ГЛАВА 23 (Габриэлла). ДЕВУШКА С УЖАСНЫМ ЛИЦОМ

В тишине и темноте в моём сознании пробуждаются страхи. Они выплывают из глубины разума, как то неизвестное существо, что я видела в озере в день, который стал для меня последним на планете…

В любой момент здесь, в четырёх стенах, где я чахну, может снова появиться Мучитель. Одно только воспоминание об этом генерале Бронсоне по-прежнему приводит меня в трепет, и тело цепенеет от страха.

Он хочет вывести меня в их город… Сколько там тальпов? Таких же жестоких, как Мучитель, а может быть, даже хуже?.. Что ждёт меня за пределами этой комнаты, погружённой в полумрак, а то и совсем в темноту? Однажды я уже покинула границы своего мира. И этот шаг привёл меня сюда — в плен к тальпам, место, которое, вероятнее всего, станет моей могилой…

Я даже не вздрагиваю от этой мысли, как прежде. Просто не знаю, могу ли надеяться на спасение.

Раньше я опасалась испытать запретные эмоции и чувства, боялась совершить недостойный поступок, из-за которого меня изгнали бы из Фрактала, страшилась встретиться с корриганом… Теперь же остался только один страх — должно быть, единственно настоящий — страх неизвестности.

Может, будь здесь Дэннис, мне не было бы настолько страшно?..

Глупая мысль. Она заставляет меня боязливо осматриваться по сторонам, как будто кто-то может услышать и наказать меня. Хотя я в плену тальпов — как ещё меня можно наказать?..

Дэннис Рилс был ко мне добр. Он отдал свой кулон, и, если бы не тепло и свет, которые пришли вместе с ним, то, возможно, я даже не продержалась бы до того момента, когда парень принёс садовый фонарь, ставший для меня маленьким Солнцем.

Дэннис Рилс мне помог. Он намеренно выключил свет в моей комнате, когда сюда в очередной раз пришёл Мучитель. Я поняла это не сразу, но всё же догадалась, зачем он так поступил. Кто-то мог бы подумать, что это мелочь, но в тот миг, когда все чувства были как на ладони, когда я проявила слабость, попросив одного из тальпов о помощи, я бы не выдержала очередного пристального и тяжёлого взгляда Мучителя. Не знаю, как Дэннис догадался, но я ему благодарна. И это очень глупо.

Прежде чем уйти, Сьерра пригасила свет, чтобы он не горел ярко, и, когда я сажусь, то вижу в отражении себя. Я так часто стремилась заглянуть за преграду, а не посмотреть на себя саму, что теперь удивлённо моргаю, глядя будто со стороны на девушку, что подобно маленькому зверьку затравленно выглядывает из норы, в которую забилась.

Это совсем не та эдемка, что любовалась рассветами и закатами, помогала животным, беззаботно проводила время с ближними и верила в скорое Исцеление целой Вселенной. Я вижу девушку, которая больше не задумывается о законах мироздания — она может думать только об одном: как выжить? Как выбраться отсюда? Достижимо ли это?..

Что сказали бы мои ближние, увидев меня такую — одинокую, отчаявшуюся? Что они почувствовали бы? Увижу ли я вновь бабушку, Фортуната или Нону?..

Мысль о родных пронзает меня так, что я сползаю с кресла на пол, подтягиваю ноги и обхватываю колени руками.

За преградой слышится какой-то шум, и я вижу Сьерру.

«Притворись, что не видишь», — так велел мне Дэннис, и я поспешно отвожу взгляд, остаюсь на месте несколько минут, а потом поднимаюсь и беру тот свёрток, который оставил здесь парень. Кручу одежду в руках то так, то по-другому. Это похоже на наши топ и штаны, но только ткани очень много и не совсем понятно, как можно в этом вообще шевелиться.

Я слышу, что Сьерра замирает по ту сторону преграды и тяжело выдыхает, а затем дверь открывается, и девушка появляется на пороге.

Теперь я могу смотреть на неё, не опасаясь выдать себя, и наши взгляды встречаются. За такие сильные эмоции, которые испытывает Сьерра, её незамедлительно ожидало бы Народное собрание и, вероятно, суровое наказание: ей могли бы запретить являться на всеобщие молитвы, к ней могли бы приставить фантома… А могли даже изгнать из Фрактала.

Девушка смотрит на меня зло и неприязненно, но решительно приближается и, выхватив у меня из рук вещи, говорит:

— Это — штаны. Берёшь их вот так, — она растягивает ткань в руках и протягивает мне, — и надеваешь на свои длинные ноги. Поняла?!

Удивлённая и напуганная, я не решаюсь признаться, что знаю, как носят штаны, а просто беру их из её рук и натягиваю. Пару раз ткань цепляется за пятки, и я едва не падаю, но Сьерра подхватывает меня с раздражённым цоканьем.

— Только не сверху комбинезона, дура! — рявкает она, и я запоздало понимаю, что девушка права.

Поспешно убираю штаны, когда Сьерра указывает мне на другой предмет одежды и сообщает командным тоном:

— Это кофта. Надеюсь, мне не придётся объяснять, что поверх комбинезона надевать её тоже не стоит? Ну-у-у?! — торопит она, явно ожидая, когда я выполню просьбу, но за преградой какое-то движение, и я отвлекаюсь от её слов. — Долго мне ждать?!

Я не понимаю, как не выдать себя, но подсказать, что за преградой появляется Алан Джонс.

Сьерра ловит мой взгляд, направленный на моё же отражение и неправильно всё понимает:

— Господи! — восклицает она непонятное мне слово. — Мы ещё и стеснительные! Иди в ванную и переоденься уже наконец! — с этими словами она почти выбегает из комнаты, но замирает при виде Алана.

Когда Сьерра переводит взгляд на меня, я поспешно прячусь за единственной доступной мне дверью, в том маленьком тесном пространстве, где мне было велено мыться, но я не представляю, где найти воду.

Я снимаю одежду. Меня шатает, и, чтобы надеть штаны, приходится опереться о стену. Наконец я натягиваю их, мысленно проклиная, как могу, потому что по удобству это далеко не шорты, к которым я привыкла. Надеть кофту получается быстрее. Как я и ожидала, мне тесно, неудобно и хочется быстрее избавиться от грубой ткани, но это не хуже той одежды, которую я только сняла: по крайней мере, рукава длинные, доходят до запястья, и с закрытой кожей я чувствую себя немного уютнее.

Я плетусь обратно, вижу на кресле ещё один свёрток. Опасливо заглядываю и с удивлением понимаю, что это обувь. Кручу в руках, рассматривая, но понимаю, что плотные носки (или что это?), которые надеты на меня сейчас, наверняка сноснее, чем будет ощущаться эта странная жёсткая обувь. Я кладу свёрток на место, надеясь, что Сьерра не станет меня заставлять, но, когда поднимаю голову и заглядываю за преграду, то вижу там только Алана.

Проходит много времени, но Сьерра так и не появляется.

Новый надзиратель не беспокоит меня — не следит каждую секунду, как это делала дочь Мучителя. Однако он тоже смотрит — украдкой, и от этого вежливого и в то же время любопытного взгляда становится не по себе. Поэтому иногда я вновь прячусь за дверью и остаюсь там так долго, пока не надоедает, или устраиваюсь на кровати, делая вид, что сплю.

Мне не просто скучно и неудобно, но и тревожно, поэтому я стараюсь прокручивать в голове радостные воспоминания, однако очень быстро понимаю, что при мысли о ближних хочется скорее плакать, чем улыбаться, и решаю, что единственно верный выход — молиться, хотя бы мысленно проговаривать слова, пускай даже нет Солнца: «Мы не виним предателей, сбежавших на Тальпу. Не возвращаемся к прошлому, но помним, что искусственный мир обречён. Великий Пожар превратил нас в эдемов, солнечных людей. Мы служим Солнцу, воде, воздуху и земле. Мы называем Вселенную Иоланто и верим в скорое Исцеление. Пускай моё сердце стучит в одном ритме с сердцами ближних. Пускай Иоланто направляет меня». Никогда ещё эти слова не давались мне с таким трудом…

Каждый раз, вспоминая начало, я мысленно спотыкаюсь на фразе: «Не виним предателей и не возвращаемся к прошлому». Теперь я среди них, и если могу кого-то винить, то только саму себя. Стоило послушать Нону и бежать с той поляны со всех ног. Кого я надеялась спасти, когда осталась там? Кого я могла спасти?..

В какой-то момент замечаю, что мои мысли ходят по кругу: я молюсь, осуждаю себя, задаюсь вопросами и снова молюсь, пока моё сознание не устаёт от воспевания Иоланто и самобичевания, и я не проваливаюсь в сон.