Когда Турецкого попросили поучаствовать, он долго смеялся. Ведь ответ лежал на поверхности! Для порядка он поговорил с работниками наружного наблюдения, с опозорившимися детективами, осмотрел квартиру и укрепился в своих выводах. Работники милиции упустили из вида кожаный коричневый кейс, который был при Шаровском. А ведь оперативник, следивший за ним, хорошо его рассмотрел. Кейс пропал вместе с фигурантом. Турецкий мягко попросил Козлова во всем признаться, не усугублять свою вину…
Дело было проще, чем воровство кошелька из сумки пенсионерки. Детектив Козлов сдался без сопротивления, ссылаясь на минутное помешательство, на сложное семейное положение, на кризис, на безупречный послужной список, который непременно должен ему зачесться, и в конце пустил скупую мужскую слезу.
В этой квартире действительно отсиживался после «банковской работы» мошенник Шаровский. Он имел хороший слух. И когда в двери заскреблась отмычка, он сообразил, что это не дворник, испугался, заметался по квартире, и уж совершенно непонятно, какой психологией объяснить, почему, он оказался в ванной. Словно чувствовал, что спасение не за горами.
Итак, детектив Козлов, заперев входную дверь на отмычку, первым делом сунулся в ванную, увидел испуганного взъерошенного человечка, прижимающего к груди кожаный кейс.
«Пожалуйста, — прошептал человечек, — не говорите своим коллегам, что я здесь. В этом кейсе почти миллион долларов. Он ваш. Только помогите мне отсюда убраться».
У детектива помутился разум. На семейном фронте зрела катастрофа, предстоял развод с дележом квартиры и прочего совместно нажитого имущества. Чугунным грузом висели два кредита. В общем, разум помутился. Он сумел сохранить внешнюю невозмутимость. Прикрыл дверь в ванную, махнул коллегам — никого там нет, они пошли дальше… А когда коллеги рассосались по квартире, Козлов открыл ванную и выпустил взъерошенного человечка. Посмотрел в глазок — на площадке не было никого, работник «наружки» спустился пролетом ниже, и закурил, отвернувшись к окну. Для порядка Козлов заглянул в кейс. Да уж, доллары… Миллиона, как потом выяснилось, там не было, Шаровский успел рассовать по карманам несколько пачек, но и те шестьсот с гаком, что потом насчитал Козлов, его устроило.
Отобрав кейс, он выпустил Шаровского, и тот на цыпочках прошел площадку, побежал куда-то вверх. Позднее выяснили, что он отсиделся в квартире на пятом этаже, предложив хозяйке за «беспокойство» пачку валюты, а когда опасность миновала, покинул тревожный район.
Козлов запер дверь на задвижку, побежал в ванную комнату, сунул добычу под ванну, где царил сантехнический ужас, и, спустя мгновение примкнул к коллегам, лихорадочно обшаривающим квартиру. Позднее, когда уехало возмущенное начальство, забрал «дипломат» из квартиры, и спрятал в груде строительного мусора этажом ниже. Там делали ремонт, и хлам выбрасывали из квартиры. А поздно вечером вынес из дома и спрятал в камере хранения Белорусского вокзала…
Гонорара за проделанную работу Турецкий не получил, но позабавился вволю, доказав себе и окружающим, что «тайны запертой комнаты» не существует. Когда его попросили принять дальнейшее участие в поисках сбежавшего Шаровского, он решительно отказался, заявив, что уже и так достаточно посмеялся. Пусть ловят специалисты, а он простой частный сыщик.
Беглого мошенника так и не поймали, так что остается загадкой, кого и в какой стране он в данный момент дурачит…
Дверь распахнулась, и в проеме образовался хмурый Голованов — номинальный глава детективного агентства «Глория». Угрюмо посмотрел на отдыхающих работников, покачал головой, вздохнул.
— Александр Борисович, тебя ждут в моем кабинете. Зайди туда, пожалуйста. А я уйду на часок-другой.
— Ждут? — уточнил Турецкий. — Или поджидают?
— Смешно, — пробормотал Голованов, — Это потенциальная клиентка. Я включил ей телевизор. По ней не скажешь, что она опаздывает на поезд. Поэтому еще часок можете тут посидеть, потом сходить пообедать…
Мягко закрылась дверь. Турецкий и Плетнев недоуменно уставились друг на друга.
— Это то, о чем я невзначай подумал? — Плетнев сглотнул.
А как же Мальта с конспирологами? Они воскликнули почти в унисон:
— Голованов, ты не в отпуске?
Дверь приоткрылась, явив печальный глаз директора.
— Завтра уезжаю, завтра. Сколько можно вам об этом говорить?
Дверь закрылась.
— Странно, — Турецкий почесал за ухом, — я, видимо, где-то ошибся.
— Я тоже включу телевизор, — пробормотал Плетнев, вооружаясь пультом. Осветился канал, круглосуточно освещающий жизнь моделей и показы нижнего белья. Несколько минут сыщик пристально всматривался в фотосессию какой-то странной особы, возможно, и обладающей шармом, но имеющей достаточно «альтернативную» внешность. Расстроено качал головой, бормоча, куда же катится этот мир. Потом воскликнул, что этой даме надо срочно посетить пластического хирурга.
— Хвост пришить, правильно, — пробормотал Турецкий, выходя из кабинета.
Потенциальная клиентка выглядела гораздо интереснее. Она была сравнительно молода, худощава, черноволоса, в одежде предпочитала зеленые цвета и того же цвета кепку, увенчанную трогательным помпоном. Волосы под кепку она не заправляла, они свободно струились по узким плачам, придавая облику посетительницы дополнительную загадочность. Окончательно же ее (загадочность) укреплял меланхоличный, с поволокой взгляд зеленых глаз, больше подходящий изнеженной светской даме, а не девушке-унисекс в кепке. Она смотрела на Турецкого печально, внимательно, с затаенной надеждой. На включенный директором телевизор она не обращала внимания, там не на что было смотреть.
— Вы так меня пожираете, словно хотите замуж, — не совсем удачно пошутил Турецкий, садясь в кресло Голованова.
— Можете взять, — посетительница пожала плечами, — кто бы возражал? Молчу, готовлю, голова не болит.
— До чего довели людей, — улыбнулся Турецкий, — Во времена глобальных катаклизмов люди готовы на все. Что еще? Дом в кредит, дерево в подарок, сына родить от соседа? К сожалению, леди, я уже женат, иначе внимательно рассмотрел бы ваше предложение. Итак? Вы терзаетесь проблемой выбора? Вам некуда пойти? Ваша жизнь дала трещину?
— Проблема выбора… как смешно вы сказали, — прошептала посетительница, опуская глаза. — Очень часто, уважаемый сыщик, нам приходится выбирать не из того, что мы хотим иметь, а из того, что боимся потерять. Понимаете?
— Не совсем. Трудности перевода, знаете ли.
— А, ладно, — отмахнулась она. — Что умерло, то умерло, как говорится…
Странная беседа подходила к сути того, зачем девушка Женя пришла в детективное агентство. Полное имя посетительницы Евгения Геннадьевна Мещерякова, 29 лет. Филолог по образованию, произошла из хорошей московской семьи — мама доцент, папа декан (или наоборот, Турецкий плохо уловил), прописана с родителями в одной квартире на проспекте Мира. Работает не всегда и не часто, поскольку крайней нужды в деньгах не испытывает, но в прошлом месяце брала пару частных заказов, чтобы совсем уж не забыть, чему ее обучали в университете.
Но дело в другом. Посетительница рассказала свою печальную историю любви. У нее был роман — крепкий, с долгоиграющими последствиями — с модным художником по имени Роман Кошкин. Действительно модный художник, его пол-Москвы знает.
Турецкий, видимо, относился к другой половине, виновато улыбнулся.
Хороший скромный парень, чурающийся богемы (ну, или почти чурающийся…). Писал картины в лучших традициях Клода Моне, Сезанна, Гогена, имел оригинальный, но без глупостей, взгляд на окружающую действительность. Обладал прекрасным воображением, его картины лучились светом, нежностью к женщине, особенно, к той единственной (не будем показывать пальцем)… Его любили, он пользовался бешеным успехом.
Она расписывала, почти захлебываясь, достоинства художника, Турецкий делал вид, что ему страшно интересно, кивал, но мысленно витал в других измерениях. Когда пошла конкретика, он очнулся.