Роберт, не мигая, посмотрел на брата, потом глубоко вздохнул, осторожно спустил ноги на пол и сел.

— Ты прав. Я виноват. Я просто не подумал... — Он потянулся за сапогами, но боль в боку заставила его охнуть. Финлей положил руку Роберту на плечо, не дав тому встать.

— Роберт, не кажется ли тебе, что пора наконец все рассказать?

— Что рассказать?

Финлей с трудом сдержал вздох. Его брат выглядел таким измученным, что это испугало Финлея. Как только их разговор закончится, нужно будет принести ему снотворное питье...

— Рассказать о том, что так тебя пугает.

— Кровь Серинлета! — тихо застонал Роберт.

— Ты можешь доверять мне, Роберт, клянусь!

— Не клянись. Ты должен в первую очередь хранить верность другим людям — например, своей семье.

— Ох, так ты думаешь, я в первую очередь предан Дженн? Великолепно, знаешь ли! Теперь вы оба сомневаетесь во мне из-за моих отношений с другим из вас! Я снова посередке, ничего не могу ни сказать, ни сделать, но все равно все время оказываюсь под подозрением! Ну и что, что я связан с другими людьми? Ты же тоже связан, как и любой человек! Или ты хочешь от меня того же, что и от Мики, — потому ты от него и избавился, что он влюбился и стал предан еще кому-то, кроме тебя?

— Замолчи, Финлей! — Роберт предостерегающе поднял руку. — Ты не знаешь, о чем говоришь.

— Мика совершил ошибку, только и всего. Простую ошибку. Ты и сам не раз их совершал, — должен бы знать!

Роберт поднялся на ноги и прошел в другой конец маленькой комнаты, к столу у каменной стены пещеры, налил себе вина из кувшина и стал пить.

Братские чувства мешали Финлею надавить на Роберта: было очевидно, что со времени схватки с малахи в Мейтленде Роберт балансирует на краю пропасти, — но те же братские чувства заставляли его стремиться к какой-то перемене, к тому, чтобы заставить Роберта принять помощь, в которой он так нуждается.

— Так чего ты боишься, Роберт?

— Проклятие, ты прекрасно знаешь, чего я боюсь! — бросил Роберт.

—Нет, мне известно только, чего ты всегда боялся. Теперь же я вижу перед собой человека, который постоянно обращается в бегство. Ты боишься встретиться с Нэшем? Боишься ему проиграть?

— Нет! Проклятие, Финлей, оставь меня в покое! — Роберт стоял спиной к брату, расправив плечи. — Я тебе уже говорил: Нэш меня не пугает. Может быть, и должен, но не пугает. Держу пари, и он меня не боится. И если он меня убьет, что ж...

— Тогда, — Финлей подошел ближе, неожиданно поняв истину, — ты боишься выиграть.

Роберт ничего не ответил.

— Твоя рука изменит мир. Да, такое может испугать. Меня бы испугало, а ведь мне неизвестно Слово... — Роберт медленно повернулся лицом к Финлею. Взгляд его был решителен и невыразителен. Оказавшись лицом к лицу с братом, Финлей был вынужден договорить: — Ты боишься того, что случится, если ты и в самом деле победишь Нэша. Поэтому тебе нужен Эндрю?

Голос Роберта его чувств не выдал.

— Я должен победить Нэша. Выбора у меня нет.

— А в пророчестве говорится...

— Это не имеет никакого отношения к пророчеству.

— Нет?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

Роберт долго не отвечал; с трудом переводя дыхание, он обошел Финлея и снова направился к постели.

— Дело не в пророчестве, Финлей. Дело во власти.

— Кровь Серинлета! — выругался Финлей, удивляясь собственной тупости.

— Ах, — вздохнул Роберт, — наконец-то он понял!

— Ты боишься, что демон станет слишком силен. И если тебе придется пожертвовать Дженн, чтобы остановить Нэша, не останется никого, кто мог бы остановить тебя, верно?

Роберт его уже не слушал. Повернувшись на бок, он поправил подушку и закрыл глаза.

— Так что ты собираешься делать?

— Я? — Голос Роберта звучал неотчетливо. — Я собираюсь попытаться уснуть.

Эндрю бродил вокруг классной комнаты, глядя, как люди входят и выходят, прислушиваясь к знакомым звукам подземной жизни, вспоминая, как все было, пока он...

Но вернуться домой он больше не может.

Разве только сначала каким-то образом повидается с Кенриком. Если он будет под защитой короля, Нэш не посмеет ничего ему сделать.

— Эндрю!

Мальчик поднял глаза и увидел вышедшего в коридор Арли.

— Плохо себя чувствуешь? Хочешь, чтобы я занялся твоими ссадинами?

Такая причина была ничем не хуже любой другой. Эндрю последовал за целителем в его комнату, сел там, где было велено, и принялся разглядывать полки и столы, заполнявшие помещение. Всюду виднелись бутыли и горшки, деревянные коробки и мешочки с травами и снадобьями, применения которых Эндрю и вообразить себе не мог.

Что ж, по крайней мере он видел, как многого не знает.

— Расскажи мне, где болит.

Эндрю заморгал и посмотрел на Арли, который ловко разматывал повязку у него на плече. Одной руки у целителя не было: кисть давным-давно была отрублена, и рана зажила.

Когда это произошло? И что чувствовал Арли... и почему не пожелал убить человека, который так безжалостно его искалечил?

Как случилось, что Эндрю вырос в Анклаве, зная этого человека с детства, но не узнал о нем такой важной вещи?

— Арли, — начал мальчик, стараясь не дергаться, когда целитель принялся накладывать мазь, — что случилось с твоей... твоей рукой? Когда ты ее лишился?

Арли, сосредоточившись на все еще воспаленной ране, рассеянно ответил:

— Это было в день, когда я повстречал твою мать. Они с Робертом спасли мне жизнь. Даже дважды. Во второй раз им помогал Мика. Мне повезло в тот день.

— Повезло? Твою жизнь пришлось спасать дважды в один день, а ты говоришь «повезло»?

— Разве было бы лучше, если бы никто не пришел мне на помощь, а? — Арли улыбнулся Эндрю, и мальчик улыбнулся в ответ.

— Так как это случилось?

— Мы с Мартой возвращались в Анклав и проходили через деревню, в которой несколько ребятишек заболели. Я приготовил лекарство и дал им, но в это время Гильдия как раз захватила в свои руки лечебницы и богадельни, так что...

— В 1354 году?

— Верно. Любой, кто занимался лечением людей, если это не был гильдиец, считался нарушившим закон. Меня арестовали. Гильдийцы привязали меня к триуму на окраине деревни и отрубили левую руку в качестве наказания. Я истек бы кровью, если бы Дженн не отвлекла стражников, а Роберт в это время не освободил.

— И с тех пор прошло... шестнадцать лет?

— Точно. — Арли кончил перевязывать рану и стал убирать мази и бинты.

— И ты... ты не огорчен?

— Огорчен чем?

Эндрю дождался, пока целитель повернется к нему лицом, и выпалил:

— Ты не огорчен тем, что Роберт не спас тебя до того, как гильдиец отрубил тебе руку?

Брови Арли поползли вверх. Он прислонился к столу и сложил руки на груди.

— Не знаю. Я никогда об этом не задумывался. Пожалуй, мог бы огорчиться...

— Думаю, что я бы огорчился, — с уверенностью сказал Эндрю.

— А может быть, — задумчиво протянул Арли, — ты стал бы винить себя в том, что позволил ситуации так сложиться.

— Я... — Эндрю не смог найти правильных слов, но одну ошибку в своих рассуждениях обнаружил; как оказалось, он понимал больше, чем считал. — Как раны у мамы?

Арли не удивился резкой перемене темы разговора.

— Ей теперь гораздо лучше: Ключ рядом. Раны у нее чистые и хорошо заживают. Дженн очень рисковала, но я уверен: она скоро полностью поправится.

Очень рисковала, защищая его... Как делала всегда, несмотря на опасность для собственной жизни... Как делали Белла и Лоренс, зная, что рано или поздно он станет мишенью... Неужели он дожил до четырнадцати лет, не видя вокруг себя таких важных вещей?

— Спасибо, что перевязал меня. — Эндрю медленно двинулся к двери.

— Рад помочь, — улыбнулся Арли, но Эндрю не смог улыбнуться в ответ.

Выйдя в коридор, он обнаружил, что там его дожидается Хелен. Ее улыбки оказалось достаточно, чтобы все печальные мысли разлетелись.