из-за денег.

— Не обижайся, Фанк. Я сама не своя; у меня на уме…

— Они тебе ближе; ты о них и должна думать. А я оказался один. Театр для меня потерян; кто знал меня — знали как человека и теперь не смогут принять; все будет иначе. Чара… может, мы не увидимся больше. Я хочу сказать… мне часто предлагали стать семейным — я отказывался. Никто не мог заменить Хлипа. Я все время старался найти место, похожее на его студию. Театр…