...Пригнувшись, бритый перебежал к сараю, приподнял и свалил на сторону остатки крыши... и послышался густющий непрерывный мат.

   - ...твою мать! Ну твою ж мать! Тут, б...ь, никого нет! Только ё...е куры дохлые!!! Твою мать, твою мать!!!

   - Как нет?! - спросил второй негр, привстав. - Где же он?! Смотри лучше!

   - Да нет тут никого! - бритый бешено пнул опорный столб, отскочил - столб упал - и снова начал рыться в обломках.

   - Я чегой-то на измену подсел... - пискнул негритёнок, пуча глаза. - Браза Том, чего ж мы его никак убить-то не можем?

   "Браза Том" не ответил, потому что не успел. Он широко открыл рот, икнул, закашлялся кровью и упал, показав негритёнку глубоко вошедшее справа в шею небольшое полотно циркулярной пилы. А за ним, в каких-то пяти шагах, стал виден стоящий на колене белый мальчишка - бесшумно подползший сзади. Сосредоточенный, спокойный, с очень внимательными глазами. На первый взгляд даже безоружный, хотя это было невероятно...

   ...Трусость чёрного сопляка спутала все планы Уилфа, собиравшегося убрать обоих бандюг без шума. Негритёнок вскочил и бросился бежать, не разбирая дороги, с истошным воплем. Отбежать он успел ярдов на двадцать - Уилф быстрым пластичным движением плеч, рук и бёдер перебросил из-за спины навскидку СКС и влепил пулю ему между лопаток, отчего тот раскинул руки, промчался ещё шагов пять, как его родственники-бегуны на этих дерьмовых дорогих показухах, Олимпиадах, а потом шмякнулся ничком, смешно взбрыкнув ногами. И остался валяться, даже не дёргаясь. Но вот бритый воспользовался этим по полной. Уилф крутнулся на колене, одновременно падая назад - и в метре от него взорвалась М26, старая надёжная ручная граната.

   Уилфу повезло - если вообще считать везением то, что "на автопилоте" делает человек с хорошим боевым опытом. От взрывной волны и осколков его более-менее защитило тело убитого негра, но что-то рвануло правое бедро и словно бы кипятком обожгло лицо тоже справа. Мир перекосился и начал рассыпаться... но, к счастью, не рассыпался до конца, собрался вновь в цельную, хотя и вздрагивающую картинку.

   Бритый негр бежал к нему, делая огромные прыжки и на бегу перезаряжая короткий автомат. Уилф потянулся за пистолетом и достал его, хотя от этого движения мир снова начал колебаться, переворачиваться и темнеть. Но терять сознание было нельзя ни в коем случае - негр искривил рот, побежал быстрее, вопя устрашающе:

   - Твою мать, снежок, я тебя порву, я порву тебяаааа!.. - вот только пальцы у него тряслись вместе с лицом, и Уилф выстрелил на секунду раньше, чем бритый примкнул магазин - тому оставалось пробежать ярдов пять.

   - Йййай!!! - истошно вскрикнул-завизжал негр, перекосившись на левый бок и закрутившись. Выстрелил длинной очередью куда-то в сторону, и второй - последней в пистолете - пулей - Уилф снёс ему полчерепа.

   Потом - всё-таки потерял сознание...

   ...Когда Уилф очнулся, то в двух метрах от него, растопырив крылья, сидел и внимательно разглядывал мальчика огромный гриф - отвратительно воняющий падалью. Несколько его родичей, вопя и то и дело схватываясь, расклёвывали труп бритого; там, где упал негритёнок, тоже шёл обед, и возле ограды и дороги, кажется, тоже. Увидев, что лежащий открыл глаза и зашевелился, гриф недовольно зашипел и заковылял к своим приятелям, многообещающе оглядываясь.

   - Сука пернатая, - сказал мальчишка и громко застонал. Потом потрогал лицо - оно было в крови, и на миг ему показалось, что выбит глаз. Но глаз был цел, только залит кровью. Зато почти не шевелилась онемевшая, тяжёлая, как бревно, чужая какая-то, правая нога, и земля под мальчишкой промокла от крови. Слабость поселилась в теле, придавила его свинцовым грузом. Уилф понял, что может умереть. Что в сущности уже умирает. Это было не страшно, но досадно и обидно. Не хотелось умереть вот так и быть сожранным падальщиками. Это было почти смешно, недавно он бы и посмеялся, скажи ему кто такое - но смерть сама по себе не пугала, пугала её отвратительное "потом", воплотившееся вот в этих поганых птицах.

   Снятым с карабина ремнём он, хрипя от усилий, натуго перетянул ногу. Подобрал валяющийся рядом "смит-вессон", старательно убрал его в кобуру. Уилфа тошнило, мерзко ёкало и замирало сердце, рот раздирала зевота, и хотелось опять лечь и закрыть глаза. Но грифы орали рядом, напоминая, что закрывать глаза как раз и нельзя.

   За каким чёртом он напал на этих ниггеров, когда мог спокойно улизнуть с разгромленной фермы, где заночевал - Уилф не знал. До лесов Флориды оставалось всего миль пять, они виднелись на горизонте. Три часа осторожного хода. Всего лишь три часа. Он столько шёл, он был так осторожен, он так стремился к этой цели. И вот - остались всего пять миль. Три часа.

   И теперь они сделались, пожалуй что, непреодолимыми.

   О Господи, правый мой Боже, подумал Уилф. Я ещё мало убил их, Господи, не бери меня пока, я ещё мало послужил твоим мечом, Господи...

   Он обернулся на шум. За дорогой на небольшой высоте стремительно пронеслись два боевых самолёта. Ни марку, ни чьи они - федеральные или свои - Уилф не успел разобрать. Подтянув к себе карабин поближе, он перевалился удобней, хотел встать и даже встал было... но голова закружилась, потом в затылок плавно, с садистской неторопливостью, вошёл длинный, добела раскалённый стальной клин, вырвался, разбрызгивая расплавленную боль, между глаз наружу, сверкнул ослепительно, стирая весь мир - и Уилф, дико вскрикнув, рухнул ничком, снова потеряв сознание.

* * *

   Уилф открыл глаза.

   - Очнулся?

   На какой-то момент ему вдруг пришла в голову спасительная мысль: всё, что было на улицах Талахасси, его бегство по загородным дорогам, стрельба, кровь, взрывы и расправы, вообще все последние два месяца - это просто сон, какой-то голливудский кошмар-боевик. Потому что он лежал в кровати, а воспоминания казались размытыми и отдалёнными. Господи, он никогда больше не взглянет на всю эту чушь на экране, где вместо крови - алая краска, а умирают так детально и ярко, только бы это - всё вот это! - было сном...

   Но - это подумалось лишь на секунду.

   На него смотрело лицо незнакомого мальчишки - загорелое, с отросшими волосами пшеничного цвета, забранными в длинный хвост на затылке, сероглазое. Мальчишка был в распахнутой маскировочной куртке на голое тело и сидел на краю кровати, на которой лежал Уилф. Кровать стояла явно не в доме Матмэнов, а в какой-то другой комнате. Мальчишка был совершенно чужой и говорил с сильным акцентом, похожим на акцент Дэни. Мёртвого Дэни. Друга. Первого в жизни настоящего друга.

   Русского.

   Нет. Не приснилось.

   Ничего не приснилось.

   Уилф попытался сесть и что-нибудь уяснить для себя, но в правую ногу толкнуло сперва тупой, а потом огненной болью, стало очень плохо, и он, крепко зажмурившись, откинулся на подушку - весь покрытый потом и тяжело дышащий, с противным гомом в горле - казалось, туда перепрыгнуло и толкается наружу сердце.

   - Ясно, - констатировал мальчишка. - Лежи. У тебя дырища в правом бедре и общая контузия, - он легко распоряжался словами, без напряга говорил, но сильно коверкал английский этим самым акцентом. - Юлька принесёт бульон.

   - Сколько я тут лежу? И где я? - Уилф открыл глаза, проклиная себя за то, что не может даже вытереть противный пот с лица. Мальчишка ловко и аккуратно промокнул лицо Уилфа какой-то тканью с тумбочки рядом.

   - Третьи сутки. Близняхи тебя нашли на тропинке за полем... возле другой фермы, которая у дороги... Где? А я сам не знаю. Ферма. Пустая... - мальчишка помолчал. - Ты из Талахасси?

   - Из Талахасси, - Уилф смог наконец провести рукой по лицу. - Не помню, как... нас разбили... и я... Там был ад. Я был в аду. Это я помню точно.

   - Я знаю, - мальчишка посмотрел в сторону, на зашторенное окно, за которым явно был летний день. - Я тоже там был. На складах... - он прямо посмотрел в глаза Уилфу. - Я русский. Нас привезли продавать. Говорили, что "усыновлять", но это фигня. Продавать.