Он закрыл бесполезные в темноте глаза и потянулся к тому, кто давал тепло… Но как он узнает - получилось или нет? Наверное, нет, потому что вокруг только холод...

Он открыл глаза и потрясенно замер. Прямо перед лицом зависли три яркие искры. Золотая, согревая, несла в себе тепло и любовь, рыжая - надежду, а черная - поддержку. Хотя он очень удивился, как в темноте он смог различить черное на черном… А потом он увидел его – облако… серо-черное, словно вымазанное в саже, обгорелое и изорванное, такое жалкое, мутное и неприглядное, словно старая тряпка с неряшливо торчащими там и сям нитями… но… такое родное и такое... маленькое... Ему почему-то казалось, что облако должно было быть значительно больше…

Искры кружились вокруг облака, подбирая эти топорщившиеся, оборванные нити, связывая их между собой, сплетая из них узор и сами вплетаясь в этот рисунок… расцвечивая серую муть, делая ее серебряной.

И он вошел в серебряное сияние, позволяя ему, в свою очередь, пройти в себя… И оно прошло… но было такое маленькое, что не могло разогнать темноту…

Отчаяние заполнило его всего, но искры мигали, и его согревала уверенность, что облако будет расти…

- Идем, - Безликий вновь появился и протянул руку, - здесь тебе больше нечего делать, я выведу тебя отсюда…

*** Континент Камия. Замок Витана.

Витан, лежа, наблюдал, как мальчишка встал, шатаясь, протянул вперед руку и что-то забормотал. Его сорванный голос делал слова почти неразличимыми… Единственное слово, которое он понял, было «кровь». Причем здесь это?

Понимание пришло к магу, когда Безликий соизволил выйти на видимый уровень. Витан зашипел от ярости: эти твари уверяли его, что без подпитки камнями силы они не могут становиться видимыми, а теперь эта гадина, видимая без всякой подпитки, смеясь, проплывала мимо него… ведя за собой мальчишку… Но он же не имеет права! Витан давно и прочно привязал всех Безликих к своей крови, он… Крови! Витан мог только молча беситься. Он никогда не увлекался ментальной магией, и теперь, не имея возможности приказать, задыхался от ярости.

Только пара слов, и Безликие по всему миру искали бы противоядие, а теперь…

Великий маг застонал от безысходности.

Защитное поле замка спокойно выпустило Сайшеса, признав в нем кровь хозяина. Дорог не было (Витан пользовался порталами), и малыш пошел, путаясь в высокой траве. Он не выбирал направление, не видя ничего; он шел, доверившись судьбе и Безликому, который и сам не помнил ничего…

Малыш шел, еле переставляя ноги: очень болели плечо и обожженная рука, болела спина и… наверное, проще было сказать, что не болело. Он прислушался к себе, но не обнаружил ни одной косточки или сухожилия, которые не звенели бы от боли и усталости. Но, несмотря ни на что, он упрямо шел вперед, подальше от того места, где… Что - где? Но все равно подальше, чтобы не вернули, чтобы не больно…

Трава под ногами сменилась опавшей хвоей и корнями деревьев, песком и звуком бьющейся о берег воды. А он все шел и шел, забыв про еду и сон, только у воды Безликий останавливал его напиться, и снова в путь…

А потом ноги сами вывели его на утоптанную землю. Он остановился в недоумении. Вроде, это называлось дорога…

Голова кружилась, он уже плохо соображал… очень хотелось лечь, но Безликий тянул его все дальше за собой, не давая останавливаться…

Село было большое и богатое, тут все знали друг друга и с удивлением смотрели на маленького нищего, бредущего по дороге, опустив голову, и разговаривающего с самим собой. Хотя, может, и не нищий: грязные обрывки были когда-то явно роскошной одеждой, мягкие дорогие сапожки. Маленький раненый ребенок… Разбойников на дорогах сейчас было предостаточно, все могло случиться.

- Малыш, - сердобольная женщина тронула его за плечо.

Мальчик поднял ничего непонимающие и невидящие глаза… Безумец… Женщина отшатнулась. Но волей богини Луаны безумцы - ее дети, и, обидев их, ты обидишь саму богиню.

Глава 4.

Эпиграф к главе написан eingluyck1!

***

Уходи – убегай - только знай,

Впереди – там, где ждет мира край,

Только боль, и беда. Вспоминай –

Все, что вырвано – не забывай!

В пустоте, в немоте – не теряй -

И частичку души возвращай,

Чей ты сын, чей ты брат, Сайшес, Сай….

***

Стерты в кровь ноги и ноша легка,

Бредет по дороге, не зная куда.

Темна как могила холодная ночь.

Жестокость чужая – дитя гонит прочь

И в мире размолвок и горьких обид

Возможно – Луана его сохранит.

А если на гибель судьба заведет –

У Темной богини – приют свой найдет…

*** Село на континенте Камия.

- Идем, - успокоившись, женщина взяла мальчика за руку, и тот глухо вскрикнул…

- Ох, малыш, прости... – женщина с ужасом смотрела на покалеченную руку.

Ребенок заговорил с ней на незнакомом языке, женщина никогда такого не слышала. Да и на одном ли языке говорил мальчик? Фразы были то шипящие, с какими-то тихими свистящими звуками, то резкие, рокочущие. Но сколько женщина ни спрашивала, ничего другого она так и не услышала...

Он шел... Безликий назвал его упрямцем... са... сай... что-то вертелось на языке... и тут впервые за все время он почувствовал рядом кого-то еще. Этот кто-то вкусно пах хлебом... наверное, вкусно... он не помнил...

Вдруг этот кто-то – добрый, и ему не придется больше идти в темноте... А этот кто-то говорил с ним, но говорил так непонятно... наверное, просто не хотел, чтобы его поняли, наверное, хотел напугать... А потом этот кто-то сделал ему больно, очень...

Он схватил его за обожженную руку, боль рванулась вверх и раскаленным обручем стиснула грудь.

- Когда я закончу, у тебя не будет больше ничего, даже имени! Из тебя получится хороший Безликий…

- Нет! Мое имя Сайшес! Я не забуду...

Сайшес! Точно! Это же его имя... Теперь в этом мире можно было хоть за что-то ухватиться...

Но боль не давала удержать и обдумать новую информацию, растревоженная рука горела огнем.

- Не надо! Не надо! Я буду слушаться, не надо больше! Пожалуйста... Скажите, что мне надо сделать, я не понимаю… не мучайте… оставьте...

В голове все путалось и мешалось. Казалось, от боли он забывал слова, но приходили другие, такие же, только звучащие по-другому, но этот кто-то, подошедший и взявший за руку, все равно не понимал...

Его взяли за плечи и повели. Он споткнулся обо что-то... ступени... одна, две, три... Оказывается, он умел считать...

Его усадили и принялись раздевать, а когда его мучитель отдирал присохшие обрывки рукава от раны на плече, Сайшес закричал, вернее, хотел закричать, но не смог - сорванным голосом можно было только шептать.

А потом кто-то дал ему воду, пахнущую травой... И опять было больно, очень больно... а потом боль начала утихать, и Сайшес смог, наконец, вдохнуть. По руке текла вода... а потом опять очень резко пахло травами, и повязка закрыла обожжённую руку и плечо... на разодранную грудь легла успокаивающая мазь...

После всех этих мук ему еще что-то хотели влить в рот.

- Не мотай головой! – фыркнул Безликий, - бери, что дают, а то будешь такой же, как я.

Сайшес не хотел носить маску, она ему не нравилась, и он покорно замер. Восхитительная жидкость полилась в горло… Кажется, когда-то это называли «суп»… Он проглотил, упиваясь вкусом, и, словно птенец, снова открыл рот.

А когда он поел, его вдруг зачем-то стали протирать мокрой тряпкой... но он уже не сопротивлялся: сытое тело в тепле разморило, и он тихо заснул.

Бедная женщина смотрела на спящего мальчика, и слезы стояли у нее на глазах... На измученном ребенке не было живого места, да еще и выглядел он так, словно его не кормили месяц...

Она собрала изорванную одежду и бросила в угол (потом пригодится на тряпки), а сама принялась мокрым полотенцем осторожно обмывать несчастного. На мальчика она надела штаны и рубашку своего сына. Пусть одежда была ношеная, но целая и чистая. Потом подхватила на руки легонькое тело и уложила на широкой лавке у окна. Сапожки ребенка она поставила рядом, укрыла его одеялом и оставила в покое - пусть поспит, бедное дитя. У женщины самой детей было пятеро, и представить на месте этого ребенка одного из своих даже не хотелось…