— Так, наверное, сказал бы сам Генри.

— На вашем месте я не стал бы тревожиться и о маме.

— Вот как? Почему же?

— Потому что я давно уже убедился: как ни беспокойся о ней, в ее судьбе это ничего не меняет.

— У тебя тут богатый опыт? — Когда Мика кивнул, Эндрю добавил: — Так о ком же мне тогда тревожиться?

Наивный вопрос заставил Мику улыбнуться. Казалось, его открытое лицо озарилось солнечным лучом.

— Тревожьтесь о своих уроках, тревожьтесь о собственном будущем, мой мальчик. Вспомни, как во многом тебе повезло. Наслаждайтесь жизнью, пока можете.

— Ах, теперь ты и в самом деле говоришь в точности как Генри!

— И будь почтителен с теми, кому ничего не стоит вас высечь. — Мика дал шпоры коню, но Эндрю опередил его. Его смех разнесся по всей долине.

Мика отсчитывал деревья. Он точно знал, сколько их растет вдоль дороги, разделяющей два поля, также как точно знал, как близко может позволить себе приблизиться к Мейтленду, по крайней мере пока не сгустились сумерки.

Эндрю скакал впереди; теперь, когда от дома его отделяли минуты пути, стало заметно, как он устал. Эндрю откинул капюшон, а плащ закинул за плечи, как будто зимний мороз кусал любых путников, но только не его. Что ж, таково преимущество молодости... Ветер трепал черные волосы Эндрю, несколько более длинные, чем диктовалось модой, хотя и не такие длинные, как у его отца, — если, конечно, Роберт все еще носил длинные волосы...

Мика нахмурился. Скрывать правду становилось все труднее. С каждым годом ум Эндрю становился острее. Интересы его тоже делались разнообразнее, так что Мике с трудом удавалось поспевать за своим подопечным. Однако особый интерес мальчика всегда и при всех обстоятельствах вызывала любая мелочь, касающаяся Роберта. Почему бы это? Может быть, в глубине своего естества он нес знание о том, что Роберт — его отец? Или просто Эндрю вырос в стране, где было так мало героев, которым можно было бы подражать?

Рано или поздно Мика непременно проговорится — он был в этом уверен. Однажды, когда Эндрю задаст один из своих бесконечных вопросов, или потребует от него новых подробностей, или оживит в нем чувства, о которых Мика предпочитал не вспоминать... вот тогда он и скажет что-нибудь невпопад, и Эндрю начнет задавать новые вопросы, а кончится все тем, что мальчик усомнится: что в его жизни реально, а что — нет... Усомнится в том, кто он есть и кому можно доверять.

Дженн никогда не требовала от Мики обещания ничего не говорить Роберту; она только просила его открыть тайну лишь в ответ на прямой вопрос. Однако Роберт Мику никогда ни о чем не спросил, и теперь, через четырнадцать лет, тот не был так уж уверен, что захочет все рассказать.

— Ты останешься на праздник Зимнего Солнцестояния? — спросил Эндрю. — Или отправишься проведать свою семью во Фланхаре?

— Да у меня просто не будет на это времени, — спокойно ответил Мика. Какой смысл давать мальчику новый повод для тревог... — В это время года не успею я туда добраться, как нужно будет возвращаться. На этот раз ведь вы пробудете в столице всего несколько недель. — Мика не расставался со своим подопечным ни на день, если тот не был вынужден исполнять свои обязанности при дворе. Мика всегда был рядом, сберегал, заботился, учил — слуга и брат, учитель и товарищ.

Делал все, чтобы этот мальчик выжил и достиг зрелости. Делал потому...

Каковы бы ни были причины вначале, за прошедшие годы они изменились: узнав Эндрю, Мика полюбил его.

— Ты придешь в большой дом?

— Сегодня нет.

— Но через несколько минут стемнеет. Никто тебя не увидит.

— Я лучше отправлюсь к себе и разожгу огонь до того, как начнется непогода. В моем коттедже стало сыро и холодно за недели моего отсутствия.

— Я приду завтра и помогу тебе навести чистоту, если хочешь.

— Спасибо, — улыбнулся Мика. Ну как можно не любить этого мальчика, сына Роберта и Дженн, вобравшего в себя все лучшее от родителей! Мика мог только молить богов, как делал ежедневно за эти четырнадцать лет, чтобы Эндрю миновало проклятие, омрачившее жизни его родителей.

Мика отсчитал последнее дерево, до которого было безопасно доезжать, и остановил коня. Эндрю помедлил и с улыбкой обернулся к нему.

— Отправляйся домой. Тут уж со мной ничего не случится.

— Лучше я послежу, милорд, — ответил Мика улыбкой на улыбку. Такая игра уже стала у них обыкновением, своего рода ритуалом.

— Поезжайте. Тетя и дядя ждут вас, не сомневаюсь, у ярко горящего камина с горячим ужином. Вспомните обо мне, когда будете наслаждаться угощением и теплой чистой постелью.

— Сделаю все от меня зависящее, чтобы совесть меня терзала, если тебе от этого станет уютнее.

— Конечно, станет, милорд. Ладно, отправляйтесь. Эндрю кивнул.

— Спасибо тебе. Утром увидимся. — Он еще мгновение помедлил, потом повернул коня и поскакал к дому. Тропа вела по полю, мягко понижавшемуся к Мейтленд-Мэнору, так что ничто не мешало Мике следить за подопечным. Ему приходилось скрываться, делать вид, будто его вообще нет поблизости. Многие еще помнили его имя; кое-кто знал его в лицо и не забыл, что Мика был другом и помощником Роберта Дугласа, мятежника. Поэтому-то Мика и оставался в укрытии, следя, чтобы сын мятежника благополучно добрался до дома. Он видел, как перед мальчиком широко распахнулись ворота, как приветливо махали ему слуги; наконец ворота закрылись, обещая безопасность. Только тогда Мика позволил себе покинуть пост и двинуться к собственному жилищу.

— Эндрю!

Не успел Эндрю спешиться, как попал в горячие объятия. Тетушка Белла обычно не проявляла своих чувств так пылко, но когда племянник возвращался домой — где бы он ни был, — она позволяла себе забыть об обычной сдержанности.

— Ты совсем замерз! — Белла, хмурясь, отступила на шаг, чтобы лучше разглядеть Эндрю. — И такой бледный! Что-нибудь случилось?

Вопрос был задан с осторожностью: тетушка Белла за все эти годы не утратила привычной осмотрительности. Эндрю только улыбнулся и покачал головой. Не мог же он рассказать о погоне за их отрядом в Шан Моссе, о смерти Генри, о тревогах из-за нового указа Осберта, — все это ничего не значило бы для Беллы.

— Нет, дорога обратно была нетрудной: снега еще не очень много.

— Ты наверняка голоден! Пошли скорее в дом, ты хоть согреешься. — Белла повернулась и повела племянника в холл. Знакомые деревянные панели на стенах, ярко горящий камин, три факела на противоположной стене — все в точности так, как Эндрю помнил.

До чего же хорошо вернуться домой!

Белла не позволила ему долго любоваться знакомой картиной. Обняв племянника за плечи, она повела его к величественной лестнице в дальнем конце помещения, говоря по дороге:

— Лоренс скоро вернется. Ты увидишься с ним за ужином. Я приказала приготовить тебе ванну, как только узнала, что ты показался на дороге. По-моему, ты вырос еще на дюйм с тех пор, как уехал.

Эндрю рассмеялся и оглянулся, чтобы удостовериться: никто, кроме тетушки, его слов не услышит.

— Финлей говорит, что к лету я стану таким же высоким, как он сам.

Улыбка Беллы стала заметно более натянутой. Эндрю не обратил на это внимания. Он давно уже привык к ее отношению ко всему, что касалось его поездок в Анклав. Если бы Белла могла повернуть все по-своему, он вообще не мог бы туда ездить и должен был бы удовлетвориться редкими посещениями матери, совершаемыми в глубокой тайне.

— Что ж, не сомневаюсь, что так и будет, — наконец сказала она. Ее собственное сходство с Дженн было совершенно поразительным, хотя она была выше сестры, а теперь еще и заметно полнее. У Беллы были такие же сверкающие синие глаза, такие же густые черные волосы, хотя на висках появились седые пряди; впрочем, они казались скорее украшением. Она бывала жесткой и неуступчивой, но Эндрю все равно любил тетушку, несмотря на некоторую ограниченность ее взглядов.