— Звал? — я подвинул кипу вчерашних выпусков и присел на диван напротив стола редактора.

— Да, — закрывая окно, ответил хозяин кабинета, — тут такое дело… В общем, в Польшу ты не едешь.

— Не понял, как это? — меня будто оглушили стопкой пыльных газет. — У меня виза готова, я уже на чемоданах почти.

— Я тут ни при чем. Пришла команда, что поедут из коммерческого отдела. И они напрямую связались и всё переиграли.

— Саш, тут какая-то ошибка. Гранд Финал по танкам — моя тема. Только я пишу о киберспорте, только я понимаю, кто там и за что будет бороться. Я полгода ждал приглашения, — я уже завелся. — Кто там в коммерческом сможет материал написать? Вы совсем что ли охренели?

— Обороты сбавь, — редактор закурил, резко затянувшись. — Дела плохи, нужны новые рекламодатели. Должен ехать человек, который сможет выстроить деловые контакты, а не тот, кто пусть и красиво, но совершенно бесплатно похвалит создателя игрушки. Ты же знаешь, как это все работает? Я тут бессилен.

— Да мне насрать, как это работает, — я поднялся с дивана и подошел вплотную к столу, — ты хоть пытался объяснить им? Как-то отстоять мою поездку? Самый масштабный финал за всю историю танков. У меня аналитика собрана, слоты для интервью с разработчиками расписаны, я биографию каждого участника со школьной скамьи рассказать могу.

— А что я могу сделать? Зарплату хочешь получать? Продажа подписок ее не делает. Коммерция и реклама нас спасают. Хочешь, на Евро или Олимпиаду тебя отправим?

— Коммерцию свою туда отправь, выбухивать деловые контакты. Честно, надоело. Даже не то, что пишешь по указке коммерческого отдела всякую херню, а то, что тебе плевать на всё и, особенно, на свою команду, — от злости я успокоился и последние слова произнес тише, развернулся и отправился в сторону двери.

— Ну, не начинай.

— Я и не начинаю, я заканчиваю. Материалы, которые сейчас в работе, сдам до вечера, — прохрипел я сквозь закрытую дверь.

Народ в опенспейсе притих, все наблюдали за разборками, но стоило мне выйти из кабинета, все дружно сделали вид, что работают, и с марафонским усердием застучали по клавиатурам.

Все ценное, накопленное за два года работы в редакции, уместилось в тонкую папочку. Список сокровищ оказался невелик: автографы Фетисова и Карякина, пожелтевший выпуск газеты с моим первым материалом, несколько вырезок с интервью и отдельная гордость — фотография со Слуцким. На фото два довольных жизнью лица, одно еще в роли тренера-чемпиона, другое менее выразительное и важное — мое. Снимку меньше года, а общего со мной нынешним только русые короткие волосы, серо-голубые глаза, нос и брови. Щеки набухли, вместе с короткой бородой вокруг рта делая челюсть почти квадратной. Хотелось думать, что заматерел, но, похоже, насобирал от сидячего образа жизни.

Оглядев редакцию, вздохнул и принялся чистить компьютер. Все нужное слил на флешку, все ненужное удалил. На выходе уточнил, когда забирать трудовую, сдал пропуск и прихватил свежий, еще пахнущий типографией выпуск — как оказалось, с моим последним анонсом чемпионата мира по танкам.

***

Вечером позвонил Захар, попросил помочь с перевозкой каких-то деталей в гараж. По дороге я набрал Диме — договорились встретиться у Захара. Мы учились в одной школе и с детства жили неподалеку — а когда позврослели, так сложилось, что купили квартиры тоже на одной улице. Идти было всего ничего, и уже минут через двадцать, успев переодеться, отпроситься у жены и поругаться с соседом из-за выставленных в подъезде велосипедов, я стоял у подъезда Захара. Домофон пискнул на фоне недовольных женских криков, веселого детского смеха и звонкого собачьего тявканья.

Этаж у Захара походил на еще большую помойку, чем у меня, но там дружно постарались все соседи — каждый вносил лепту в меру собственного понимания о красоте и уюте, складируя нужные вещи. В углу стояла пожелтевшая, с покоцанной по краям эмалью стиральная машина «Сибирь». В баке росли кривые розовые цветочки и торчал, прикопанный сигаретный фильтр, а в центрифугу посадили лимонное дерево. Но, похоже, климат был не подходящий: часть листьев осыпалась, а вместо плантации лимонов на ветках болтались две бледных кочерыжки. Над стиралкой висело зеркало, рядом стоял невысокий шкаф с подборкой толстых литературных журналов, а дальше начинался уголок Захара. Там на полу лежала сидушка от мотоцикла Ява, до блеска замусоленная нашими задницами (в местах, где не торчал паролон), за ней Захар выстроил башню из старых бензобаков; понять, от чего они, моих знаний не хватало, но на самом верхнем угадывалась вмятина в виде планеты, похожей на Юпитер.

Я остановился перед дверью, не решаясь позвонить, и прислушался. Сквозь преграду из кожзаменителя доносились приглушенные, но довольно резкие крики Лены. Захара слышно не было, хотя обычно он не отставал от жены, заводясь с пол-оборота. Дверь распахнулась, и на пороге возник хозяин квартиры с резко пахнущей растворителем охапкой железных обрубков. С этой ношей он походил на робота в экзоскелете. Примерно метр восемьдесят с кепкой, худоват, но жилистый. Руки так крепко сжимали запчасти, что предплечья напоминали перекрученный стальной трос. Над горой металлолома, удерживая ее сверху щетинистым подбородком, торчала короткостриженная голова со странной раскраской на лице. Черная полоса, похоже от машинного масла, под носом, на правой щеке след от губной помады, а над левым глазом криво намазанные женские тени. Захар хмурым кивком попросил меня уступить дорогу, и, плавно обойдя, понес свой груз к лифту.

Я вошел в квартиру, и уже без всяких преград расслышал суть недовольства Лены. «Чтоб ни одной гайки в доме больше не было! Красить он тут собрался. Я на балконе белье сушу, а теперь все воняет. Заняться нечем — плинтуса прибей!» — карнизы, наличники и далее по списку, меняя местами слова и вспоминая всё новые дела. Я заслушался — жутко и знакомо, но уж очень складно у нее это выходило, причем мой приход ее совершенно не смутил, сухо поздоровалась и ушла на кухню, не пераставая шуметь, хотя и снизила голос до уровня «суровое ворчание». Большего внимания я удостоился от парочки, выпрыгнувшей из комнаты. Чумазая шестилетняя девочка бросились на меня с криками «Дядя Сережа», а тощая маленькая собаченка просто облаяла, пытаясь цапнуть за штанину.

— Привет, принцесса! — я попытался стереть у нее со лба черную кляксу. — А ты почему такая грязная?

— Мы с папой играем в салон красоты на колесах! Он меня возит, а я его накрашиваю!

— А что мама с папой не поделили?

— Папа своей вонючкой облил мамино платье, только тсссс, а то мама еще больше его будет ругать, она пока не знает, — улыбнулась девочка.

Пока я изучал новых кукол, Захар сделал еще две ходки с балкона. Сначала пронес большую коробку, из которой торчала старая мотоциклетная фара, потом ящик для инструментов, и ушел умываться.

Когда мы собрались уходить, снова раздался крик с кухни: «И чтобы бобра твоего дома больше не было!». Захар набрал в грудь воздуха и, прежде чем хлопнуть дверью, закричал: «Это не бобер! А, боббер!».

На улице нас уже ждали. Дима подъехал прямо к подъезду, частично загородив пешеходную дорожку, и сидел в машине, разговаривая по телефону. Когда мы с коробками вывалились из дверей, он, не отключаясь, кивнул и вышел открыть багажник.

— Все, милая, мне пора. Ребята вышли уже. Эй-эй-эй, аккуратней запихивай. Нет, солнышко, это я не тебе, все, люблю-целую, — он подошел к нам. — Так, давайте, чтобы я не пожалел, что мы на моей машине едем.

— И тебе привет, мог бы и помочь.

— Не получилось, Оля позвонила. Я ее отвез в киношку с подружками, но у них там официант долго идет, и она соскучилась, — Дима чуть подвинул коробку и закрыл багажник. — Поехали?

Я забрался на переднее сиденье и стал осматривать недавнее приобретение Димы. Когда мы ее обмывали, изучить все досконально не удалось, Оля предусмотрительно оперативно спрятала ключи. Кроссовер как кроссовер, Иннфинити как Инфинити. Запах новой машины — что-то сладко-приторно-химическое вперемешку с новой кожей. Темный салон, вставки под дерево возле ручки переключения передач и в дверях, большой экран на приборной панели — все это непривычно смотрелось с нашим Димой, утонувшем в мегком кресле. Левой рукой он аккуратно, боясь насилия над новым мотором, вел машину, а правой поглаживал неглубокую залысину на курчавой голове. Этакий недокоммерсант-депутат местного разлива в рубашке розового цвета, кашемировом кардигане и, небрежно, расстегнутом шерстяном полупальто. Весь прямой и строгий, от спины и носа до гладко выбритых щек, только веселые глаза смотрят с доброй улыбкой.