Штурм завершился в считанные минуты, о чем возвестил нестройный, но громогласный победный клич. Еще довольно долго изнутри доносились треск взламываемых дверей, звон посуды и радостные возгласы.

А потом настало молчание.

Никто не выходил из ворот, шатаясь под тяжестью добычи, никто не орал похабных песен, упившись драгоценными винами, никто не насиловал прислугу, если таковая еще оставалась в цитадели.

– Поставьте палатку, – устало сказала Надежда. – Или хотя бы постелите попону. Я хочу отдохнуть.

– Что все это означает? – спросил не на шутку встревоженный Артем. – Что там могло случиться?

– Все, кто вошел в цитадель, мертвы. И больше я ничего не знаю. О-о-о, – вдруг поморщилась она.

– Что с тобой? Ты не ранена?

– Нет. Это ребенок… Первый раз он шевельнулся во мне.

Смежив глаза, Надежда лежала на мягком чепраке, сработанном из шкуры какой-то огромной кошки и богато изукрашенном золотыми кистями и бронзовыми колокольцами. Тени быстро бегущих облаков проплывали по ее лицу, то пятная ярким светом, то затушевывая серой усталостью. Яшт, сидя в отдалении, смотрел на нее, и в глазах молодого жестянщика было такое искреннее, прямо-таки молитвенное восхищение, что Артем даже немного позавидовал приемному сыну Азда. Ничего похожего на ревность даже не шевельнулось в его груди. Это был совсем не тот взгляд, которым мужчина смотрит на соблазнительную женщину, скорее это был взор верующего, созерцающего алтарь своего божества.

Калека ходил вокруг, отгоняя в беспорядке разбредшихся лошадей. Несколько коноводов, оставшихся при них, почуяв неладное, давно сбежали.

– Ты не забыл, как обращаться с клинком? – не открывая глаз, спросила Надежда.

– Нет, – ответил Артем.

– Если со мной что-нибудь случится, тебе придется мстить за меня.

– Где сейчас опасность?

– Опасность со всех сторон. Стардах придумал мне какую-то ловушку. Лучше бы мы дождались встречи с ним в чистом поле.

– Может, сейчас нам разумнее будет отступить?

– Никогда! – Надежда вскочила так стремительно, что Артем даже не уловил мгновения, когда ее тело отделилось от разостланного на земле чепрака. – Мы сейчас же войдем в цитадель, и будь что будет. Время работает против нас, уясни это себе. Я ведь не могу носить ребенка под сердцем вечно. Ты и Калека пойдете со мной. Стардах не страшен вам в такой мере, как другим. Особенно когда я рядом с вами. А ты, Яшт, оставайся здесь. Забейся в какую-нибудь щель, притворись мертвым и ожидай, когда тебя позовут.

Решительным шагом она двинулась к цитадели, но не напрямик, к воротам, а в обход, к дальней башне. Клинок – впервые во владениях максаров – развернулся на всю свою длину, и в ров посыпались сначала каменные зубцы, затем плиты и колонны, поддерживающие свод, а уж потом рухнула и вся башня, разрубленная вдоль и поперек. В стене образовался пролом, пока еще скрытый от глаз плотной клубящейся массой пыли; к нему вело нагромождение булыжников, кирпича, расщепленных свай и другого строительного мусора, в который имеет свойство обращаться любое многоэтажное здание, внезапно покинувшее фундамент. По этому импровизированному мосту маленький отряд и вошел в цитадель.

Первое, что они увидели (кроме, конечно, угрюмой громады внутреннего замка да многочисленных пристроек, превративших эту дьявольскую скворешню в подобие Вавилонской башни), были бренные останки их воинства, столь неосмотрительно покусившегося на сокровища Стардаха. Одни вповалку лежали на плитах двора, другие – в проеме выбитых дверей парадного входа, третьи – вперемешку с мешками, сундуками и бочками, извлеченными из кладовых, – на истертых ступенях замковой лестницы. Позы, в которых их заставила окостенеть мгновенная смерть, выглядели весьма причудливо, однако выражение застывших лиц было одинаковым у всех – выпученные от ужаса глаза, оскаленные рты с вывалившимися, а иногда и напрочь откушенными языками, обильная седина, побившая немытые и нечесаные гривы. Невозможно было даже представить себе, какое кошмарное наваждение могло так испугать этих головорезов, ожесточившихся в постоянном насилии и давно продавших свою душу (а возможно, никогда ее и не имевших).

Перешагивая через неподвижные тела, Надежда вышла на середину двора, предварительно измерив клинком расстояние до ближайших пристроек (некоторые при этом обвалились). Артем догадался, что она опасается нападения Стардаха из-за какого-нибудь укрытия и старается сохранить вокруг себя круг безопасности диаметром в пятьдесят шагов, что при разнице в длине клинков на одну треть давало ей безусловное преимущество в схватке.

Вот только что же будет, подумал он, когда сражаться придется внутри замка, в узости коридоров и в тесноте винтовых лестниц? Там ведь особо не размахнешься, если только не собираешься, по примеру Самсона, похоронить себя вместе с врагом.

– Стардах! – изо всей мочи крикнула Надежда, оглядываясь по сторонам. – Ты велел мне вернуться, и я пришла! Почему ты не встречаешь меня?

Узкий обломок стены одной из построек, с обнажившимися внутренностями комнат, зависшими в пустоте лестницами и распотрошенным добром, до этого чудом сохранявший вертикальное положение, рухнул, еще в падении распавшись на каменное крошево, – и это был единственный ответ на ее слова.

– Выходи! – снова крикнула Надежда. – Иначе я вдребезги разнесу твое гнездо.

В доказательство своих слов она сверху донизу вспорола фасад замка, который, впрочем, устоял, за исключением одного-единственного портика перед входом.

– Не забывай, что это также и твое собственное гнездо, Ирдана. – Голос, раздавшийся со стороны ворот, заставил всех вздрогнуть. – Чтобы восстановить его, понадобится немало сил и времени.

– Если такова цена моей жизни, я согласна! – Клинок, опустившись, замер, направленный на какую-то цель, и, проследив за ним взглядом, Артем разглядел наконец Стардаха.

Максар стоял в узком промежутке между привратной башней и стеной кордегардии, но темнота за его спиной была более густой, чем обычная тень. С двух сотен шагов было трудно определить, во что он одет и чем вооружен, но его яростный взор разил даже на таком расстоянии, а голос гремел, как горный обвал.

Калека резко дернулся, словно от удара невидимого бича, и подался поближе к Надежде. Даже у Артема на какой-то миг затуманилось сознание и затряслись поджилки.

– Разве я когда-нибудь грозил тебе смертью? – продолжал вещать Стардах. – Наоборот, я уготовил тебе участь, которой может позавидовать любой максар. Мы вместе будем править миром. Только ты и я. Железной пятой ты растопчешь всех, кто не пожелает нам покориться, и сметешь во мрак небытия все народы, в душах которых осталась хотя бы капля строптивости.

– Но сначала ты отрежешь мне голову, заставишь питаться через кожу и лишишь дара речи, как уже сделал однажды с этим несчастным. – Надежда указала на Калеку. – Нет уж! Позволь мне остаться такой, какая я есть.

– Тебе никогда не стать настоящим максаром, – нарочито печально сказал Стардах. – Ты чужая нам. Создавая твою новую сущность, я что-то проглядел. Придется начинать все сначала.

– Не придется, – заверила его Надежда. – Потому что я убью тебя, Стардах!

– К сожалению, я ничего подобного обещать не могу. Ты мне нужна живой.

– Сейчас я обрушу на твою голову все эти стены и башни! Даже ты не сможешь выбраться из-под такого роскошного надгробия!

– Позади меня, как ты можешь убедиться, тайный ход в подземелье, которое простирается на десятки тысяч шагов во все стороны, а глубиной впятеро превышает высоту этих стен. Там ты не достанешь меня даже с помощью своего необыкновенного клинка. Так что схватка еще только начинается, дочь моя. Я удаляюсь, но оставляю дверь открытой. Приходи, когда примешь мое предложение. Заодно мы решим и судьбу твоего будущего ребенка. Возможно, я даже сохраню ему жизнь. Сама знаешь, в обмен на что.

– Ему все известно, – сказала Надежда после того, как Стардах исчез, канув во мрак подземного хода, как вурдалак в раскрытую могилу. – И о клинке, и о ребенке.