Оперантное поведение — это действия, для выработки которых нужно, чтобы организм активно «экспериментировал» с окружающей средой и таким образом устанавливал связи между различными ситуациями…

К третьей группе относятся формы поведения, обусловленные когнитивным научением» (Ж. Годфруа. Что такое психология. Т. 1. М., Мир, 1992).

И: «Такие формы условных рефлексов получили наименование классических. Благодаря этим условным рефлексам обеспечивается первичная ориентация животного по признакам окружающей среды еще с самого начала любого поведенческого акта. С помощью классических условных рефлексов животное адаптируется к внешней среде. Принимая во внимание модулирующее значение физиологических потребностей, в этих случаях животное все же выступает в качестве достаточно пассивного участника событий, не имеющее возможность кардинально изменить их последовательность. Деятельное же, активное начало сведено к достаточно простым безусловнорефлекторным актам» (А.С. Батуев. Высшая нервная деятельность. М., Высшая школа, 1991).

Это я к тому, что и до «павловской сессии» и сейчас многие понимали, а сейчас тем более принимают, что классический условный рефлекс довольно примитивная форма приобретения опыта и не может исчерпать всей проблемы поведения и научения.

Но вернемся к Сессии и я позволю себе напомнить вторую часть поставленной академиком К.М. Быковым задачи: «Исследования по разработке учения Павлова следует вести в строгом соответствии с теми проблемами, которые ставил сам Павлов, или вытекающими из существа его учения», подтвержденной А.Г. Ивановым-Смоленским: «Перед учениками и продолжателями дела И. Павлова стоит задача неотступного развития научных идей своего великого учителя, неуклонного проведения основных положений его учения и, прежде всего, правильного и точного понимания этих положений».

Вот так вот и не иначе! Шаг вправо, шаг влево… и ты предаешься анафеме!

Гораздо позже напишут о безудержной догматизации, оголтелом абсолютизме, извращении и упрощении учения И.П. Павлова: «…Однако к середине XX в. в СССР имели место чрезвычайно широкая трактовка идей П. и попытки их насильственного внедрения в психологию и педагогику, проявлявшиеся не только в научных дискуссиях (по проблемам соотношения психологии и физиологии ВНД, определения предмета психологии, природы психического и пр.), но в свертывании исследований по многим чисто психологическим направлениям. В 1950 г. по указанию Сталина была проведена объединенная сессия АН и АМН СССР (т. н. «Павловская»), которая caнкционировала безудержную догматизацию и абсолютизацию учения П.,…» (Психологический словарь. Под ред. В.П. Зинченко, Б.Г. Мещерякова. М., Педагогика-Пресс, 1996, 2001).

«…по указке Сталина в 1950 году на сессии АН и АМН СССР было догматизировано-ратифицировано-абсолютизировано учение П., что привело к невообразимым научным амфиболиям-негативизмам, когда некот. рьяные павловские адепты требовали реконструировать всю псих. как науку, согласно павловским аксиомам-постулатам…» (В.В. Юрчук. Современный словарь по психологии. Минск, Эйлада, 2000)

«После смерти И.П. Павлова в 1936 году павловская школа стала приобретать в СССР черты монополии, а в 50-е годы стала господствовать в отечественной физиологии. Подобное доминирование в тот период автоматически означало осуждение (а зачастую и подавление) иных точек зрения и других научных направлений…

… господство этого учения на долгие годы (до начала 70-х годов) отодвинуло на задний план практически любые другие подходы к изучению поведения…

…Как известно, в силу особенностей внутриполитической обстановки в СССР сторонники идей Павлова вскоре после его смерти монополизировали эту область науки, подвергнув жесткой критике практически все другие концепции и направления физиологии, причем эта критика базировалась не на научных, а на идеологических позициях. Западные научные течения (в том числе этология, зоопсихология, бихевиоризм и гештальт-психология) также подвергались ожесточенной критике, а результаты их исследований по этой причине почти не доходили до научной общественности.

Подобные тенденции стали господствующими после так называемой «Павловской сессии» АН СССР в 1950 г. На этой сессии была сделана попытка официально утвердить право на существование в физиологии лишь одного исследовательского направления — созданной академиком К.М. Быковым теории «кортико-висцеральной патологии». По словам В.В. Парина, последователи этой теории отвергали как «порочные» все реально существующие факты, которые не укладывались в рамки концепции. Вплоть до середины 60-х годов практически каждое научное сообщение — статья или доклад — в обязательном порядке должны были упоминать о «единственно верном научном направлении материалистической науки» в области физиологии — павловском учении.

Эта подгонка «под Павлова» или «под Быкова» превращала учение Павлова об условных рефлексах из научного направления в набор догм, следовать которым надлежало не только в области высшей нервной деятельности, но и в общей физиологии, медицине и психологии» (Зорина З.А., Полетаева И.И., Резникова Ж.И. Основы этологии и генетики поведения. М., МГУ, 1999).

Но это будет потом. А тогда на Сессии «истинных павловцев» нашлось пятеро и «страна должна знать своих героев»: К.М. Быков, А.Г. Иванов-Смоленский, Э.Ш. Айрапетян, И.П. Разенков, Э.А. Асратян и примкнувший к ним А.Д. Сперанский. Им было дано право исключительного знания о том, как должна развиваться наука, как нужно понимать И.П. Павлова и как нужно развивать его учение. За «врагами великого учения» далеко ходить не надо было, поелику их водилось множество. Назовем только тех, которым больше воздали Л.А. Орбели, И.С. Бериташвили, П.К. Анохин, П.С. Купалов, Л.С. Штерн и Н.А. Бернштейн.

Л. С. Штерн (Штерн Л. С. (1878—1968) — физиолог и биохимик. Академик с 1939 по 1949 (исключена) и с 1 сентября 1953 (восстановлена). Первая женщина — действительный член АН СССР.) создала учение о гематоэнцефалическом барьере и изучала гуморальную регуляцию функций организма, а поскольку И.П. Павлов этого не изучал, то «…Характерно и то, что во всех своих многочисленнейших выступлениях Штерн не пыталась встать на путь павловского детерминизма, и, наоборот, принципиально не отходила от позиций изучения условий и факторов проявления изучаемых ею явлений, т. е. оставалась на почве ферворновского кондиционализма.

В полном соответствии с этим Штерн, устанавливая «закономерности» функций так называемого гемато-энцефалического барьера, затем пришла к выводу, что они являются всеобщими для любых систем и органов в организме.

… в полном противоречии с павловским учением Штерн развивала взгляд на равноценность механизмов регуляций или утверждала даже первенствующую роль химических факторов, или гемато-энцефалического барьера.

…Исходя из ложных методологических установок, Штерн и ее последователи в оценке самой регулирующей функции барьера заняли идеалистическую позицию. Это проявлялось в телеологической трактовке функций барьера, который, по мнению авторов, производит отбор веществ, содержащихся в крови.

…Отрицая боткинско-павловский нервизм, Штерн и ее последователи игнорировали или замалчивали работы Павлова и его школы, уже давно ставшие классическими (теория сна, неврозов и др.).

Так, Штерн указывает: «Возможность вызвать сон непосредственным воздействием на определенные участки коры головного мозга, путем применения методов условных рефлексов, как в опытах И.П. Павлова, далеко еще не является доказательством того, что и нормальный сон вызывается таким же раздражением, возбуждением и реактивным раздражением того или другого участка коры головного мозга.

… Таким образом, и в том и в другом случае причиной сна скорее является отсутствие возбуждения, чем активное торможение».

В другом случае, говоря о павловском учении относительно физиологической природы сна, Штерн развязно заявляла: «К сожалению, экспериментальная проверка этой теории невозможна».