— Коляша! — крикнул папа. — Ты против кого вооружился? — Дядя Коля обернулся и как-то невесело усмехнулся:
— Волки одолели. Потом расскажу, — и стал разбирать вожжи. — Устроились? — Дядя Коля поднял кнут и свистнул. Ничего себе свистнул: голуби с треском бросились в небо, таксисты вздрогнули. Лошади переступили ногами, взмахнули хвостами и гривами и звонко застучали копытами по булыжнику.
А парнишка с сигаретой почему-то злорадно усмехнулся и показал мне кулак.
Городок был очень красивый, нам понравился. Маленькие деревянные дома, все в садах и в красных цветах на окошках, заросшие травой и булыжниками мостовые, много церквей с золотыми куполами и крестами на них и пять речек. По крайней мере, столько мы проехали мостов, пока выбирались на окраину. А может, это была всего одна речка, только сильно петлистая?
И вот тут, на окраине, начались наши новые приключения. Правда, начало было таким пустяковым, что мы его и не заметили. Вернее, сразу не догадались, что соскочившее с оси фургона переднее колесо — это начало таких событий, по сравнению с которыми наши московские приключения — «Ну, погоди!», не больше…
Ну, вот. Колесо соскочило. Фургон накренился. Лошади стали. Алешка чуть не скувыркнулся с козел. Хорошо, что мы ехали медленно и не по мосту, а то наверняка бы грохнулись в речку.
Папа с дядей Колей приподняли конец оси, я сбегал за колесом, которое откатилось в канаву, и поставил его на место.
— Чека потерялась, — пояснил дядя Коля, проверяя остальные колеса и многозначительно поглядывая на папу. — Понял?
Папа, вытирая клочком сена руки, хмуро кивнул и почему-то приложил палец к губам. Но я уже все сообразил: колесо крепится чекой, а чека — проволочным шплинтом. Видно, шплинт разогнулся, и чека выпала. А колесо крутилось себе, крутилось и сползло с оси. Хорошо еще — не на мосту или на горке. Не сразу я только сообразил, что сама собой проволока не могла разогнуться… И не сразу подумал — какие же безжалостные люди это сделали — просто страшно.
Мы чинились на самом краю городка. Невдалеке от нас, на зеленом берегу реки, стоял миленький, как заметила мама, особнячок.
Он был весь будто старинный, но очень новенький. Стены — из какого-то нежного камня, алеющая на солнце черепица, красивые фигурные решетки на окнах, высокие ажурные фонари у ворот. А на воротах — большая металлическая вывеска, на которой здорово было написано готическими буквами: «ТОО «Роббер».
На крыльце стоял высокий бизнесмен в черном костюме с короткими брюками, из-под которых хвалились белоснежные носки. Он наблюдал, как здоровенные парни в десантных комбинезонах разгружают громадный рефрижератор и таскают из него картонные коробки в дом. Бизнесмен, щурясь от солнца, дымил длинной коричневой сигаретой и провожал каждую коробку жадным внимательным взглядом, чиркал карандашиком в книжечке и шевелил губами, видимо, что-то подсчитывал в своем коммерческом уме.
— У, сникерс поганый, — с классовой ненавистью прошептал Алешка, забираясь на козлы. — «Грабитель».
— Ага! — весело подхватил дядя Коля. — Правильно догадался. Эта фирма по-английски так и называется — «Грабитель».
Алешка довольно хихикнул, дядя Коля тронул лошадей, и мы поехали дальше.
Один из парней, когда мы объезжали рефрижератор, в таких, мешковатых, брюках, в короткой кожаной куртке и тоже в белых, только очень серых носках, почему-то настороженно проводил нас взглядом и даже опустил на землю коробку, будто услышал наш разговор. В его глазах что-то мелькнуло, когда он встретился со мной взглядом. Он посмотрел на Алешку, потом снова на меня. Я безразлично отвел глаза, но мне вдруг захотелось забраться поглубже в фургон, поближе к папе, дяде Коле и к ружью, чтобы спрятаться или защититься от его настойчивого вспоминающего взгляда.
Стало как-то тревожно. Но ненадолго. Мы звонко — стуча копытами и громыхая колесами — проехали очередной деревянный мост, из-под которого брызнули вдоль реки черными стрелками быстрые ласточки, и выехали в чистое поле. Дядя Коля вдруг привстал, заливисто свистнул и взмахнул кнутом. Лошади рванули, Лешка восторженно вцепился в сиденье, и мы помчались, раскачиваясь с боку на бок, вздымая пыль, по мягкой полевой дороге, среди солнца, зеленых полей и белых берез, под песни жаворонков. Хорошо в деревне!
Ехали мы долго. Сначала полем, потом лесом — и длинные ветви деревьев скребли по брезенту и лезли в фургон. А одна даже зацепила Лешку и чуть не сбросила его с козел. Хорошо, он уцепился за нее и повис в воздухе, болтая ногами и визжа то ли от страха, то ли от удовольствия. Папа с дядей Колей поймали его, оторвали от ветки и усадили на место.
Потом мы промчались немного по шоссе, обгоняя стоящие на обочине машины, а потом опять поехали полем и лесом и, наконец, стали подниматься на пологий пригорок, весь заросший травой и цветами, и въехали в старинные ворота, от которых остались только невысокие облезлые кирпичные столбы, а на них сидели, как кошки, каменные львы, у одного под носом были нарисованы углем черные усы, а на голове другого кокетливым бантиком примостилась громадная коричневая бабочка.
Дальше мы уже поехали кирпичной аллеей из старых огромных лип. Вся она была засыпана прошлогодними листьями, и они заманчиво и тревожно шуршали под копытами и колесами.
Справа появились какие-то развалины, заросшие крапивой. Из окон развалин, как любопытные девчонки, выглядывали березки, а одна даже взобралась на разрушенную стену, что-то выглядывала вдали и махала нам гибкой верхушкой.
— Какие живописные руины, — мечтательно сказала мама. — Просто прелесть.
— Здесь до революции была княжеская усадьба Оболенских, ваших однофамильцев, — объяснил дядя Коля. — А потом чего только не было: и санаторий, и детдом, и школа-интернат, и Дом культуры — пока все не разрушили.
— Кто? — сердито вскинулся Алешка.
Дядя Коля усмехнулся:
— Кладоискатели, у нас в округе легенда такая есть: будто во времена революции бывшие владельцы усадьбы где-то здесь клад запрятали, свои фамильные драгоценности. Вот с тех пор бездельники всякие его и искали, по камешкам все разнесли.
— Нашли? — тревожно спросил Алешка.
— Нет, — успокоил его дядя Коля и ловко придержал за рукав — заметил, что Алешка готов уже спрыгнуть с телеги и нырнуть в развалины на поиски сокровищ. — Никто так и не добрался до клада.
— Aral — злорадно успокоился Алешка. — Плохо искали!
— Не скажи, — опять усмехнулся дядя Коля. А я подумал, что, наверное, он и сам когда-то был в числе этих «всяких бездельников». — Нет, искали добротно, — сам видишь, камня на камне не оставили. А один кладоискатель, бывший учитель истории, можно сказать, почти разыскал клад. Точнее, место, где тот был спрятан. Он изучал какие-то документы, даже в Москву ездил, в архивах и музеях копался, письма обнаружил потомков князя и, как говорится, место вычислил… — Дядя Коля помолчал. — Но место оказалось пусто. Вместо сокровищ там только бумажка какая-то в конверте лежала, вроде записки, учитель после этого с ума немножко спятил. Потому что, по его догадкам, кроме фамильных драгоценностей, там были спрятаны древние редкие книги и рукописи, неизвестные исторические документы. Вот он и расстроился — очень уж ему хотелось совершить научное открытие, да не вышло — отыскал одну бумажку и все. Тогда он умом и тронулся. Бумажку эту вставил в рамочку и на стену повесил. Можешь сходить к нему, посмотреть.
— Еще чего! — побледнела мама.
— Да он спокойный, добрый человек. Только иногда себя графом представляет и тогда своими сокровищами похваляется. Завел сундучок, набил его обрывками газет, старыми тетрадями, стекляшками всякими и радуется на них. А настоящие сокровища, несметные, так и лежат до сих пор где-то под этими камнями, ждут своего часа. Только вряд ли дождутся — столько лет прошло, каждый камень тут перевернули, в каждую мышиную норку заглядывали. Даже миноискатель пробовали.